Ангел-мститель (СИ) - Буря Ирина - Страница 98

Сама девочка произвела на меня двойственное впечатление. Симпатичная, ничего не скажешь. Но было в ней нечто такое, что я насторожился. Коротко глянув на мчащегося к ней с протянутыми руками Тошу, она удовлетворенно прикрыла глаза веками — на мгновенье, после чего скользнула взглядом по Татьяне как по пустому месту и уставилась на меня.

Я знаю, что на лице месячного младенца не может отражаться никаких абстрактных эмоций! Но она смотрела на меня с такой непоколебимой уверенностью, что я поежился. Мало ей одного Тоши, который изогнулся в немыслимой позе, чтобы ей удобно было ему большие пальцы рук откручивать — уже на следующий объект переключилась, чтобы и его под каблук… ну, под пятку, неважно!.. загнать! Я вдруг представил себе, как вырастет из нее эдакая вторая Марина, которая точно также пойдет по жизни, даже не оглядываясь, чтобы проверить, все ли встретившиеся ей мужчины ползут за ней на четвереньках, вывалив от усердия языки. Терпеть не могу уверенных в своей неотразимости женщин!

Вот мой парень — это совсем другое дело! Он уже сейчас и отзывчивее, и отходчивее, и дружелюбнее, и вообще понимает, что он — вовсе не пуп земли и обязан с интересами окружающих считаться. Так, нужно будет вечером еще раз с ним побеседовать.

Короче говоря, когда Тоша начал намекать, что пора бы гостям и честь знать, я вздохнул с облегчением.

И, как обычно, рано.

Галя захотела поговорить с Татьяной. После купания и наедине. Я обрадовался возможности напомнить Тоше, что дом не мешало бы в порядке содержать, но он вдруг заявил, что выкупает девочку сам, а девчонки пусть пока поболтают. Интересно, а я куда денусь? Ему помогать буду?! А-а, судя по многозначительному взгляду, помогать мне ему придется потом — чтобы он ушел, не уходя. Ну, ладно, это я не против. И посмотреть, опять же не помешает, сразу ли у младенцев пристрастие к воде появляется — сам-то я с первого раза в душ влюбился.

Оказалось, однако, что Тоша уже принял человеческое понимание взаимопомощи во всем его величии. Мне было доверено держать девочку. На вытянутых руках и согнувшись в три погибели. Пока Тоша ее намыливал — как будто она, вертя во все стороны руками и ногами, и так не норовила каждую минуту выскользнуть. Как тот кусок мыла в ночь моего первого омовения — только очень большой. Уже через несколько минут от напряжения по лбу у меня поползла капля пота. Скатившись, естественно, в глаз, который тут же рефлекторно закрылся.

Вторая капля принципиально пошла своим путем и в считанные мгновенья ослепила меня окончательно. Пальцы рук сами собой раскорячились, пытаясь хоть как-то зафиксировать этого талантливого потомка кистеперых рыб. Хуже того — в отсутствие зрения обострился слух, и в уши мне настойчиво полезло курлыканье Тоши о пальчиках, волосиках, плечиках… и прочих частях тела довольно угукающей амфибии. Мне очень хотелось пнуть Тошу ногой, но, с другой стороны, потерять равновесие и со всего размаха шарахнуться животом о край ванны… Не говоря уже о том, что сослепу я мог этой ногой куда-нибудь в стенку заехать…

Короче, когда все это закончилось, разогнулся я в три захода. Шею свело, поясница ныла, колени противно дрожали… Честное слово, было проще в невидимости под руки людям подныривать и где-нибудь в углу в комочек сжиматься. По-моему. Мне даже пришлось пару минут в ванной постоять, чтобы с силами собраться — и вернуться в общую компанию уверенными и пружинистыми шагами. Мысленно покряхтывая при каждом из них.

Черт бы побрал эту машину!

Хоть бы парень скорее родился — буду с ним каждый день физкультурой заниматься.

До самого конца дня я вновь и вновь переживал эти яркие ощущения — и даже забыл спросить у Татьяны, о чем она с Галей секретничала.

Именно поэтому ее очередная гениальная идея свалилась на меня на следующий день как гром среди ясного неба. Особо ясного — мне так приятно было, что она бросила привычку давить на Тошу у меня за спиной.

И, честное слово, после первых же ее слов я вполне серьезно ожидал, что сейчас разверзнутся небеса, и оттуда грянет… указующим перстом по темечку. Нам с Тошей — чтобы вспомнили, откуда направлены и зачем, собственно.

Она предложила ангелу войти в церковь и присоединить свой голос к человеческому хору, взывающему к Господу с просьбой принять новую единицу их общества в число Его рабов.

Как будто я не объяснял ей — несчетное количество раз! — что церковь является чисто человеческим институтом, удовлетворяющим чисто человеческому же стремлению сбиться в некую безликую массу — будь то раса, народ или паства.

Как будто она так и не поняла, насколько важнее осознанность выбора человеком своего пути, чем его формальная принадлежность к некоему каравану, движущемуся в примерно нужном направлении под защитой снующих по его периметру охранников.

Как будто даже человеческие представления не предполагают, что участвующий в подобных обрядах должен искренне верить в них — чтобы не обращаться к высшим силам как в комиссию по субсидиям: подам-ка я заявление на всякий случай — авось, выдадут, чем я хуже соседей?

Вспомнив, с Татьяниной подачи, как я случайно попал в отдел, занимающийся поклонниками йоги, я вздрогнул. А ведь у нас все такие обращения, наверно, фиксируются… Хотя бы для того, чтобы их природу и обоснованность проверить. Хорошо будет Тоша выглядеть, если они в хоре возносящих молитву его голос идентифицируют — ангел решил протекцию составить ничем еще не примечательному человеку, да еще и не своему. Это уже не просто дополнительный интерес — чистейшее использование служебного положения в… непонятно, каких целях. Каковые немедленно станут предметом тщательного расследования.

Как выяснилось, Тоша тоже сразу об этом подумал. И бросился советоваться. Естественно, не со мной. Впрочем, его всегда из крайности в крайность бросало: либо ни на шаг от правил не отступать, кроме как с четко сформулированного согласия прямого руководства, либо сразу морду бить, как тогда, когда он хотел Дениса от Гали отвадить. Умение изящно пройти по тончайшей грани между дозволенным и рискованным никогда ему свойственно не было. Вот-вот, ему проще назад в невидимость перейти. А-а, не хочется! Сказал бы прямо, что боится…

Святые отцы-архангелы, вы только послушайте, чего он боится! Нет, не слушайте — это так, оборот речи был. Он же — действительно не я, он же никогда не сможет доказать вам, что его повышенное внимание к девочке объясняется тем элементарно простым фактом, что вышеупомянутая девочка является в данный момент самой важной составляющей жизни вверенного ему объекта…

Я понял, что Тоша влип. Строго следовать предписанным правилам ему чрезвычайно запутанная система человеческих взаимоотношений не позволит, крушить и ломать просто нечего — религиозные устои только вместе с человечеством уничтожить можно, а найти убедительное объяснение любому своему поступку он, наверное, так никогда и не научится. И я не смогу с ним сейчас на заседание контрольной комиссии отлучиться…

Честно говоря, я растерялся.

Чем тут же воспользовалась Татьяна. Вот она всегда как-то чувствует, когда у меня защитные барьеры ослабевают. Нет, выход она нашла красивый — такой, чтобы и Тошу от акта профанации искусства избавить, и Галины чувства не задеть, но сам подход! Крещеный ангел — это же надо до такого додуматься! Это… что-то вроде… увлажненной воды… или проветренного воздуха! У меня эти сравнения даже в слова отказались сложиться — застряли в горле, так что я чуть не подавился.

После чего в ней, похоже, совесть заговорила. И говорила долго и убедительно, втолковывая ей, что ангельское терпение вовсе не предполагает бесконечного снисхождения к несдержанности на язык отдельных, особо изобретательных представителей человечества. Одним словом, вечером Татьяна начала ко мне подлизываться.

Предложила помочь мне ужин приготовить — как будто помнит, где и что на кухне лежит! Нашла Тоше замену на роль крестного — как будто я не понял, что ей просто хотелось еще крепче Галю к своей компании привязать! Принялась ужин нахваливать — как будто я впервые в жизни ей куриные котлеты пожарил! Поинтересовалась моим мнением в отношении ее сегодняшних подвигов — как будто это не я дал ей все карты в руки еще в обед. Сказала, что у нее есть ко мне небольшая просьба — как будто я ей хоть раз в жизни в чем-то…