Час отправления (Сборник рассказов) (СИ) - Бадевский Ян - Страница 8

В классе росло недовольство.

Батон и его свита при каждом удобном случае поддевали новичка. В ход шли самые грязные приемы. Толкнуть в коридоре, зарядить в грудную клетку мячом. Отжать плечом у двери в кабинет — мол, знай свое место, буквоед. Забрать котлету в столовой.

Никита терпел.

Иногда мне казалось, что за годы, проведенные в школах нашей чудесной страны, он выработал иммунитет к таким, как Батон. Порой я думал, что этот парень видит перед собой некую цель, сверхзадачу. И Батон — лишь досадная помеха на пути к «светлому завтра». Честно говоря, я был недалек от истины.

Буквы.

Все дело в них.

Вы ведь наверняка не умеете читать. Этот текст переведен в аудио формат, озвучен приятным машинным голосом. В школах никто не изучает русский язык. Пиктограммы универсальны. Ими можно пользоваться в любой точке мира. Допустим, прилетели вы в Корею. Там у них своя атмосфера, но пикча, обозначающая банкомат, такая же, как в Новосибирске или Сочи. Вот и случилось неизбежное. Однажды кто-то наверху решил, что простым людям не нужно писать и читать. Вы можете управлять механизмами на заводах, подключившись к ним напрямую. Или тыкать пальцами в пикчи, перемещая грузы по складским помещениям. Вы можете покупать товары, расплачиваться за них, брать кредиты по пиктограммам. Если вы ничего не создаете, буквы вам не нужны.

Раньше уйма времени уходила на постановку грамотности. Писались диктанты, сдавались тесты. Куча ненужных правил. Вы ведь и так умеете разговаривать, зачем вам еще что-то писать? Даже роспись ставить не нужно — весь мир переключился на биометрические паспорта. Пошел за хлебом, приложил палец к сенсору. Бац — сумма списалась. Карточек больше нет. Вывески на магазинах? Если вы видите пикчу с колбасой, то понимаете, что попали в мясной отдел. Зачем еще писать слово «мясо»?

К черту запятые, тире и двоеточия. К черту учебники, информация лучше усваивается по картинкам, через зрительную память. Или через гипнозаписи, воздействующие на подсознание. Эти штуки, правда, дорогие, они доступны не всем.

Умерли чаты и форумы. Умерли текстовые блоги. Ничего этого больше нет. Смайлы трансформировались в эмоциональные пикчи. Но это — для мобильных гаджетов. Дома есть виртуальная среда, там вообще не нужны символы.

Изменились школы.

Рассыпались в прах учебники, бесследно испарились тетради. Прощайте, ручки и карандаши, линейки и циркули, пеналы и прочая канцелярия. У вас есть планшет — этого достаточно. Планшет каждого ученика подключен к школьной сети. Есть раздел с оценками, он заменяет дневник. Есть раздел с домашними заданиями. Есть обучающая среда, заменившая книги. Все происходит в режиме онлайн.

Рюкзаки…

Пожалуй, они нужны. Туда можно запихнуть контейнер с едой или спортивную форму.

Если вы пенсионер, заставший старую школу, у меня для вас плохая новость. Девяносто процентов наших учителей тоже не умеют читать. Безграмотность, возведенная в Абсолют.

Что я там говорил о русском языке?

Теперь мы изучаем пиктограммы.

С Никитой я подружился не сразу. Кто в наше время дружит с изгоями? В любом классе есть внутренняя иерархия. Ты входишь в сферу влияния определенных людей, становишься чьей-то свитой. Примыкаешь к группировке. Или не входишь, но умеешь защитить себя, если потребуется. Вторую категорию приходится уважать. Но это не значит, что однажды тебя не подомнут под себя. Или не попытаются это сделать.

Я относился ко второй категории.

Сложно сказать, почему я не сходился с людьми. Во дворе были ребята, с которыми я нормально общался. В школе — нет. Каждый был сам за себя. Я это видел лучше других, наверное. Входишь в свиту — тебя используют. А это меня не устраивало. Можно было провести время с большей пользой. Я тратил это время на байдарки. Ходил на лодочную станцию, участвовал в заплывах, почти не вылезал из тренажерного зала. Поэтому меня побаивались. Поскольку в лидеры я не лез и не принимал явно чью-то сторону, на мне поставили крест. Просто смирились с моим существованием.

Но это не значило, что я собирался менять статус, общаясь с буквоедом. Так можно всех одноклассников против себя настроить. Умеющих читать не любят, это железный закон.

Все изменилось через две недели.

Мы жили в небольшом городке, так что многие возвращались домой пешком. Некоторые — на велосипедах и гироскутерах. Тех, кто жил далеко, забирали беспилотники. Их, кстати, немногие могли себе позволить.

Я выехал на байке из распахнутых ворот школы. Был теплый осенний день, бабье лето в разгаре. Желтеющие деревья, безоблачное синее небо. В такие дни не хочешь заморачиваться жизнью. Думаешь о том, как побродить по улицам, залезть на какую-нибудь крышу и уставиться в бездонный небесный колодец, перебирая в голове всякую чепуху. Чего точно не хотелось, так это делать «домашку».

Собираясь повернуть с Луначарского в Садовый переулок, я услышал странную возню и голоса.

Знакомые голоса.

Я притормозил, слез с велосипеда и аккуратно положил его на траву у обочины. За спиной тихо прошелестел электромобиль.

Поворот.

Сцена, увиденная мной тогда, была вполне предсказуема. Батон с Русей и Пушкиным прижали новичка к двухметровому металлическому забору.

— Сцышь, буквоед? — поинтересовался Батон. Это был настоящий жиртрест. Вроде бы он толкал штангу. Или гири, точно не помню. По мне, так его в сумо надо было отдавать. Батон всегда чувствовал себя хозяином положения, ведь он был сыном завуча. Да и попробуй сдвинь такую гору в драке.

Руся и Пушкин — те попроще. Обычные прихвостни. Миньоны. Руся — потому что Руслан. Тощий, бритоголовый. Из неблагополучной семьи, кажется. Пушкин — крепко сбитый, кучерявый. Отсюда и прозвище.

Миньонов Батон выставил перед собой.

Правильный шаг. Если мимо проедет кто-то из учителей, он не при делах. Просто рядом стоял. Это мамочка всем на педсовете скажет.

— Порция, — угрожающе заявил Руся. — Теперь она наша.

— Не отдашь, планшет сломаю, — предупредил Пушкин.

Я двинулся вперед.

Услышав шаги, Батон обернулся.

— Ты чего здесь забыл?

Миньоны переключили внимание на новое действующее лицо.

— Оставьте его.

Не знаю, что мной двигало в тот момент. Конфликт с Батоном — это же сумасшествие. Почти весь класс станет на его сторону. Мамочка начнет портить обидчику аттестат, выживать из школы. К тому же их трое было, а на буквоеда глупо рассчитывать в драке.

Но мне не нравился Батон. Мне не нравилось его наглое одутловатое лицо. Уверенность в том, что он может «прессовать» всех подряд, отжимать порции и делать мальчиками на побегушках. Этот парень всегда меня бесил. А новичок почему-то нравился.

Никита посмотрел мне в глаза.

И медленно покачал головой.

Не надо, мол, не ввязывайся. Это глупо, пусть уж лучше одному мне достанется. Все это читалось на его лице.

Взгляд новичка взбесил меня еще больше.

— Дуй отсюда, — посоветовал Батон. Добродушно, не повышая голоса. Угрозы он по-прежнему не ощущал.

Я решил не разговаривать.

Шагнул вперед и ударил его боковым в челюсть. Голова толстяка дернулась, он пошатнулся, но устоял. Еще бы, с такой массой. Затем мне прилетела размашистая оплеуха. В голове загудело, ноги подкосились. Возможно, я устоял бы и продолжил бой. Но с двух сторон меня обступили миньоны. Посыпались удары в голову, живот, корпус. Кто-то догадался сделать подсечку.

А затем произошла вещь, которую никто не ожидал.

Падая, я заметил, как хлипкий новичок рванулся вперед. Никита начал что-то делать, и это была магия кунг-фу. Так мне казалось. Его тонкие руки и ноги превращали верзил в отбивные. За ударами было невозможно уследить. Батон взревел и начал хаотично махать руками, напоминая старую мельницу. Но эти массивные грабли вспарывали воздух, не достигая цели.

Никита положил всю троицу.

И помог мне встать.