Шоу Шанс. Императрица (СИ) - Матуш Татьяна - Страница 31

— Кому нужно? — зло спросила Оля. Но тетка уже опомнилась и захлопнула свою раковину, как устрица.

В комнате ничего романтического, да, пожалуй, и страшного не было: спальня как спальня. Просторная, светлая, богатая. Кровать огромная, как полигон — ну так если пространство позволяет, так почему бы нет. Окно Ольге вообще понравилось, она подбежала к нему и жадно уставилась на ту часть парка, которую еще не видела, участнице проекта «zего» туда не пускали.

Окно было, видимо, со шлюзом, потому что прямо за толстенным, с ее запястье, не меньше, стеклом она увидела ровную площадку, вымощенную травертином, перила с круглыми балясинами из того же солнечного камня, небольшой столик на одного. Внизу темнела чаша бассейна. Сухого. И небольшие, изящные статуэтки наяд по бортикам печально смотрели на все это безобразие. Их кувшины были пусты и сухи, как водосборник ленивой и нерачительной хозяйки. «Он не любит воды…» — вспомнила Оля.

Взгляд ее стремился дальше, туда, где разбегались мощеные песчаником тропинки, светлели беседки и рыжели в закатном солнце прямые как колонны стволы сосен. Красиво. Красиво и… знакомо? Но откуда? Оля никогда здесь не была, в пресловутую «память крови» не верила вовсе, но отчего-то не сомневалась, что у одной из наяд отколот палец, чаша фонтана треснула: трещина залита и заполирована, но, если присмотреться — заметна. А тем дальше, в глубине парка, где сосняк особенно густой, встречаются муравейники. Откуда она все это знает?

Видела. Причем, не раз. И… руками не трогала, но рассматривала, поворачивая перед собой… Фоторамка. Создатель!!! Вот откуда взялись все эти волшебные места в ее личном альбоме, единственном, что осталось от матери, которой Оля никогда не знала — лишь догадывалась, что ее нет в живых. Потому что все, что она помнила — руки, обнимающие ее с любовью. Что с ней случилось? Добрались те, от кого она пряталась? Сумеет ли она когда-нибудь выяснить это… Ясно одно: то, что случилось, случилось внезапно. Ее мама не успела уничтожить фотографии, значит, ни о чем не догадывалась. При том, как тщательно она путала следы — если бы почувствовала хотя бы тень преследования, немедленно отформатировала бы рамку. Пусть на ней и не было ничего, кроме безобидных пейзажей (все остальное, должно быть, заранее было отправлено в «корзину», а на последнюю ниточку, последнюю память о счастье не поднялась рука).

…Ее родители любили друг друга. Так не все ли равно, что их связь была незаконна? Что отец был женат, возможно, и мать была замужем за другим.

Оля тряхнула головой. Не важно! Они любили. Они были счастливы. Иначе мама не хранила бы до последнего старые, полуплоские фотографии с муравейниками, которые пока еще не могли даже поворачиваться, только чуть-чуть увеличивались. Понимала опасность, сознательно шла на риск — но хранила.

А на что сама Оля пошла бы ради любви?

Девушка грустно улыбнулась. Пока у нее ответа не было. Но, похоже, скоро жизнь его даст.

Забравшись с ногами на большую, помпезную но, неожиданно, очень удобную кровать Мещерская первым делом сунула руку под подушку, ту самую: «не просохшую, на которой… без которой…». Она старалась действовать незаметно для следилок, которыми тут, скорее всего, нашпигован был каждый сантиметр. Но едва не выдала себя непроизвольной гримасой, когда что-то колючее и острое больно оцарапало ладонь. Есть гвоздь! Гвоздик… Или кнопка. Спасибо тебе, подруга! Не знаю, как ты это проделала и чем рискуешь, но пусть Создатель тебя убережет, за шанс, который ты мне только что подарила. Призрачный шанс выжить. Тот, которого уже не было у тебя.

— Как тебе удалось так быстро добыть этот адрес?

— Добрым словом и чековой книжкой можно добиться гораздо большего, чем просто добрым словом, — наставительно произнес молодой парень, тот самый, который пообещал 35 минут, а справился за двадцать две, — плохие новости, командир, если честно. Я надеялся на какой-нибудь уютный коттеджик в пригороде, с широченной полосой отчуждения, набитой ловушками, минами и боевыми дронами…

— Мечтать не вредно, — хмыкнул Борис.

Район ему тоже не нравился: большой, густонаселенный, с плотной транспортной сеткой. Не в самом центре города, но довольно близко к нему. При всей осторожности — тихо не получится. У кого-нибудь да найдется близко наладонник, потом подключат уличные камеры. А если будут жертвы… а они наверняка будут. Чтобы боссы клана и приближенные к ним кадры гуляли без охраны — мир должен перевернуться. В общем, с погонами можно попрощаться, и хорошо, если «под грамоту» не зашлют. Сам же Артур и зашлет. Будет плакать крокодильими слезами, но делать то, что приказала Родина, что предписывает долг.

Ну, значит, так тому и быть. Когда Родина начинает взыскивать долги, все банки нервно курят в сторонке. Хватка у «мамули» стальная, а жалости к «деткам» ни на елочку.

— Коптеры в воздух! — скомандовал Борис, привычно проверяя оружие, — адрес все получили, приземляемся на крыше. Действуем максимально быстро и аккуратно, используем «двери», шоковое оружие без ограничений, боевое…

— В ответ на первый выстрел?

— Превентивно, — постановил Борис после секундной заминки. И уверенно продолжил — Гражданское население беречь по возможности, но сомневаюсь, что там оно есть, это население.

— Думаешь?

— Ха! Это же кланы. Там у них не только все люди в квартале свои да наши, родня близкая и дальняя кровью повязанная, там даже собаки с кошками под печатью верности.

— Выходит, война? Война с кланами?

— Война, — кивнул Борис и запрыгнул в коптер, на ходу одевая гарнитуру.

Две машины. Восемь альбатросов. Много это или мало? Странный вопрос. Это как три волоска: на голове мало, в супе — много. Если бы надо было шейхов гвоздить, нашлась бы хоть дивизия, добровольцев, кастинг пришлось бы устраивать. На шейхов в последнее время альбатросы летали «коммерческими рейсами» за шикарные премии — месяц на прохладном курорте.

Но в том, что касалось кланов, все было на шесть порядков сложнее, чем простая и честная война за контроль над спорной территорией. Кланы были не армией, они были частью системы, порочно, но неизбежно пришивающими всю пирамиду власти. Вырвать, вырезать, выжечь из системы кланы означало — привести ее в негодность. Все равно, что у человека удалить половину внутренних органов. Да, пораженных метастазами, но хоть как-то функционирующих. Вообще без них системы не было, была анархия и безвластие. Поэтому с кланами предпочитали договариваться.

Но сейчас на это просто не было времени.

— Ты представляешь, что с тобой будет, если Артур не одобрит…

— Наверняка не одобрит, — бросил Борис, сверяясь с картой районов. Коптеры летели по кратчайшей траектории, соблюдая коридор местами и временами.

— Тебя это не волнует?

— А должно?

Всего восемь парней… Которым он верил больше, чем Иисус апостолам.

Первый никчемный сюрприз ожидал их еще до посадки: система воздушного оповещения у кланов была налажена круче, чем в Столице государства, имеющего выходы ко всем океанам планеты. Чуть ли не на каждом балконе висели шары с камерами наблюдения. Здесь могла бы проскочить разве Алиса на «Гейше», да и то недалеко.

— Что будем делать, командир? — спросил белобрысый парень, проверяя, насколько легко вынимается из кармана походный наладонник.

— Тактику боя малой группой в городских условиях все учили, — хмыкнул Борис, — идем двойками, прикрываем друг друга, забираем Кира, не считаясь с потерями в стане врага. Надо будет — полквартала разнесем к черту.

— Как у нас мальчик-то развоевался, — фыркнул еще один боец.

— Сам в шоке, — ответил командир группы.

— Выхожу на цель, — ворвался в наушники голос пилота.

— Так, порядок, приехали. Парни — готовность ноль. Благослови Создатель Страну и Батю!

— Твою дивизию!

Два альбатроса нырнули распахнутый люк коптера без парашютов (толку от них в городских условиях), повисли на тросах, похожие в своих черных, обтягивающих комбезах и масках на чертей, удравших из ада, и сдвоенными очередями рассадили все стекла квартиры, которая могла оказаться нужной…