Непокорный талисман (СИ) - Цокота Ольга Павловна - Страница 26

Одесто мигнул. Слезы катились по пушистой шерстке лица. Он ощущал свою хрупкость и микроскопические размеры по сравнению с уже сейчас необъятной мощью Охило. Такими же уязвимыми были люди. Их рост, вдвое превышающий рост Одесто и его соплеменников, казался абсолютно ничтожным по отношению к заполонившему значительную часть Мироздания порождению, а в ближайших филях и тождеству Тьмы.

Но маленький эл не понаслышке знал, как о безднах человеческой глупой подлости, так и о невероятных высотах духа, свойственной некоторым из людей. Своим Иным зрением он видел, что именно эти внешне слабые создания могут противостоять Жути, пожирающей Мироздание. И Начинающий понимал, что нельзя в угоду традиции и поучениям Мудрых стоять в стороне.

Он не столько ведал (еще не хватало широты взгляда на множественность вероятностных временно-пространственных континиумов), сколько чувствовал, что борьба с супермонстром грозит растворением и ему самому. Подобная участь страшила, Одесто не был героем, но он был чрезвычайно ответственным существом, а потому решил идти выбранной Тропой до последнего филя. Он многого не мог сделать из-за чисто физических ограничений, но ментально уже обрел некую силу.

……………………….

Петримуса познабливало. Он до судорог боялся встреч с Демоном. И в то же время мысль о собственном всемогуществе, поднимающем его над стадом жалких людишек, была мощным стимулом для продолжения опасного действа. Старинный манускрипт, по чьему-то недомыслию попавший после обыска в апартаментах Симорина не в закрытый архив, а в совок уборщицы, а затем в груду мусора на заднем дворе, достался ему почти случайно, когда он, озираясь и трясясь от страха за свою шкуру, бродил вокруг дворца, размышляя, куда бы податься. И вот теперь в руках мелкого колдуна, всегда прозябавшего на вторых ролях, оказалось мощнейшее заклятие, способное даровать ему все и, прежде всего, власть. Он начал чертить пентаграмму. Ладони вспотели от страха, мелок скользил в непослушных пальцах. Филин негодующе ухнул, а одноглазый кот презрительно зашипел.

Эти двое исчадий нашли его сами. Тогда он подумал, что сие — перст судьбы. Ведь животными они были лишь внешне. У этих тварей не было сердца, да и иные органы, характерные для живых творений, тоже отсутствовали. Внутри них царила создавшая их Тьма. Петримус понял это, когда попытался использовать псевдоживотных для черномагическтих заклятий. Он был и напуган, и горд одновременно. Прикосновение к Отрицанию сущего казалось ему посвящением, которого достойны немногие. Колдун не осозновал, что Жуть уже завладела им, не он подчинил Тьму, а наоборот стал ее рабом, ее марионеткой. Все желания и устремления его теперь были нацелены на то, чтобы ускорить коллапс Вселенной, угодный его повелительнице.

………………………

Алексис все еще не мог шевелиться, но ощущения уже пробудились. Он чувствовал холодную ткань, мокро льнущую к телу. Вода, просочившаяся в мешок, забивала нос и уши. Он не мог дышать. В голове звенело, перед глазамы поплыли кровавые пятна. Жизнь уходила из него тяжело и мучительно. Царевич снова забылся. А,когда вновь очнулся, то этих последних его мгновений в памяти не осталось. Да, их и не было, просто не существовало. Люди тащившие мешок с "трупами" царевича и его маленького товарища, валялись без сознания. Острое лезвие распороло грубую ткань, в полутьме склонившиеся над ним лица расплывались.

— Вы можете подняться? — спросивший тяжело дышал, его бас показался Наследнику оглушительным.

— Он не сможет идти. Тебе придется нести царевича, — голос второго был негромок и тверд. — Ребенка возьму я.

…Одесто совершенно обессилел. Ему пришлось в пределах одного филя отменить настоящее, где Зоар с Власом не успевали прийти на помощь царевичу и Алексис погибал, а затем воссоздать несколько подправленную действительность. Это было сложной задачей даже для опытного эла, а уж для Начинающего — и подавно. Но он не мог позволить себе расслабиться, ибо на ином конце континиума еще один корыстный и недалекий человечек впивался взглядом в древний манускрипт, произнося жуткие звукосочетания. Материя корчилась и истончалась от этих заклятий, призывающих Демона. Маленький эл рисковал жизнью, ступая на Тропу и включая свой жизненный потенциал на максимум. Он был сейчас слишком слаб и не рассчитывал победить, но остановить колдуна требовалось немедленно. Ибо каждый приход каждого Демона способствовал тому, что Охило росло и жирело. А жадное и подлое человеческая существо, само того не ведая, ускоряло энтропию Мироздания и готовило погибель не только себе.

Эл успел. Оказался в лачуге раньше, чем зазвучало последнее скрежетание разбивающих реальность хрипов и рвущего Завесу визга. Ударом сбил черную свечу в одном из углов пентаграммы. Мир взорвался протуберанцами кровавых ослепительных отблесков и диким нечеловеческим воем. Надсадно замяукал кот. Щуплый чернокнижник упал без сознания. Но его твари бросились в атаку. Одноглазый хищник когтями пригвоздил Одесто к земле, а острый клюв филина долбил череп эла. Плавая в темном тумане, Одесто почти бессознательно позвал ту, что однажды уже пришла ему на помощь. Реальность забурлила. Невоплотившийся, но уже близкий Демон трепыхался и барахтался в ней. А по Тропе среди урагана, поднятого монстром, бесстрашно шла светловолосая девушка с прозрачными глазами.

Она возникла в логове чародея из Ниоткуда. Мерзкие колдовские твари попятились. Элис подхватила давнего знакомца и вынесла его на Тропу. Одесто сразу стало легче. В Межмирье испытывают ужас Иного, Не Обретшего Формы. Но обычные для материальных существ ощущения исчезают. Не чувствуешь боли, голода, холода. И все же Одесто дрожал.

— Ничего не бойся, — успокаивающе сказала Элис. Она теперь была старше и могущественнее. И Одесто, как прежде, доверчиво вложил крошечную ручку в надежную теплую ладонь. Им было по пути.

ГЛАВА 23. ОПАСНЫЙ СПУТНИК

Леопольдо, Панталоне и Арлекино опять остались втроем. "Старички", создавшие труппу, по-прежнему волокли на себе нелегкий груз представлений, а вот новое пополнение у них как-то не задерживалось. После того, как утонул юый акробат Рафаэло, пришлые и вовсе появлялись и исчезали с невероятной скоростью.

Чудесная талантливая девочка Элика, неизменно приносившая их выступлениям удачу, неожиданно растворилась в хорланской суете вместе с хмурым мужиковатым Власом, который был отличным конюхом, кучером и работником сцены.

Его физическую силу и сноровку отчасти восполнил худощавый жилистый Ил, прибившийся к ним как раз после того, как лицедеи покинули Хорлан. Этот юноша, с виду настоящий северянин, говорил, однако, на светлоземском наречии с едва заметным акцентом. Распросов о себе он не любил, отвечал крайне скупо и сразу же обрывал разговор под тем или иным предлогом. В движениях молодого гибкого тела была особая хищная грация. Ил великолепно исполнял номер с булавами, бесподобно жонглируя ими.

Зрителям особенно нравились шутовские поединки Ила с Арлекино. Нужно сказать, что "герою-любовнику" в черно-белом трико в этих стычках "понарошку" приходилось очень даже нелегко. Актеры не сомневались, их новому спутнику, несмотря на молодой возраст, довелось немало сражаться и на настоящих, а не фальшивых саблях.

В то же время наблюдательный Леопольдо и бывалый фехтовальщик Арлекино отмечали необычность его стиля, коренным образом отличавшегося от той манеры боя, с которой они были знакомы.

Простак Панталоне не задумывался над подобными тонкостями, но именно он однажды сказал товарищам:

— Этому мальчишке больше бы подошли узкие глаза и шапка с лисьим хвостом, как у воинов Солнцеликого.

И у его товарищей словно глаза открылись. Действительно своими повадками Ил больше всего напоминал степняков, совершавших набеги на пограничные районы Светлоземья.

Конечно, с этим пареньком бродячие фигляры выступали гораздо успешнее, и денежные сборы вновь стали более весомыми, но, тем не менее, в душах их поселился страх. Они начали обращать внимание на многие прежде ускользавшие мелочи. Например, на то, что одежда Ила отличалась хорошим качеством, но была слишком разнородна и не всегда ему по размеру. Словно досталась от разных владельцев. Троица подозревала, что произошло это к тому же вопреки желанию тех, кто носил эти вещи прежде.