Заклятая невеста (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 30

Ее глаза сверкают, волосы (один в один как у Золтера), бьются на ветру алым пламенем. Расстояние до меня она преодолевает в несколько резких шагов, останавливается, и детеныш с утробным рычанием прыгает на нее. Элленари рывком выдергивает кинжал, замахивается, и я бросаюсь вперед. Накрываю котенка собой, но в миг, когда сталь должна обжечь кожу, ничего не происходит. Поднимаю голову, оборачиваюсь: занесенную для удара руку сжимает Золтер.

— Потрудись объяснить, — говорит он, — что здесь происходит?

Говорил он с ней, но смотрел на меня. Так, словно требовал объяснений: за то, что вытащил сюда, за то, что заставил меня на это смотреть. Все это всколыхнуло в груди такие темные чувства, что вряд ли я сумела бы их обуздать.

— Твоя шлюшка, — процедила Ирэя, отменяя мой смертный приговор, — решила поиграть в спаси…

Договорить она не успела: черная петля захлестнула ее шею, вздернула наверх. Раздались крики — изумленные, возбужденные, громкие — к нам стянулись все элленари, которые отправились на охоту.

— Ваше аэльвэрство. — От толпы отделился высокий темноволосый элленари. Кажется, именно он целовал Лизею, но я была не уверена, отметила только, что над его бровями тоже узор, знак принадлежности к высокому роду. — Ее аэльвэйство сказала правду. Смертная отозвала псов, она остановила…

— Молчать.

Короткий рубленый приказ прозвучал, как удар хлыста. Ирэя билась в смертельных путах, пытаясь вырваться, хрипела.

— Тот, кто еще хотя бы раз посмеет пренебрежительно отозваться об аэльвэйн Лавинии, — сказал Золтер, — будет казнен. Тебя это тоже касается, Ирэя.

Плеть тьмы растаяла в воздухе, и кузина его аэльвэрства рухнула с высоты пяти футов прямо в пыль. Сейчас мне даже жаль ее не было: возможно, именно потому, что рядом с ней лежала убитая ей кошка, детеныш которой яростно шипел, вздыбив короткую шерсть.

— Она остановила охоту, Золтер, — процедила Ирэя, пальцы ее сжались, собирая в горсти мелкие камни. — Она не имеет права, и ты это прекрасно знаешь. Это ты ей тоже спустишь? Тоже накажешь кого-то другого, как тогда наказал Льера за один поцелуй?!

— Замолчи, Ирэя. — Его голосом можно было убивать.

— Я не стану молчать! — Глаза рыжей сверкнули. — Ты убил его! Из-за нее! Из-за тебя он погиб, слышишь?!

Она швырнула в меня горсть колючих камней, которые не достигли цели: ударившись о сорвавшийся с руки Золтера странный иссиня-черный щит, рассыпались прахом.

— Арестуйте ее аэльвэйство, — коротко произнес Золтер. — Она будет наказана за неподчинение прямому приказу до первого слова.

Ирэя широко распахнула глаза, но к ней уже шагнули элленари. В мундирах, точь-в-точь похожих на мундир Льера. В этой пестрой толпе они смотрелись чернильными кляксами; стоило им приблизиться, как рыжая отпрянула.

— Сама пойду, — прошипела она. Вскочив на ноги, метнула на меня ненавидящий взгляд, шагнула к толпе.

— Аэльвэйн Лавиния, — жестко произнес Золтер, протягивая мне руку.

— Надо его добить. — Кто-то кивнул на детеныша бъйрэнгала, который подошел к матери и лизал ее в морду.

Как ни странно, ни слова Ирэи про Льера, ни приказной тон Золтера, ни все эти собравшиеся жадные до потехи нелюди не сумели выдернуть меня из оцепенения, в котором я оказалась, а эти слова — смогли. Я подхватила выпавший из рук Ирэи кинжал и взметнулась ввысь. Оттолкнув руку его аэльвэрства, шагнула вперед, закрывая малыша и его мертвую мать.

— Тот, кто попытается к нему приблизиться, должен будет перешагнуть через меня.

Толпа застыла, когда ко мне подошел Золтер. Одним движением перехватил мою кисть и вывернул так, что пальцы разжались сами собой. Металл звякнуло о камень.

— Никогда не поднимай оружие, если не в силах его удержать.

Оттеснил меня в сторону, рывком поднял шипящего котенка за шкирку.

— Не надо, — прошептала я. — Не надо. Пожалуйста.

Золтер метнул на меня убийственный взгляд, после чего резко развернулся к толпе.

— Здесь только я решаю, — произнес, вскинув руку с отчаянно верещавшим зверенышем, пытающимся извернуться и зацепить его когтями или зубами, — кто будет жить, а кто умрет.

Выкрикнувший призыв добить под его взглядом попятился, элленари склонили головы.

— Возвращаемся, — коротко произнес он, кивнул в сторону, откуда пришла я и куда увели Ирэю.

Толпа хлынула между скал, звереныша Золтер сунул в руки первому попавшемуся элленари, как выяснилось, прислужнику.

— Отмоешь и принесешь мне. Целым и невредимым.

Тот склонил голову, покрытую короткой разноцветной шерстью, и попятился. Спиной, продолжая удерживать котенка за шкирку и морщась от того, что защитные шипы бъйрэнгала впивались в кожу шестипалой ладони.

— Руку, — последнее уже относилось ко мне. — Немедленно. Ты сегодня достаточно испытывала мое терпение.

Достаточно испытывала?!

Я?!

— Вы притащили меня сюда, — с трудом, из последних сил сдерживая клокочущие в груди чувства, ответила я. — Притащили на эту охоту, прекрасно представляя, что это для меня значит. Вы хотели для меня наказания?! Что ж, вам оно удалось!

Я не повышала голоса, но смотрела ему в глаза, хотя давно уже поняла, что ничего человеческого в них никогда не найду.

— Вы заставили меня смотреть на всю эту боль и смерть, заставили меня ее чувствовать, — вся моя годами взращиваемая выдержка трещала по швам, — вы хоть представляете, каково это? Чувствовать смерть, будучи жизнью?! Что вы чувствуете сейчас, ваше аэльвэрство?

Мне казалось, что он и сейчас ничего не ответит, но Золтер неожиданно вплотную шагнул ко мне.

— Боль, — произнес он, глядя мне в глаза. — Я чувствую твою боль, Лавиния.

Я не успела больше сказать ни слова, когда меня подхватили на руки, и под сотнями хлынувших на нас взглядов шагнули сквозь толпу.

Обратно возвращались уже в темноте: здесь, в Аурихэйме ночь падала на мир в одно мгновение, накрывая его собой. Вряд ли сейчас для меня имело значение времени суток, я не слышала даже биения собственного сердца. Зато биение сердца Золтера — отчетливо, как набат. Он по-прежнему прижимал меня к себе, а я не находила даже сил вырваться.

Сколько себя помню, я никогда не была сильной. Никогда не считала себя такой, эту характеристику всегда примеряла на себя Тереза. Но Тереза такой и была, яростной, жесткой и непримиримой, готовой бросить вызов всему миру. Она была влюблена в магию, практиковалась в заклинаниях, самых разных — от простых плетений до боевых, постигала глубины некромагии и мечтала о том дне, когда сможет открыто использовать свою силу. Увы, в Энгерии женщин-магов не поощряли. По большому счету, их особо не поощряли нигде, но в нашей стране особенно.

Я же никогда не стремилась постичь больше, чем мне давал Винсент. Должно быть, природа моей магии была не такой агрессивной, напротив — мягкое и плавное течение жизни, не подразумевало ярких силовых заклинаний и погружений в глубину по самую макушку. Мне всегда казалось (возможно, отчасти из-за матушкиного воспитания), что магия — не самое главное в жизни, что главное в жизни — это жизнь. Любовь к ней.

Любовь.

И вот теперь, когда моя любовь, пусть даже оставшаяся в прошлом, к Майклу, оказалась фальшивкой, а сама я оказалась в мире, где любви места нет, во мне не осталось сил даже чтобы оттолкнуть мужчину, которого ненавижу и презираю. Это было дико, но единственная близость и намек на заботу отозвались во мне щемящим, давно забытым чувством.

Тепло.

В Аурихэйме не было тепла. В Золтере не было тепла. Ни в одном из элленари, с которыми я общалась, тепла не было — разве что поверхностный интерес. Не только ко мне, временами у меня создавалось чувство, что они живут, потому что не могут умереть, что их сила и власть — просто бремя, которое на них свалилось по праву рождения. Может быть, так оно и было, а может быть, нет, но я не могла их понять.

Кроме разве что Льера… отчасти.

В нем я видела проблески того, что принято называть человечностью. Возможно, именно они спасли мне жизнь, но ему они жизнь не спасли, и теперь я понимала, почему. В мире элленари нет места слабостям. Никаким.