Хризантема (СИ) - "Dtxyj" - Страница 96

— Я спал! — выкрикнул Игнат, останавливая Максима. Вся его суровость сошла на нет, теперь перед ними был полный эмоций человек. Будто сосуд, который оказался переполнен, он раскидывался ими, утяжеляя и так давящую на нервы атмосферу. — Я нажрался до поросячьего визга и спал! В тот день я узнал, что Зоя ищет всех побочных детей Виктора, хочет усыновить кого-то, а это значило, что «Три нити» перейдут преемнику! Виктор, тварь, не хотел мне продавать эту компанию!.. Я уснул! Я уснул ещё до того, как эти дебилы приняли наркотики! Если бы я знал… Я бы не позволил!

— Да какая разница, ты тоже виноват! — крикнула Анна. — Ты был там! А значит, такая же тварь, как и они!

— Успокойся, — так угрожающе сказал Игнат, что даже Тимур замер, перестав дышать.

На Анну это подействовало как ушат холодной воды и сильная пощёчина. Она судорожно вдохнула, потом выдохнула, взяла бокал, выпила остатки вина и бросила его через плечо. Пролетев по дуге, он упал на пол, но звука разбитого стекла Тимур не услышал, видимо, бокал был изготовлен их небьющегося материала. Есть такое стекло, которое практически не бьётся.

Сам Аборин тоже успокоился, быстро взяв себя в руки. Максим продолжал смотреть на него недоверчиво.

— Впрочем, вы, Игнат Анатольевич, всё равно бы не смогли этого сделать, — заговорила Аня хриплым, уставшим, но язвительным голосом. Нагнувшись вперёд, она громким шёпотом произнесла: — У вас же на женщин не стоит.

Тимур удивился, бросил быстрый взгляд на Аборина. Тот сидел прямо, плотно сжав губы, собранный и хмурый. Воин, позволивший себе лишь на минуту проявить слабость.

— Мне было жалко Таисию Гордеевну, — продолжила Русакова наиграно печальным голосом. Впрочем, в нём проскальзывали и нотки истиной грусти. Анна играла свою роль, и она ей нравилась. — Прожить двадцать три года с таким, как вы, — это ад. Но она молодец, мало таких женщин, способных понять и простить. А ещё навсегда повесить на себя ярлык. Как вы сделали детей, Игнат Анатольевич? ЭКО? Или таблеточки Шитько помогли?

Анна противно заржала, совсем неподобающе для женщины её статуса, к тому же ещё и красивой. Игнат метнул в неё такой уничтожающий взгляд, что она тут же замолчала.

— Моя жена — самый светлый и добрый человек в этом грёбаном гнилом и затраханом мире, — произнёс Аборин холодным голосом. То, что хозяин «Хризантемы» грубил, говорило о том, насколько он зол. — Это лучшее, что было в моей жизни. И не твоему грязному рту произносить её имя.

— Я уважала и любила её, — прошипела Анна, нагнувшись вперёд и вцепившись в столешницу. — Я смотрела на тётю Тасю и думала: какого чёрта эта красивая и добрая женщина является женой такого ублюдка, как вы!

Выдохнув, Русакова откинулась на спинку стула и расслабилась. Аборин ничего не сказал, но продолжал смотреть на неё пристально, с ненавистью.

— Ведь вы любите мужчин, господин Аборин.

Игнат не ответил, а Анна продолжила:

— Об этом знала бабушка. Однажды я совершенно случайно услышала её разговор с тётей Тасей. Они упоминали это вскользь, и я тогда подумала: так разве бывает? Когда подросла, то поняла, что да, бывает и ещё как.

Аборин сидел ровно, словно кол проглотил, сжимал руки в кулаки, тяжело дышал, играл на скулах желваками.

— Тётя Тася хотела детей, а вы не могли ей этого предложить, — Анна противно ухмыльнулась, но при этом Тимуру показалось, что она нервничала. Ещё бы, кажется, всё сказанное ею про Аборина — огромная тайна. Есть люди, которые принимают свою ориентацию, например, как Тимур, а есть такие, кто от неё отказывается. Например, Аборин. Тимур сразу понял, что тот не только скрывал, но и ни разу не был с мужчиной. Скорей всего, он глубоко ненавидел себя за это и вместе с тем уважал и ценил свою жену. Русакова сейчас била по самым больным точкам, и Аборин рисковал снова сорваться. — Но когда она стала матерью, то это оказалось ненадолго. Тётя Тася и бабушка дружили… Как же интересно устроена жизнь. Они ушли в другой мир с разницей в три месяца. Они были такими хорошими людьми… Почему же всякий сброд живёт и здравствует, а хорошие люди умирают?! Тимур, — она неожиданно обратилась к нему, — скажите, почему?

Шишков пожал плечами, вспоминая маму. Он сильно её любил, и она его. Но у некоторых людей век недолог. От этого всегда грустно…

— Я не знаю ответа на этот вопрос, — глухо ответил он.

— А каково быть пидором, знаете?

Резкая смена темы сменила атмосферу. Тимур скрестил на груди руки, прищурился и выдал:

— Я — гей, и давно принял свою ориентацию. Но мнение других людей признаю. Я считаюсь с ним, потому что каждый человек имеет право на выбор, на боль, на страхи, на любовь и другие чувства…

— На ненависть тоже, — криво улыбнулась Анна, внимательно глядя на него.

— И на ненависть тоже. Так, значит, это вы убили Погодина, Крюгера и Шитько?

— Не совсем, — тихо рассмеялась она и приняла триумфальный вид, провозгласив себя королевой этого вечера. Впрочем, так оно и было. — Погодин умер сам. Ну кто его убивал? Кто же знал, что у него аллергия?..

— Вы, — без улыбки ответил Тимур, оборвав её.

— Серьёзно? Меня тогда даже близко в этом зале не было.

— Какая разница. Вы — заказчик, — Тимур пожал плечами. Кажется, Русакова веселилась. — А ваши кролики, — Тимур обвёл взглядом парней с пистолетами и автоматами, — сделали дело.

— Ну не я же, — упорствовала Анна.

— А Крюгера?

— Клим. Он сын Ларисы Сергеевны. Ему было шестнадцать, когда это случилось. На его глазах она сходила с ума. Жестокое, я скажу тебе, Тимурчик, зрелище. Для парня шестнадцати лет, для которого мать — это вселенная. Я нашла его, предложила, он согласился. К тому моменту Клим стал настоящим убийцей и мысли избавиться от насильников матери не оставил. Больше всего над ней измывался Крюгер, оказывается, он любил женщин постарше. Противно, — выдавила сгусток яда Анна. — Поэтому я доверила ему нашего милого Альберта.

— И вы же свели его с Сыровой.

— В первый вечер после того, как «Хризантема» вышла из порта, они познакомились в баре, мне нужно было, чтобы Сырова убила двоих или троих, можно и четверых человек…

— Вы до этого общались с Сыровой? До путешествия?

— Тимур, — Анна хмыкнула и посмотрела на столешницу, потом снова на него, — ты и правда настоящий сыщик. Я тоже не верила, что дочь Усладова жива. Но ты её нашёл. Пусть девчонка потом и провела некоторое время в психушке, но для нас всех это был какой-то феномен. Ты герой. Честно, я тебя уважаю.

— Вы подговорили Сырову ещё до путешествия, чтобы она убила тех людей. А вернее…

— Покапала на мозги. Так же, как Тане. Мне нужны были трупы, чтобы подстроить смерть Крюгера, ты, кстати, в прачечной появился не вовремя. Ну да ладно. Всё равно сегодня всё бы открылось.

— А что с Таней?

— Вот ты гей, Тимур, и ни черта не понимаешь в женщинах. Видишь ли, каждому терпению приходит конец. Рано или поздно боль, накапливаемая годами, вырывается. Таня и Валя — слабые женщины. Одну били и насиловали чуть ли не каждый день, у другой муж — пидор. Ах, как это знакомо, не правда ли, Игнат Анатольевич?

Аборин даже и не подумал посмотреть на Анну. Взял стакан и сделал из него глоток, затем вернул на место. Русакова же продолжила:

— Женщина терпит, терпит, а потом взрывается. Буф! К тому же ничего не стоило подлить масла в огонь, чтобы окончательно испортить отношения супругов. Вальку даже особо подталкивать не стоило, она и так со своим брачным договором потеряла всё, что у неё было, в обмен на деньги и мужа, который сынок мэра какого-то захолустного городишки. А вот Таня — взрослая женщина, которая практически не отличается от бабушки и тёти Таси, медленно подбиралась к точке кипения. Чтобы всё случилось здесь и сейчас, надо было только накапать страдающему комплексом неполноценности Жирову о том, что Танюшка спит с Максом. А дальше дело техники.

— Ты мой стакан опрыскала психитином? — спросил Максим, опередив Тимура. Чёрт, Тимур забыл про этот психитин.