Портрет (СИ) - Плен Александра - Страница 30

Моро громко прокашлялся. Я, очнувшись, подняла голову.

- Я смотрел на картину целыми днями, неделями, но она не оживала. И тогда я разозлился.

Моро резко поставил чашку на стол. Фарфор горестно задребезжал. Я внутренне сжалась от страха. Мирный добродушный дедушка вдруг превратился в злобного монстра. Глаза сузились, из-под верхних губ показались острые клыки. Он словно пес ощетинился и вот-вот зарычит.

— Я убил его, — рявкнул он. Я догадалась — речь шла о художнике. — Прямо перед картиной. Мне крайне была необходима сабля. Иначе все мои планы летели в тартарары. Я помню, как кровь из перерезанного горла брызнула на полотно. Помню удовлетворение и алчность, охватившие меня при взгляде на окровавленный холст. И тогда сабля вдруг вывалилась прямо под ноги. И она была измазана кровью.

Я изумленно ахнула. Значит, смерть? Это катализатор? Но я ожила из-за любви, а не из-за смерти. Передо мной никто не умирал. Только любимый бросил и женился на другой…

Моро вновь переменился. Сейчас он улыбался почти по-доброму и ничем не напоминал садиста и убийцу. «У него явно не в порядке с головой», — испуганно подумала я.

— Да. После того случая я всегда добавлял к желаемому на картине одну или две жизни, — самодовольно произнес он, — а ты? — Я вздрогнула. — Ты помнишь смерть? Кто умер возле тебя?

Я медленно и старательно допила кофе. И так же осторожно поставила чашку на стеклянный столик.

— Мой Создатель, — произнесла тихо, — он умер передо мной. Были еще смерти, много смертей. Но гибель Создателя была самой трагичной.

Моро хлопнул ладонью по столу, словно услышал что-то замечательно важное. Его теория подтвердилась. Психованный сумасшедший старик. И ему в руки попало бесценное старинное полотно. Страшно подумать, что он может натворить.

— Чего Вы от меня хотите? — спросила я хмуро. Пора было заканчивать разговор. Или, по крайней мере, двигаться к логическому завершению.

— От тебя? — хохотнул он. — Твой холст. Ты отдашь его мне завтра утром.

— Нет! — вырвалось само собой. — Не отдам.

Потом вдруг поняла, что что-то не то сказала и добавила неуверенно:

— Он остался у прошлого хозяина. Я не знаю, где он.

Моро лучезарно улыбнулся и посмотрел на меня, как на дурочку. Именно ею я себя сейчас и ощущала. «Не умеешь врать — не берись», — мысленно дала себе подзатыльник. Рок что-то щелкнул в ноуте и развернул ко мне экран. В нем показалась комната с серыми пустыми стенами и железной кушеткой. На кушетке спал Джордж. Небритый, взъерошенный, босиком, в рваной футболке с бурыми пятнами на груди.

Я окаменела. Моро приблизил картинку. На правой скуле чернело здоровенное пятно, веки опухли и украсились фиолетовой окантовкой. Нижняя губа была разбита, в уголках рта запеклась кровь.

— Что вы с ним сделали? Где он? — деревянными губами спросила я.

Голос доносился словно издалека. Судорожно затрепыхалось сердце, подскакивая к горлу.

Моро пододвинул ноут к себе.

— Месье Олдридж здесь, гостит у меня в подвале, — ответил он. — Только от тебя зависит, выйдет он отсюда или нет.

Странно. В последнее время я как будто забыла о Джордже. Не видя его воочию, занятая работой, учебой, карьерой, я перестала постоянно думать о нем. Чувства словно отошли на второй план. А сейчас, стоило мне увидеть его в таком плачевном состоянии: избитого, окровавленного, они снова захлестнули меня. Будто не было этих месяцев, будто я до сих пор вишу в его кабинете, смотрю на него, и боль разрывает грудь на части от невозможности быть с ним рядом.

— Обещаете, что отпустите его, если я отдам полотно? — голос предательски сорвался. Актриса из меня неважная.

— Конечно, — произнес Моро добродушно. И видя, что я не поверила, участливо добавил: — Что твой писатель может сделать? Кто ему поверит, если он пойдет в полицию и расскажет об ожившем полотне? Запрут в сумасшедшем доме? Если он не дурак, то будет молчать. А я не убиваю бессмысленно, только за дело.

Я обреченно кивнула. Выхода нет.

— Тогда завтра съезжу в банк и отдам холст. Он лежит в ячейке отделения номер пять национального банка на улице Мазарен.

— Умно, — произнес насмешливо хозяин, — ты не только хитрая, изворотливая и смелая, а еще и умная. Мне нравится твой характер. Не гнушаешься воровством для достижения цели. Это по мне. За пятьсот лет жизни еще и не такого придумаешь, да, Лаура?

Я позволила себе пропустить его слова мимо ушей. Может быть, я и не образец добродетели, но по крайней мере не убийца. Моро встал с кресла и разлил остатки коньяка по бокалам. Я не стала возмущаться, послушно взяла бокал и пригубила. Может, станет легче?

— За сделку! — Моро легонько дотронулся своим стаканом до моего. В тишине кабинета раздался красивый тоненький звон. Старикан опять уселся в кресло и уставился мне в лицо. Я беспокойно заерзала. Что он опять придумал? — Ты будешь жить со мной. Здесь. В особняке.

Мои глаза округлились. Я поперхнулась коньяком и судорожно закашлялась.

— Разве Вы меня не убьете? — прохрипела сдавленно.

— Зачем? — его удивление было абсолютно безыскусным. — В мире не так много чудес, чтобы уничтожать их. Ты настоящее живое чудо. Сравни превращению воды в вино или воскрешению мертвых. Я, конечно, мерзавец, но не настолько, чтобы убивать единственное волшебство в нашем мире.

Я задумалась, уставившись в тлеющий камин. Что мне оставалось делать? Врать я не умела. Как и увиливать, торговаться, спорить. Плакать, умолять? Смысла не было. Да и не думала, что как-то смогу повлиять на этого человека. Я в безвыходном положении. Мне оставалось только довериться сумасшедшему старику. И верить в то, что он не соврал. Если холст будет у него, я не смогу никуда деться — ни уехать, ни сбежать. Я привязана к нему и в полной его власти.

А еще… Он так восхищенно на меня посмотрел. Надеюсь, не навредит.

— Вы хотите, чтобы я спала с вами? — фраза вылетела быстрее, чем я успела сообразить и затолкать ее обратно.

Моро изогнул правую бровь, а я прикусила губу. Мартин часто корила меня, за необдуманные слова. За то, что язык спешит вперед мыслей. Искусство хитрить и увиливать я еще не освоила. И вряд ли освою. Поэтому лучше было бы смолчать.

— Увы, дорогуша, я бы с огромной радостью, — гнусаво растягивая слова, ответил Рок. — Но меня давно уже не интересуют женщины. В прошлом году мне стукнуло восемьдесят. Но спасибо, за комплимент.

Я незаметно выдохнула. Не рассердился. Теоретически я знала, что происходит между мужчиной и женщиной в кровати. Иногда пары это делали с удовольствием, иногда удовольствие получал лишь мужчина. Иногда в спальне было двое мужчин, иногда две женщины. Каждый раз, со стороны наблюдая за процессом, я испытывала то интерес, то отвращение. Ожив и получив доступ к знаниям, я разобралась что к чему. Впоследствии этих действий получаются дети. И то не всегда.

— Не переживай, — усмехнулся Моро, — я не собираюсь уничтожать полотно, ни сжигать, ни резать на части.

Я и не думала, что он его уничтожит. Наоборот – будет использовать в своих грязных бандитских целях. Правда, не понимала, в каких. Пока я раздумывала, рассказать Моро об особенностях картины и невозможности удалиться от нее или нет, старик продолжал говорить. — Мне нужен холст совершенно для другого.

— Для чего?

Моро по-стариковски пожевал губами. Я обреченно бросила взгляд на часы. Половина третьего. Сегодня поспать не удастся. Мартин, наверное, вся извелась, ожидая моего звонка.

— Я хочу оживить брата, — наконец произнес он. Я потрясенно выдохнула. Вот оно что! — У меня есть фотография маленького Жоржа. Мать сфотографировала нас в день, когда Германия объявила капитуляцию. Это была первая и последняя наша фотография, я сохранил ее. Всю жизнь чувствовал вину перед братом, за то, что предал, бросив голодать в подвале.

А он не совсем безнадежен.

— Это не ваша вина, — тихонько сказала я.

Моро беззлобно отмахнулся.

— Моя. Если бы я не пожадничал. Взял немного и убежал, я бы не попался в лапы барона и не просидел неделю в подвале. Жорж был бы жив.