Мирные завоеватели (Избранные сочинения. Том IV) - Оссендовский Антоний - Страница 10

— Вольф знает, что он делает! — говорил он, улыбаясь. — Он не перетянет струны. Капитан — слишком осторожный и слишком опытный агент.

Потом, словно спохватившись, он пристально взглянул на встревоженного Вотана и сказал:

— Для вас Вольф не страшен. У него нет никаких намерений занять ваше место, господин Вотан. И вы не тревожьтесь!

Старый Вотан смутился. Даже румянец появился на его дряблых щеках и задрожали губы.

— Господин советник! — сказал он. — Вы, конечно, осведомлены, что я более чем обеспеченный человек. Меня уже не могут привлекать ни деньги, ни какие бы то ни было почести. Однако, мне было бы крайне тяжело, если бы фирма перестала существовать во время моего управления делами, и чтобы последние дни фирмы омрачились доказанным и позорным, с точки зрения местных законов, деянием, каким, без сомнения, будет признано шпионство.

— Ну, до этого не дойдет! — засмеялся барон. — Вы слишком сильны там, на берегах Тихого океана! Я ведь знаю! — лукаво смеясь, добавил он и хлопнул своего собеседника по плечу.

Вотан ушел, несколько успокоенный. Известие о том, что Вольф не предназначался для роли его заместителя и что капитан пользуется репутацией необычайно ловкого дипломата и тайного агента, позволяло Вотану надеяться, что все обойдется благополучно и когда Вольф, наконец, покинет Дальний Восток, все войдет в обычную, не такую тревожную и полную опасностей колею.

На другой день Вотан выехал в Берлин. Он старался в пути не думать о делах и развлечься бегущей перед его глазами панорамой лесов и черных, кое-где покрытых озимыми всходами, полей. Он видел бедные деревни западного края с избами, крытыми черной, несколько раз перегнившей соломой, с голодными, жалкими коровами, сонно бродящими по грязным дорогам, бледных, белокурых детей, с испуганным любопытством смотревших на бегущий мимо поезд, — и какое-то странное чувство не то жалости, не то стыда заползало в сердце Вотана. Он думал, что многие сотни германских агентов, на воспитание и образование которых правительство потратило огромные средства и которым платит и сейчас баснословные оклады, засыпая их наградами и благодарностями, употребляют все ухищрения, весь свой талант изобретательности для того, чтобы в то время, когда на этих черных полях загремят германские пушки, уничтожать серые ряды отцов и братьев этих бледных детей с живущими в глубине их глаз тревогой за завтрашний день и страхом перед подстерегающими их повсюду голодом и бедой.

Впервые в жизни, быть может, подумал об этом Вотан и чувство неловкого смущения, какого-то стыда неприятно щемило сердце. Он вспомнил о том, что в этой стране выросли его дети и что они пользуются теми же правами, как дети граждан этой страны. И сам он, старый Вотан, бывший германский подданный и до настоящего времени верный слуга Германии, был отличен в России и получил все то, о чем едва ли может мечтать природный русский человек. Вспомнил Вотан и о многочисленных своих друзьях в этой стране, и опять чувство стыда вызвало на его лице яркий румянец. Но он тотчас же взял себя в руки и презрительно улыбнулся.

— Поздно теперь! — шепнул он. — Так уж и доживу до конца. Нельзя меняться на склоне жизни!..

А поезд проносился мимо станций, и все дальше и дальше от берегов Тихого океана был старый делец. С каждым часом ближе становилась граница, и невольно скорее и нетерпеливее билось сердце Вотана.

Вот и Эйдкунен.

Германские жандармы, берлинские кондукторы, выкрики официантов и немецкие, не переходившие еще русской границы газеты.

Вотан вдруг почувствовал себя помолодевшим. Он выпрямил свой сгорбленный стан, выше поднял голову, а глаза его засверкали радостнее и оживленнее.

Он сразу позабыл все те сомнения и то чувство стыда перед своей второй родиной, какие мучили его в вагоне по пути к границе.

Вотан понял, что он только немец и что всякое дыхание его, всякая капля крови его ничего не имели общего с приютившей его страной, раскинувшейся на десятки тысяч верст и оставшейся там, за германской границей, где жили какие-то случайные друзья и ненужные ему люди; с ними у него не было сердечных связей, а лишь холодные деловые отношения, полные какой-то сторожкости и смутно сознаваемой готовности к отпору и нападению.

В таком радостном и бодром настроении глава фирмы «Артиг и Вейс» прибыл в Берлин и в тот же день отправился в военное министерство, где имел свидание с Гинце. Этот делающий карьеру дипломат сообщил ему, что он получил назначение в Манчжурию и Китай, куда он отправляется вместе с известным археологом доктором Луженом, которого лично знает и очень уважает имперский канцлер, считающий этого полуученого, полуофициального агента правительства одним из изумительнейших по способностям дипломатов и агитаторов.

В заключение своей первой беседы Гинце сообщил Вотану, что на этой неделе состоится тайное заседание комиссии государственной обороны и в связи с ним заседание в военном министерстве. На оба эти заседания правительство и решило вызвать Вотана, так как многие вопросы будут касаться именно дальневосточных дел.

Через два дня Вотан действительно получил с курьером повестку, приглашающую его на заседание комиссии государственной обороны рейхстага в пятницу.

Заседание было очень многолюдное. Кроме членов комиссии и представителей военного и морского министерств во главе с обоими министрами, в комиссию было приглашено около двадцати человек сведущих лиц.

Заседание началось речью председателя комиссии Шильдмейера. Этот пожилой и преданный правительственному большинству депутат сказал пространную речь, смысл которой сводился к следующему.

— Германия приближается к тому моменту, когда ей придется выступить на последнее вооруженное состязание с государствами, которые тормозят и в будущем еще более стеснят ее развитие.

К этим государствам, без сомнения, относятся Россия и Франция, а также Сербия и… Япония. Это первая армия наших врагов, и с ними мы должны покончить счеты в первую очередь. Во враждебном нам лагере, пока с теоретической точки зрения, находятся Англия и Америка.

— Я, конечно, — сказал председатель комиссии, — должен был бы сказать, что нашим торговым интересам больше всего может вредить Англия, но я полагаю, что Великобритания никогда не решится выступить против нас и что она сумеет приискать способы, которые приведут к полному соглашению относительно раздела мировых рынков между Англией и нашим государством. Если это случится, нам нечего опасаться какой бы то ни было конкуренции со стороны Америки, так как против нее мы можем двинуть в каждый данный момент соединенные морские силы англогерманского флота и самостоятельно… Японию. Но, — продолжал оратор, — мы все-таки можем предположить и худший выход из создавшегося весьма сложного мирового положения, а именно тот момент, когда Англия сочтет для себя возможным бросить нам вызов. Но, как я уже сказал, а говорил я это в полном согласии с мнением Его Величества Императора, в первую очередь мы должны рассчитаться с названными мной государствами. Настоящее положение очень для нас выгодно. Россия находится накануне войны с Японией, а потому мы должны всемерно использовать этот исторический момент и содействовать тому, чтобы Россия была ослаблена. Одновременно мы все отлично понимаем, что будет ослаблена на много лет и Япония, но услуги, которые мы ей окажем, сохраняя благоприятствующий для нее нейтралитет, позволят нам достигнуть полного доверия Токийского кабинета. Это доверие даст возможность нашим агентам проникнуть повсюду и изучить страну, ее вооруженные силы так же хорошо, как мы изучили Россию, Францию и Англию. Тогда, когда настанет время вооруженного столкновения с Японией, мы, без сомнения, сумеем использовать все то, что дадут нам наши агенты. Приглашая на сегодняшнее заседание выдающихся германских деятелей из тех стран, с которыми суждено будет столкнуться Германии, комиссия рейхстага сделала это с целью выяснить им всю важность теперешнего положения и необходимость с их стороны содействовать агентурной деятельности агентов морского и военного министерств.