Портрет (СИ) - Плен Александра - Страница 31

— Мне для оживления понадобилось почти пятьсот лет, — осторожно произнесла я, стараясь не обидеть старика.

— У меня нет пятисот лет, — ответил Рок угрюмо. — У меня нет даже десяти. Я много экспериментировал. Мой художник рисовал Жоржа и так, и этак. Я убивал перед картиной, пытал предателей, казнил доносчиков. Я часами простаивал перед полотном, умоляя Жоржа ожить. Но все напрасно. Когда мои опыты провалились, я предположил, что нужна картина больше размерами. Возможно, моя слишком мала и не может накапливать достаточно энергии для оживления человека. Я принялся искать. К тому времени, у меня было богатство, власть, связи. Я возглавлял одну из самых крупных банд Парижа. И со временем стал королем преступного мира. Ко мне стекались все события так или иначе связанные с пропавшими изображениями на картинах. Долгие годы ничего не происходило и, наконец, месяц назад, мне улыбнулась удача. Частный детектив в Барселоне, нанятый неким Джорджем Олдриджем, за бокалом виски рассказал своему другу инспектору полиции о необычайном случае, который ему пришлось расследовать.

Вот оно что! Джордж нанял детектива! Бедный Джордж. Пострадал ни за что. Я украла картину, а его избили и заперли в подвале, выпытывая то, чего он не знал.

— Слух дошел до меня. Дальше ты знаешь, — закончил повествование Моро.

— И у вас есть план? Вы знаете формулу воскрешения? — я подалась вперед, стараясь не пропустить ни единого слова.

Усталость, сон, страх были забыты. Я задрожала от возбуждения. Отбросив прочь дурные тягостные мысли о моем незавидном положении, я загорелась азартом. Этот жуткий старикан, который говорит об убийствах, как о погоде тем не менее является источником ценнейшей информации, которую я, увы, никогда бы сама не смогла узнать. А он потратил всю жизнь на ее добычу. И пусть он бандит и убийца, я чувствовала странное единение с ним.

— Во-первых, дело в холсте, — усмехнулся Моро снисходительно. — Несколько лет назад я отправил нитки на спектральный анализ. Оказалось, что ткани около двух тысяч лет, то есть, она была соткана еще во время Иисуса Христа.

— Да, — мой голос внезапно охрип, — я помню, что кусок полотна, который отдали Создателю, привезли с первого крестового похода предки дона Монтиньонес.

— Вот-вот, — поддакнул Рок и сразу же продолжил, — во-вторых, чтобы оживить что-нибудь на картине, нужно безумно желать того, что нарисовано.

«Значит ли это, что Джордж желал меня? — подумала я со страхом и надеждой. — Он меня оживил или я сама вышла? Мне всегда казалось, что мой гнев и боль сыграли главную роль в воскрешении. Или все вместе?»

— В-третьих, — произнес Моро, — не все люди могут оживлять. Я как-то провел опыт. Попросил художника нарисовать разнообразные яства, запер в подвале человека и не давал ему есть. Я приказал ему смотреть на картину (она, кстати, была за пуленепробиваемым стеклом). В конце концов, он умер от голода, но так и не смог оживить ничего из того, что было нарисовано.

Я невольно скривилась, представив подобные эксперименты.

— А в-четвертых, для любого оживления нужна энергия. Чем меньше вещь, тем меньше энергии нужно для оживления. Чем больше, тем, соответственно, больше. Не знаю, как действует картина. Может, она накапливает энергию. Как… — Моро на секунду задумался и щелкнул пальцами, словно нашел нужную ассоциацию.

— Ты знаешь об животворящих иконах? О святынях, чудотворных мощах?

Я удивленно округлила глаза и помотала головой. Это еще что такое?

— Икона — это та же картина, — пояснил Рок. — Нарисованное изображение на холсте. И чем она древнее, тем больше и дольше энергии в нее вливалось при молитвах. Люди на протяжении веков простаивали перед ней, просили, благодарили, каялись. И со временем икона начинает отдавать энергию, так же, как до этого поглощала ее.

Я по-прежнему ничего не понимала. Моро увидел это по моим глазам.

— Если честно, я сам не очень верю в эту чушь, — рассмеялся он, — но говорят, что некоторые иконы или святыни могут исцелять болезни.

— И они оживают? — немного испуганно пролепетала я.

— Нет, — отмахнулся Моро, — они нарисованы на обычном холсте. Надеюсь, — добавил через секунду. — Было бы странно, если бы при молитвах из рамок вываливались святые. Ладно, — Моро перевел взгляд на часы и зевнул, словно только сейчас заметил, что глубокая ночь. — Мой человек отведет тебя в одну из спален наверху. Располагайся. Завтра утром поедем за холстом. Я отпущу Джорджа, когда картина будет у меня. Не то чтобы я тебе не доверял…

Я встала вслед за стариком. Ноги немного затекли. Еще бы — просидеть в кресле почти шесть часов! Двери перед хозяином распахнулись, словно в них был встроен датчик движения. Это такая интересная штука, которая зажигает свет в подъезде или раздвигает стеклянные створки в магазине перед покупателями. Поначалу я как ребенок восхищалась всей этой непонятной техникой, потом привыкла. Но здесь, в бандитском особняке, датчиков не было — за дверями дежурили телохранители.

Моро сказал одному из громил проводить меня. Поклонился, чинно и торжественно поцеловал мне руку. Я даже опешила от такой помпезности. Потом развернулся и направился в боковой коридор, медленно по-стариковски шаркая. Наверное, разговор его тоже вымотал. Я кашлянула и произнесла ему в спину:

— Месье Моро. Я работаю в модельном агентстве. У меня контракт. Вы отпустите завтра меня на съемки? — и замерла, ожидая закономерной вспышки гнева.

Моро обернулся и уставился мне в лицо тяжелым взглядом. Он смотрел и многозначительно молчал. Что он хотел этим сказать? Напугать? Смутить? Вогнать в дрожь? Я тоже могу неподвижно долго стоять, так что вряд ли он переиграет меня в гляделки. Война взглядов длилась пару минут. В конце концов старик утвердительно кивнул, то ли разочаровавшись в силе своего взгляда, то ли зауважав меня.

— Хорошо. Только будешь ездить на работу на моем транспорте и с моими телохранителями.

— У меня есть водитель, — стараясь не выдать своего ликования, произнесла я. — Можно он будет за рулем?

— Знаю. Альберто Санчас, пятидесяти четырех лет, — откликнулся Моро, секунду поразмышлял и добавил, — можно. Только под охраной моих ребят.

— Спасибо, – улыбнулась я. Да он добряк!

Моро, ничего не ответив, ушел. Один из громил направился вслед за стариком, второй остался со мной.

— Я покажу вашу спальню, мадмуазель Симпсон, — нейтрально произнес он, галантно протягивая руку. Я молча пошла к лестнице, переваривая то, что услышала за вечер от Моро, но на первой же ступеньке обернулась к идущему за мной мужчине.

— Вы не могли бы меня отвести к Джеймсу Олдриджу? Он мой друг, — наивно поинтересовалась я, — гостит где-то у вас.

— Нет, — коротко отрезал он, — хозяин велел проводить вас в спальню, других распоряжений не поступало.

Я и не сомневалась, что «не поступало», но попробовать стоило. Пожав плечами, я легко взлетела по лестнице и направилась к первой двери справа. Толкнула и очутилась в громадной комнате, из которой вело несколько других дверей. Остановилась в проеме и вопросительно приподняла бровь.

— Располагайтесь, мадмуазель Симпсон, — нейтрально произнес громила, — я буду дежурить у двери. Если что-нибудь понадобится, зовите.

Надежда на то, что меня оставят одну, не оправдалась. Закрыв дверь, стянув, наконец, неудобные туфли, я принялась рассматривать новообретенное жилье. Обошла элегантную гостиную, сунула нос в спальню, побывала в ванной комнате, выглянула в окно. По двору ходили охранники, везде были натыканы камеры. Окно было без ручек, створки не открывались. Я опустила портьеру и задумчиво отошла вглубь комнаты. Мартин! Нужно позвонить!

— Где ты?! — заорала она в трубку, и я поняла, что подруга не ложилась, так же, как и я. — Что происходит?! Альберто слезно умолял не звонить в полицию, и я послушалась. Теперь уже жалею.

— У меня все хорошо, — я умудрилась вставить слово в бесконечный поток воплей, — я у друзей, завтра приеду на работу и расскажу.