Танцовщица и султан (СИ) - Акулова Анастасия Сергеевна - Страница 23

Сердце билось, как ненормальное, губы сами собой зашевелились в тихой молитве. Как же мучительно страшно…

Кто-то что-то громко прокричал, послышался громкий металлический звук, будто кто-то с силой ударил массивной кувалдой по большому медному щиту. Двери перед нами отворились…

Открылся вид на следующий зал. Богатый, начищенный, он подавлял своими размерами. В дальнем углу от нас находился человек с чем-то массивным в руках, находившийся у какого-то большого медного предмета. Слева от дверей располагались большие трибуны, как бы полукругом, как в римском амфитеатре. На них сидело множество мужчин. В их руках неизменно позвякивали массивные мешочки, а глаза горели в предвкушении.

И здесь пропал малейший намек на уверенность в том, что я сильная… переживу… забуду…

Такая грязь остается на всю жизнь.

Сильные евнухи, стоящие до этого посередине открытой площадки зала, двинулись в нашем направлении. Они грубо выхватили из толпы красивую, худенькую девочку, лет пятнадцати, не больше.

В ужасе закрыв лицо руками, я неверяще наблюдала за тем, как с нее медленно срывают покрывало, вертя и расписывая прелести каждой открывающейся взору части тела.

О Боже, неужели такое бывает на свете?

Неизвестно, сколько времени я простояла, не в силах поверить в то, что видели глаза. Все казалось кошмарным сном: как бы ни была я и ранее уверена в том, что нет идеального мира и идеальных людей, сколько бы ни сталкивалась ранее с людской подлостью, это… это худшее из всего, что я видела.

Словно впав в оцепенение, очнулась я лишь в тот момент, когда грубые руки схватили меня за поникшие плечи.

— НЕТ… — тихо шепнула, когда почти волоком тащили в центр. Из глаз лились злые слезы.

Не видеть бы ничего… не чувствовать…

Взгляды присутствующих алчно скрестились на очередной жертве, и мир покачнулся перед глазами.

"Этого не может быть… это не со мной происходит" — Вопило сознание, причиняя неимоверную боль, разбивая гордость, словно тонкое стекло.

Словно вся грязь и подлость мира собралась вокруг меня, чтобы посмеяться над былыми успехами, свободой и гордостью, обрушившись невыносимой тяжестью. С каждым срываемым покрывалом жизнь покидала. И лишь одна мысль устало билась в уме: "Держись… ты сильная… они не увидят твоих слез".

Я заставила себя разлепить крепко зажмуренные глаза, мутным взглядом рассматривая шумную толпу богачей, слившуюся в размытые пятна. А потом… я увидела его.

Он сидел среди них, и мой взгляд зацепился случайно. Выделялся необычайным богатством одежд даже здесь, но одежд восточных, столь непривычных на нем, делавших из него другого человека.

Мое сердце пропустило удар — и замерло. На миг я совершенно потеряла связь с реальностью.

Гард?…

Ужас, неверие, боль, гнев — трудно описать словами те чувства, которые охватили его, когда он вдруг увидел ее здесь.

Ангела, зачем-то спустившегося в ад…

Ингард был уверен, что она благополучно вернулась — в Эардан или Вейлахс, где живет спокойно и счастливо, быть может, уже забыв его — хотя эта мысль причиняла боль. Он надеялся — и в то же время боялся — наконец найти здесь совершенно другого человека…

Сейчас она буквально сияла, как редкий бриллиант на солнце, чистой, матовой кожей, идеальной женственной фигурой, красотою черт и дерзостью томных очей. Нереальная, невозможная, чарующая… В отблесках пламени свеч она казалась богиней любви, соизволившей посетить смертных. Шикарные светлые волосы переливающимся каскадом спускались до талии, слегка прикрывая спину и грудь, а в невозможных синих глазах было столько боли, что ее хватило бы на целый город.

Из-за одного такого взгляда он готов был убивать всех, кто встанет на пути.

Эмоции отражались на его лице так явно, что человек, внимательно наблюдавший за ним горящим ненавистью взглядом, не мог этого не заметить.

И начался бешеный торг.

Роксана

Слезы лились из глаз сами собой. Такой жар в груди. Так адски больно…

Я думала, что худшего унижения, чем быть проданной, быть не может. Но оказывается, я ошибалась: нет худшего унижения, чем быть проданной у него на глазах… перед человеком, которого я так и не отпустила до конца за столько времени. Который предал меня…

И вместе с тем в душе поселилась робкая надежда.

Его глаза горели таким огнем, что он мог бы сжечь все вокруг. Торг шел долго, назывались такие цены, что мне и во сне не снились даже в лучшие времена. Речь шла уже о целом состоянии… которое он готов был отдать за меня…

И наконец, последний противник сдался. Прозвучал металлический удар…

— Продана.

Продана…

Тот, кому так и не удалось меня купить, назвавший предпоследнюю цифру, вскочил. Лицо его пылало недовольством и… ненавистью?

— По правилам вы должны отдать деньги здесь и сейчас. Сомневаюсь, что у вас есть с собой такая сумма, господин советник.

Кто-о?..

— В бездну правила, — Огрызнулся Гард, и, повернувшись к пожилому мужчине в цветастых одеждах, что осматривал нас перед "допуском", добавил: — Я отдам вам часть суммы — все, что есть с собой. А завтра…

— Никаких "завтра", — безапелляционно отрезал тот, — Правила непреложны.

— Да к тьме ваши правила, — В такой ярости я его никогда не видела, — Я первый советник султана. Еще одно слово против — и здесь камня на камне не останется, клянусь богами. Подчинитесь — дам двойную цену.

По залу прошелся "вздох". У меня тоже сперло дыхание. Он шутит? Серьезно отдаст за меня… стоимость султанского дворца?

Однако тот мужчина оказался на удивление бесстрастным.

— Много вас, громко говорящих, тут побывало. — Усмехнулся он, — Будь вы хоть сам султан, правила непреложны для всех. Девушка продана тому господину. — Он указал на того, кто назвал предпоследнюю сумму, и… снова этот металлический звон, пробравший до глубины души.

В глазах Гарда отразился дьявольский гнев… и отчаяние, не меньшее, чем мое. Показалось?.. Впрочем, уже не важно…

Теперь моя жизнь в руках незнакомца, у которого, кажется, с Гардом какие-то счеты. Я — трофей?..

Боже, мало мне было бед?..

Едва прозвучал окончательный вердикт, на замершую статуей меня накинули что-то вроде плаща и, взяв под руки, увели. Спину жгли десятки взглядов, но мне был важен лишь один — тот, от которого хотелось бежать без оглядки, или, напротив, ловить с надеждой…

Все те же девушки расчесали и уложили волосы в аккуратную прическу, надели на меня легкое белое платье в восточном стиле, с длинными рукавами и причудливыми золотыми узорами, без корсета, из очень красивой мягкой ткани — шелка или чего-то похожего. Более того, на шею нацепили жемчужную нить, а в уши — длинные серебряные сережки с тем же камнем. Вряд ли работорговец просто так расщедрился, значит — мой… хозяин. Но зачем?

Посмотрев на себя в зеркало, горько усмехнулась: в этом платье я похожа на невесту. Печальная ирония.

После меня куда более вежливо, чем прежде, проводили к карете. Та была наглухо закрытой, но довольно богатой на вид, запряженной четверкой изумительных изящных коней в золотой сбруе. И плюсом вооруженная охрана из четырех всадников. Нехило.

Все это я подмечала краем сознания, усаживаясь в карету. Душно. И все еще страшно. Нет, не так — еще страшнее, чем прежде.

Господи, какая же я трусиха. Поскорее бы все это закончилось, забылось, как кошмар…

Закончится ли?..

Вдохнула полной грудью, пытаясь собраться с мыслями, абстрагироваться от переживаний, от зияющей дыры внутри. Итак, что мы имеем? Кроме, собственно, худших из имеющихся у меня воспоминаний?

Я продана — это во-первых. Понятия о восточных рабынях у меня были вполне определенные: либо ты служанка — готовишь, стираешь, убираешь, и так всю жизнь и бесплатно, или ты наложница — живешь, как сыр в масле катаясь, но при этом исполняя любую прихоть господина. Я бы с превеликой радостью предпочла первое, но, судя по тому, сколько денег за меня отдали, моего мнения не спрашивали.