Мара из Троеречья (СИ) - Gradiva Gala - Страница 27

— Стойте! — выскочила тетка-зачинщица. Недобрый огонек блеснул у нее в глазах. — Девка трех слов не успела сказать, а ее поймали на лжи. Дураки вы все, раз чужаков послушали! Дураки легковерные!

Местные зашумели и стали возвращаться. Лис нервно икнул, завидев блеснувшие вилы. Микул скрестил руки на груди, прикрывая новых знакомых. Толпа разволновалась — зачинщице удалось попасть в яблочко.

— Пусть докажут! — выкрикнул грубый голос.

— Тогда и поверим! — добавил чей-то тоненький голосок.

— Докажем, докажем. Щас, — рявкнул Лис.

Он зло сплюнул на землю и расшнуровал котомку, повозившись с узлом. На новые лапти крикуньи Марьяны шмякнулись два куска мяса. Местные тут же прикрыли носы — запах в безветренную ночь колом встал посреди площади.

— Это что за пакость? — завизжала зачинщица, кутаясь в свой цветастый платок и брезгливо дергая ногой. — Ну и вонища!..

Лис обвел селян победным взглядом. Стоящие в первых рядах теперь пожалели, что заняли козырные места — от запаха протухшего ливера выворачивало наизнанку, а уйти было никак — народ подпирал сзади, чтоб получше рассмотреть происходящее — до них вонь пока не добралась.

— Это печень и сердце зверюги, которая ваших односельчан пожрала. Извините, — ёрничая, расшаркался Лис, — что в таком неприглядном виде. Хотели вашей знахарке загнать по грабительской цене, да пока вы тут препирались, всё стухло. Утром занесете компенсацию.

Микул, услышав про компенсацию, скис, но потом подумал, что лучше уж так, чем объяснять названному брату, почему его друзей закидали камнями заодно с отравительницей.

— Это к голове надо, за компенсацией, — выкрикнула из заднего ряда фигура с вилами, прежде чем раствориться в темноте, — мы люди маленькие — ничего не решаем…

Благодаря запаху протомившегося на солнце мяса, народ все-таки принялся разбредаться по домам. Последним ушел Микул, на прощание крепко пожав рыжему руку и по-отечески потрепав девочку по волосам. Лис подтащил Марушку к себе и громко чмокнул ее в лоб от избытка эмоций:

— Видала, как я их? — прошептал он, — Давай, хвали меня…

— По дороге похвалю, — пробурчала девочка, — пойдем уже. Пока все спорили, раненый и умереть мог.

— Не помер, пока мы его тащили, не помрет и сейчас. Знавал я таких, ничего их не берет, — разочарованно протянул Лис, протягивая руку знахарке Руте. — Поможешь нам?

Знахарка коротко кивнула и, ухватившись Лиса, с трудом поднялась. Придерживая живот, направилась вместе с Лисом и Марушкой к Роланду.

Лис волочил носилки из последних сил. Марушка шла чернее тучи. Отрешенная Рута ковыляла позади.

— Зачем ты наврал? — спросила Марушка. Колени все еще дрожали, и мягкая земля пружинила под ногами. — Про меня. И тогда еще в городе, и здесь. Я же не дочка твоей тетки… Я тебе никто.

— Ложь во спасение не считается чем-то плохим, — устало отмахнулся Лис. — Надо было промолчать, чтоб и тебя закидали камнями?

— Нет, надо было ответить им честно. Что Федора сгорела вместе с хатой, а я ее ученица…

— Ну вот ты сказала правду, и получила за нее ком грязи в лицо. Понравилось? — хмыкнул он беззлобно.

— А деньги зачем потребовал за протухшую требуху? Это же не их вина, что она испортилась на жаре, — Марушка только вздохнула.

Лис остановился и потер лицо ладонью — дорога троилась у него перед глазами.

— Зря я, что ли, корячился? — пробурчал он, снова подхватывая носилки, — А они, — повел рукой, указывая на первые попавшиеся избы, — пусть порадуются, что мы и зверюгу извели, и дорогу к воде расчистили, и знахарку сохранили.

— По-моему, знахарке как раз они не очень рады, — Марушка обернулась на Руту, которая плелась позади. — Это правда? То, в чем тебя обвиняли, — спросила она, разглядывая бледную женщину.

Знахарка вздрогнула и подняла на девочку рассеянный взгляд.

— Я очень виновата, — ответила она, неопределенно кивнув.

Лис так и крякнул, споткнувшись на выкопанном корне большого сорняка — опять забрели в огороды. Носилки покачнулись, и Марушка едва успела подскочить и придержать Роланда, чтоб тот не выпал. Заговоренный шнурок поистрепался от постоянного трения о сучковатые стволы осин.

Рута поманила странников рукой — ее бревенчатая избушка маячила впереди. Собачонка, охранявшая дом, даже не высунула головы из ветхой будки. Только зарычала лениво для вида, укладываясь удобнее.

Лис затащил в дом носилки, споткнувшись о порог и приложив-таки раненого о дверной косяк. Следом зашла Марушка. Окинув взглядом нутро бревенчатой избы, вздохнула — не густо. Травы свисали из-под потолка, над окнами, затянутыми мутным бычьим пузырем, щекотали макушки гостей и осыпались на пол высохшими соцветиями, если их задеть ненароком. А вот пузырьков со снадобьями оказалось гораздо меньше, чем в хате Федоры. Девочка заметила глиняную ступку на рассохшейся, испещренной трещинами, как разветвлениями рек, столешнице. Запахи свежескошенных трав невольными напоминаниями о прежней жизни кружили голову. Марушка сглотнула и развернулась к хозяйке избы.

— Его лесной хозяин потрепал, — девочка опустилась на земляной пол у носилок и принялась разматывать рубаху, которой перевязали похитителя. — Я хотела лечить сама, но никогда с такими глубокими ранами не сталкивалась. Ты сможешь подсказать, что делать?

Рута опустилась к раненому. Придирчиво осмотрела мелкие ссадины, взглянула, отодвинув повязку и на рваные раны с запекшейся бурой кровью по краям. Подозвала Лиса, прикемарившего в углу на широком деревянном ларе. Пока рыжий, разминая затекшие конечности, поднимался с насиженного места, хозяйка дома расчистила стол. Расставила глиняные горшочки с порошками у печи, туда же перекочевали и недавно сорванные травы, а лишнее просто смахнула на пол.

— Помогите мне поднять его, — попросила она, указывая на столешницу.

Роланда, уже не стонущего, белого, как первый снег уложили на узкий стол. Рута снесла лучину поближе и склонилась над раненым.

— Я ничего не могу для него сделать, — мрачно сказала знахарка, — он уходит.

— И это всё? Зря мы тебя спасали, что ли?! — взвился Лис, — делай что-нибудь. Я зачем его пер три версты у себя на горбу, когда стоило добить и закопать прямо на месте?

Рута замялась, поглядывая на Лиса. Тот нервно мерил шагами крохотную комнату, едва ли не натыкаясь на стены.

— Как его зовут? — спросила хозяйка дома.

Марушка с Лисом переглянулись.

— Мы не… — начала Марушка, но Лис перебил ее:

— Пафнутий. — И заметив неодобрительный взгляд спутницы, уточнил, — а какая разница-то?

— Я спою ему последнюю песню, чтоб облегчить переход в другой мир, — Рута встала у края стола, в изголовье.

Марушка сжала кулаки, и ногти больно впились в ладони.

— Не нужно ничего петь! — выпалила она, и добавила почти обреченно, — неужели ты совсем-совсем ничего не можешь?

— Мои соседи не жаловались на диких зверей до последнего времени. Да и потом, пострадавшие от когтей бера лечиться ко мне не попадали — тот сжирал всё дочиста, — развела она руками.

— Ты не умеешь исцелять раны от клыков зверья лесного? — не отставала Марушка. — Что ж ты за лекарь?

— Могу чеснока с медом намешать и примочки сделать, — знахарка обессиленно пожала плечами, — от собачьих укусов помогает хорошо.

Марушка скрипнула зубами, не в силах наблюдать, как жизнь медленно покидает тело ее похитителя.

— Тогда я буду лечить его сама. Нагрей мне воды, — скомандовала она.

Рута положила руки раненому на плечи.

— Не нужно, — мягко сказала она, — твой друг без сознания, ему не больно. Отпусти его. Уже скоро он будет в другом мире, вместе в теми, кого любил и потерял…

Речи знахарки убаюкивали Марушку. Она уже готова была согласиться — ну куда ей шить его разодранную кожу дрожащими руками, бередить страшные раны, если нет никакой надежды на то, что похититель выживет и будет хоть чуточку благодарен ей, не говоря уж о том, чтобы отпустить девочку?

Теплая рука Лиса опустилась Марушке на плечо.