Герцог с татуировкой дракона - Берн Керриган - Страница 10

Кто бы ни сотворил этого юношу, он явно пренебрег мелочами, однако уделил излишнее внимание его агрессивной мужественности – его черты резки, остры и жестки. Однако… стоило присмотреться внимательнее, и становилось ясно, что ваявшему его скульптору при всем желании не удалось скрыть налета чувственности. Узкая, будто разрез, верхняя губа, например, резко контрастировала с нижней. Крючковатый патрицианский нос, достойный завоевателя мира Цезаря. Скулы скорее варварские. Подбородок – чистое олицетворение воинственности. Не такой квадратный, как у Мортимера, но и не маленький. Подбородок, скорее подходящий не герою, а злодею. Посредине его украшала ямочка. От челюсти до левого уха на заживающих ожогах чешуйками розовела молодая кожа. Шея уходила под рельефно вылепленные ключицы и плавно перетекала в плечи.

Ей пришло в голову, что, сколь бы ни была мощна его челюсть, за все недели пребывания в Саутборн-Гроув он практически не брился. И, как она уже могла убедиться, прикасаясь кончиками пальцев… губами… грудь его тоже была гладкой. Безволосой.

Ведь у мужчины должны быть волосы?

То есть, может, он еще не мужчина… но наверняка уже не мальчик.

Голову ему обрили месяц назад. Теперь густые, цвета черного дерева волосы, не тронутые ни расческой, ни помадой, торчали в разные стороны.

Однако это ему, тем не менее, было к лицу.

Ему шло все.

Вспыхнув, Лорелея вспомнила, как увидела черные волосы, закрывающие его… его… Ну, неважно, как это называют. Мортимер, тем не менее, намекал, что тот недостаточно велик для взрослого мужчины.

Лорелея потупила взор. Она о подобных вещах, разумеется, не знала, а просто спросить не могла…

– Лорелея?

Ее имя прозвучало скорее призывом, а не вопросом.

Боже, она сказала чего-нибудь вслух?

Он перестал жевать. Прищурившись, он замер.

Прочищая горло, Лорелея не по-девичьи резко кашлянула.

– Я… я знаю, что вы наверняка старше меня, голос у вас мужской, а у большинства мальчиков моего возраста голоса примерно как у меня.

– Сколько вам лет? – быстро спросил он.

– Четырнадцать.

Он издал какой-то звук – одобрение тот выражал или осуждение, Лорелея разобрать не смогла.

– Допустим, вам семнадцать. Моложе двадцати, но уже почти взрослый.

У него было очень молодое, очень энергичное тело, но душа, отражавшаяся в этих глазах, видела в жизни, казалось бы, все, что только возможно. Или даже чуть больше?

– Тогда между нами было бы три года разницы, – произнес он так, словно это имело значение.

– Это хорошая разница в возрасте? Или плохая? – не удержавшись, спросила она.

– Не могу сказать. – Он рассеянно откусил еще кусочек и спросил: – Какое сегодня число? Мне хотелось бы узнать, когда отмечать следующий день рождения.

Она усмехнулась:

– Второе августа, вам на будущее.

Снова этот звук. Точно безразличный вой волкодава. Может, он означал раздумье?

– Вам… понравилась эта дата? – тревожно осведомилась Лорелея. – Мы всегда можем ее изменить.

Черный антрацит в его глазах растаял до мягкой смолы.

– На сегодня это мой любимый день.

Эти нелегкие слова и обрадовали ее и сбили с толку. Лорелея предприняла усилие, чтобы вспомнить, для чего все это затеяла.

– Я принесла вам подарки. Ну, своеобразные подарки. Держать их вы не сможете, но и не встретиться с моими друзьями…

Она сдернула покрывало, скрывающее клетки, точно фокусник, открывающий главную тайну.

– Я придумала принести их вам.

Ее «друзей» он рассматривал с подобающим случаю выражением любопытства и удовольствия. Достаточным для того, чтобы доставить ей радость, похвалив за отличную идею.

Из клеток выглядывали три сонные лисицы, две черепахи, кролик, хорек и змея.

– Вы… всех их спасли? – пробормотал он.

– Да, спасла, – морщась от избытка гордости в голосе, подтвердила Лорелея. Точно не зная почему, она очень хотела, чтобы он остался доволен ею. Или впечатлен. Но только не равнодушен. – О! А самого лучшего я принесла только вам.

Она поспешила к стоявшему у изножья кровати деревянному ящику, как крышка защищавшему гнездо, и подняла его.

– Счастливого дня…

Он отпрянул от них обоих так стремительно, что она в молчании замерла, а на ее уши обрушился поток проклятий.

Потрясенная, совершенно сбитая с толку, Лорелея изумленно посмотрела вниз и встретила безучастный взгляд молодого грача с перебитым крылом.

– Вам… вам не нравится?

Она понимала, что вопрос, вырвавшийся у нее вместе с судорожным всхлипом, был явно абсурден, однако изумление, видимо, лишило ее способности соображать.

– Нравится это? – не сразу откликнулся он. – Какого черта я…

Отвращение свело с его щек и без того еще слабый румянец, однако, увидев ее мокрые глаза, он крепко стиснул челюсти, пресекши поток уже готовых сорваться с языка ругательств.

По ее щеке покатилась горячая слеза. Она жалела, что не могла в ней утонуть – настолько сильно было овладевшее ею горькое чувство обиды.

Его панический страх, казалось, только усилился, когда он протянул к ней руку.

– Не… не плачьте.

– Я не плачу. – Лорелея всхлипнула и в нерешительности и презрении к себе застыла на месте, почувствовав, что начала икать.

– Пожалуйста, – застонал он. – Я… не вынесу, если вы…

На его лице появилось выражение твердой решимости, и, пододвигаясь к ней, он всего лишь пару раз искоса глянул на гнездо.

– Я… устроила вам день рождения, а… потом… испортила его! – всхлипнула она.

– Лорелея.

Большие ладони схватили ее за запястья и потянули к кровати, пока она не оказалась прижата к его груди. Она прильнула к теплому жесткому телу – ее убежищу от урагана скорбей.

Лорелея забылась – настолько ее сокрушила его сила. Никто и никогда ее так не держал. Не брал на себя бремени ее горестей. Успей она вдоволь наплакаться, ей удалось бы надивиться этому чуду.

Огрубевшая кожа его пальцев царапала ее щеки, и слезы высыхали, не успевая пролиться.

– Лорелея, пожалуйста, не плачьте. Простите.

Услышав отчаяние в его голосе, Лорелея совладала с очередным приступом рыдания. Он притянул ее ближе, и его дыхание сладким ароматом овеяло ей лицо. Во время объяснений его голос часто срывался на не свойственный ему мальчишеский фальцет.

– Когда я проснулся… в той могиле… Вороны… клевали мертвые тела. Рвали их. Выдирали куски. Понимаете? Один подлетел ко мне…

Боже правый! Лорелея спрятала лицо у него на груди, и на нее накатила новая волна слез. Она подарила ему кошмар. Как она могла быть настолько глупой?

– Лорелея! – Он отстранился от нее и поднял ее лицо за подбородок, чтобы она посмотрела ему в глаза. – Сладчайшая Лорелея! – все время повторял он, словно ее имя не сходило у него с языка. И глаза у него тоже растаяли. Повлажнели. Жесткие черты лица смягчились. – Я вас понимаю. Вы ведь не просто так? Подарили мне его…

Он кивком указал на клетку с птицей.

– Это так глупо.

– Скажите мне, – успокаивал ее он, пытаясь стереть слезы со щек.

Смущенно хлюпая носом, Лорелея посмотрела на клетку.

– Я подумала, что цветом перья грача точно как ваши глаза. С первого взгляда черные, но, если присмотреться внимательнее, в них огромное множество оттенков. – Она чуть отстранилась. Не для того, чтобы высвободиться из его объятий, а чтобы показать, что она имеет в виду. – Они ведь будто переливаются всеми цветами радуги? Это просто невероятно. Всякий раз как я смотрю на него, я вспоминаю вас. И я подумала, что они милые.

Он посмотрел на грача, изящно изогнувшего шею и длинным клювом чистившего перья с полнейшим равнодушием к вспышкам человеческих эмоций.

Молчание несколько затянулось, рука разжала объятие и потянулась к клетке.

– Думаю… этот не так ужасен.

Он кончиками пальцев погладил перья, явно ощущая дрожь почувствовавшей прикосновение птицы.

Казалось, и юноша и грач не шевелились целую вечность.