Мой парень - порноактёр (СИ) - Сорокина Дарья - Страница 37

— Роб, через брата пробила, не задерживали ли его за езду в нетрезвом виде. Чист, как стекло. Хотя, может, не попадался просто.

— Спасибо вам…

В горле стоял ком, и вся моя ревность теперь оказалась никчемным и детским чувством. Но все же… У моей семьи есть деньги, чтобы вытащить Эда из кошмара, но у меня нет ни одной идеи, когда предложить ему помощь и объяснить это отцу.

— И все же, не знай я всей его истории, понятия не имею, как бы относилась Хэндерсону. Порно, это же фу. Я не ханжа, но блин…

Робин передернула плечами, а я внезапно поняла, какую тему хочу предложить для нашего совместного с Эдвардом проекта. Это же было на поверхности.

Эд

Всю ночь не спал. Раздражал Хана своим старческим кряхтением. Но ничего не мог поделать с собой. Моя кровать была похожа на деревянный настил из неотесанных бревен, а мысли напоминали свору бездомных собак. Они грызли меня так, что от них не было спасения.

С утра задремал на руле, пока прогревал Шеви и проснулся от оглушительного клаксона, на который сам же нажал тяжелой башкой. Отлепил щеку с отпечатанным на ней логотипом моей тачки и пополз по пустынной дороге к главному корпусу. Слишком рано. Надо бы заехать за Бет, на улице холодно, а она может опять забыть шапку. Она такая…

Полез за телефоном. Напиши ей, напиши, Эдди, это несложно.

Отвлекся от дороги всего на секунду, в поисках мобилы, как по глазам мазнул силуэт. Вдавил тормоза перед своим привычным парковочным местом и чуть с ума от ужаса не сошел.

Бет. Стоит в паре сантиметров от капота оцепеневший статуей и держит в каждой руке по картонному стаканчику с кофе. На руках смешные перчатки без пальцев, а шапка с огромным бумбоном съехала набок.

Наорать на нее?

Выбежал на улицу и сгреб ее в охапку. Из ее рук выскользнул один из стаканчиков с остывшим кофе и мгновенно растекся коричневатой пенкой. От него даже пар не шел. Сколько она уже тут стоит?

— Ты чего творишь, Бэйли? Я тебя чуть не сшиб.

Надеюсь, она слышит сквозь толстовку, как у меня колотится в груди. Надеюсь, понимает, насколько важна мне.

— Я… Приятное тебе сделать хотела… Ты чего за дорогой не следишь?

У нее не вышло наругаться. Всхлипнула. Отличный знак, мозги на месте, испугалась, может, в следующий раз не будет торчать на неосвещенной парковке, как чокнутая сталкерша, продрогшая до самых костей.

Нашел ее ладонь с ледяными негнущимися пальцами и прижал к губам.

— Бет, есть телефон. Позвони, зачем мерзнешь?

— Ты бы придумал оправдание, как вчера, или не знаю… Сбежал бы… Прости, я не хотела претензии тебе кидать, я просто соскучилась за выходные. Ненавижу выходные.

Наслаждайся, Эд. Смотри, что ты натворил своим поведением, она тебе звонить теперь боится, караулит на парковке. Осколки стекла с новой силой впились мне в глотку.

— Пойдем в машину, погреемся?

Кивнула, и смешной бумбон шарахнул ее по лбу. От кофе толку уже мало, не согреет. Поставил стакан в держатель и принялся тереть Ложечке пальцы, которые были нездорового синюшного оттенка.

— Сколько ты уже ждешь?

— Не знаю. Я сегодня не спала, работала над проектом, потом позвонила Сэмьюэльсону около пяти…

— В пять? Ты рехнулась?

— Он так же сказал, но согласился прийти пораньше и посмотреть мои наметки, всю ночь собирала материал, ты уж извини за это. Ты работаешь, домой ездишь, с немецким мне помогаешь, я решила тебя немного подстраховать. Ведь из-за меня мы попались.

Я сейчас ее встряхну. Что с ней такое? Ведет себя, словно последний сэндвич в столовке съела. Боже…

— Бет, успокойся. Я же… Прости за вчера. Хреново себя чувствовал, не хотел, чтобы тебе передалось. Я плохой парень у тебя, да?

— Я тоже не пример идеальной девушки. Кофе, ведь, остыл.

Издал какой-то рычащий звук и снова прижал ее к себе, стараясь сдавить так, чтобы места на тупые мысли у нее не осталось.

— Готова к зачету?

— Какому? — озадаченно спросила Ложечка, задрав в голову.

— Очень сложный зачет. Я твой экзаменатор сегодня.

— А?

Быстро поцеловал ее в полуоткрытые губы, впитывая ее все еще холодное дыхание. Заболеет — прибью. Себя.

Нехотя оторвался от нее, посмотрел на румянец на щеках.

— А какой вопрос-то?

— Погоди, это я домашнее задание проверял, — чушь несу, а в голове так приятно от легкой глупости и от самой милой девушки на свете в моих руках.

— И как? Справилась?

— На троечку. Техника хромает.

Она уже хотела было возмутиться. Не дал. В этот раз целовал дольше, с каждой секундой, чувствуя, как ее скованность уходит, как она все больше открывается, отключает мысли, а с ней вырубался и я, забывая о том, какой я неудачник. С ней я не был неудачником, она делала меня кем-то другим. Сильным, достойным, любимым?

Тяжело дышали, соприкоснувшись лбами, и смущенно улыбались.

— Так какой был вопрос, Эд?

— А… Да легкий совсем. Что я к тебе чувствую? Вот по этому поцелую скажи, Бет.

Замерла. Смутилась. Ну ты и козел, Хэндерсон. Свое признание решил переложить на ее плечи. Но мне так важно, чтобы она понимала меня. Понимала, что я такой же одержимый. Задолго до нашего первого поцелуя под свист и улюлюканье девушек из Ита Вита Фита я таращился на тебя, знал твое расписание. Нет, Ложечка, я не гадал на цифрах и не придумывал имена нашим будущим детям, я просто наслаждался тем, что ты рядом. Что твои волосы мистическим образом оказываются на моей одежде, что иногда ты забываешься и выковыриваешь языком что-то во рту или нервно кусаешь щеку изнутри, как ты бесишься, когда тебя называют Лиз и строишь смешные гримасы. Уже тогда неосознанно я выделил тебя из всех, захотел тебя, злился на тебя, умилялся, а теперь…

— Я нравлюсь тебе.

— И все? Нравишься? Бет, такими темпами ты не сдашь зачет!

Она еще сильнее покраснела, поддержку ищет, боится высказать единственно верное предположение, а мне еще страшнее.

— Очень нравлюсь?

— Твой ответ пока не тянет даже на удовлетворительно.

— Любишь? — спросила одними губами, и мне захотелось ее еще чуть-чуть помучить. Покривляться, заставить сказать это громче, повторить еще раз двадцать, но без вопросительной интонации, но в итоге я зачарованный ее пронзительным взглядом сдался и покорно повторил:

— Люблю.

Бет

Сердце оказалось не готово к этому признанию. Оно мечтало о чем-то подобном, но когда это случилось, то перестало справляться с новой действительностью и качало кровь урывками, как вышедший из-под контроля электрический насос.

Вжик, хлюп тук-тук-тук-тук. Шарики подшипников попадали на пол, а мотор работал вхолостую. Мне кажется, я задохнусь и умру сейчас.

— Бет…

Голос Эда, напомнил, что надо дышать и приходить в себя. Как я могла ревновать? Пфф… Глупость какая. Теперь все, кроме этого момента мне кажется глупостью. Он любит меня. Любит. Даже переспрашивать не буду. Я верю. Верю и больше не боюсь. Хочу сказать ему что-то, но губы не слушаются, а воздуха в груди еще очень мало.

— Ничего пока не говори, Бет, хорошо? Подожди, пока не узнаешь обо мне все-все.

Я уже знаю, Эд!

Молчу, послушно киваю и молчу. В чувствах признаться проще, чем в том, что я копалась в его личной жизни.

— Пойдем, покажешь нам с Сэмьэльсоном, что ты там напридумывала, — он мягко улыбается, поправляет мне шапку, взвешивает на ладони тяжелый бумбон, из его рта вырывается тихий смешок.

До корпуса идем молча. Наслаждаемся безлюдной тишиной вокруг и возможностью не скрывать своих эмоций. Бросаем друг на друга ласковые взгляды. Помогаем уборщику отодвинуть в стороны скамейки, а после с разбегу скользим по мокрому полу, как по холодной наледи, которой не бывает в этой части Калифорнии. Даже этот промозглый октябрь — ужасная редкость. Через неделю тепло уже вернется, но мне и так жарко.

Налетела на дверь в кабинет профессора, и Эд быстро подхватил меня, чтобы не сползла вниз.