Хризантема (СИ) - "Dtxyj" - Страница 85

Шитько умер. Задохнулся, убили или отравили — неизвестно. Но это было придумано всяко, чтобы обвинить в смерти Максима. Кто это сделал? Сам Шитько? Вполне вероятно. Но это было рискованно. Думал ли он, что умрёт? Думал. И был трусом. Вряд ли он согласился бы на этот шаг: рисковать собой, чтобы… Нет, это не он. Глупая гипотеза. Но Шитько, умирая, указал на него и сказал «Ты…». А затем умер. Да, Волдина подставили. Но кто?!

— Астма, — сказал Стас, присаживаясь в кресло. Максима немного потряхивало, и то, что Бобров был рядом, успокаивало. Он сидел на диване, облокотившись на колени, и сжимал руки в замок, постоянно потирая большие пальцы друг о друга. — Курить ему разрешалось, но только особенный табак. Личная охрана господина Шитько это знала. Мы предположили, что в табак был подмешан некий ингредиент, который вызвал приступ. Ингалятор он не успел достать, а пока подоспел Лёха — умер.

— Погодин, Крюгер, Шитько… Случай с Жировым, — прохрипел Максим, загибая пальцы. — Уже четверо из той шестёрки, что мы определили. Что-то неладное творится в Датском королевстве.

— Творится, — кивнул Стас. — Но ты не волнуйся, тебя никто ни в чём не обвиняет.

— Ха! — издал нервный смешок Максим и поднялся на ноги. — Ещё бы меня кто-то обвинял. На минуточку, Шитько притарабанил мне этот кальян и вино. Если у них есть вопросы — пусть смотрят видеозаписи.

— Макс, вопросов нет.

Стас встал следом за ним, попытавшись его успокоить. Волдин отмахнулся: из-за того, что его подставили, он на самом деле не сильно переживал. Доказать, что к смерти Шитько Макс не имеет отношения, можно, даже если полмира будет настроено против него. Нервозное состояние было вызвано тем, что Максим первый раз видел такую отвратительную смерть и первый раз наблюдал за ускользающей из глаз человека жизнью.

— Леонид сказал, что к тебе вопросов не будет, — продолжил Стас. — Я ещё надавил на статус, мол, ты у нас человек приличный. Лёня к тебе и правда хорошо относится, так что здесь проблем быть не должно. Но тебя хотели подставить, и я это видел собственными глазами.

— С кем Шитько до этого общался? — спросил Максим, вернувшись к делу.

Голова гудела от мыслей, сердце ходило ходуном. Наркотик, что был в табаке, отпустил, но Волдину постоянно казалось, что вот-вот, и он снова начнёт действовать. Чтобы немного успокоиться, Максим подумал о Тимуре. Решил отвлечься, но сразу же понял, что это плохая идея. Шишков беспокоил его, нервировал, заставлял сердце ныть. Тимур дразнил и будто насмехался. Его лицо то резко появлялось из темноты, то исчезало, затем вновь всплывало перед взором Макса и опять пропадало. Тогда бы уже и вовсе не исчезало и осталось, как напоминание чего-то: чего-то ужасного и страшного. Или наоборот — хорошего?

Максим понял, что Стас ответил. Вот так бывает: только скажешь слово и сразу же проваливаешься во мрак фантазий и иллюзий. Скорей всего, это наркотик — он не даёт сосредоточиться, нервы жалобно стонут и дрожат от спутанных и непонятных чувств.

— Что? — переспросил Максим.

— Я не обращал на него особого внимания, присматривал за тобой. Но помню, что с ним была какая-то баба в коротенькой юбчонке. Или в длинной. Короче, не помню, Макс.

Максим пожал плечами и с накатившей безнадёгой принялся ходить по каюте, осознавая, что мысли о Тимуре напрочь отодвинули в сторону смерть Шитько, на неё вдруг стало наплевать.

— Слушай, надо сдать анализы, — сказал Бобров, и Максим остановился у входа в ванную, прижавшись лбом к стене. Ему показалось, что сейчас случится взрыв.

— Ты же вколол мне какую-то дрянь.

— Вколол, и она хорошая. Но на всякий случай. Ты пил всякую гадость, усугубив это наркотиком.

— И почему с твоим анти-как-там-его я ощущаю весь этот кайф? — прохрипел Макс, не отрываясь от стены, но при этом поворачивая голову в сторону Стаса, чтобы посмотреть на него.

— Вот я о чём и говорю. По идее, не должен.

— Значит, твоя антимикстура — подделка.

— Макс, — Бобров сложил ладони в молитвенном жесте и просительно посмотрел на него, — пойдём сходим в госпиталь, буквально на пару минут? У тебя возьмут только кровь. Совсем немножко.

Волдин хмыкнул и как-то странно засмеялся. Потом откинулся на стену спиной и прикрыл глаза.

— Я сейчас приму душ… — И будто завис, потому что из темноты вновь выплыл образ Тимура. Максим почувствовал, как проваливается под тонкий лёд и идёт ко дну. Неожиданно накатила лёгкость, отодвинула все вопросы в сторону, сомнения растоптала, как таракана, и Волдин произнёс следующую фразу просто, без сожалений: — А ты позови мне Тимура.

— Зачем? — выпалил Стас.

— Затем, что я… хочу его, — и тихонько застонал.

Сказав это, ощутил, как внизу живота разгорелся огонь. Вот и это неправильно. От одной фразы никто не может возбудиться. Но Максим возбудился. «Это наркотики», — сказал внутренний голос, но Волдину на эти доводы была наплевать. Тимур не исчезал, и Максиму это нравилось всё больше и больше.

Оторвавшись от стены, Волдин вцепился в ручку двери, ведущей в ванную, и уже собирался её открыть, как услышал голос Боброва:

— Я не стану этого делать.

Макс повернулся к Стасу и посмотрел на него так, как смотрят короли, которым наглые рабы говорят о том, что они деспоты и тираны.

— Позови. Мне. Тимура, — делая каждое слово ударным, повторил Максим.

— Макс, — попытался умерить желания своего хозяина Стас, — успокойся. Хорошо, принимай душ, потом ляжешь спать. Послушай, — Бобров подбирал слова, но почему-то каждая буква всё равно шла вразрез с ощущениями Макса. Стас сейчас раздражал и злил. — Ты просто пьян и под действием наркотиков. Завтра утром будешь чувствовать себя по-другому. Вот завтра на свежую голову и подумаешь обо всём этом.

— Позови мне Тимура, — прохрипел, словно заезженная пластинка, Макс, вновь чеканя каждое слово.

— Это неправильно, Макс, — с нажимом воспротивился Стас. — Тимур не такой. Но даже если и такой, даже если он тебе по морде не даст, с твоей стороны это… ненормально.

— Ненормально?! — голос Волдина задрожал от ярости. Макс прожигал Боброва взглядом, в этот момент и правда надеясь спалить того, кто встал у него на пути к заветной мечте. — Да, Стас, я ненормальный! — выкрикнул он и шагнул вперёд. — Я давно ненормальный! Иногда мне кажется, что я всю жизнь — НЕНОРМАЛЬНЫЙ! Все вокруг нормальные, и ты вон нормальный, а я — отличие! Ты думаешь, я этого не знаю?! Я жил и притворялся! Я заставил себя забыть, потому что помнить — это пытка! Эта боль сжирала меня заживо, и однажды я просто устал от неё! Кому, нахрен, понять такое?! Да никому! Никто и не хочет, никому и не надо это понимать! Своё говно ближе! А я не мазохист! Я, твою мать, НЕ-НОР-МАЛЬ-НЫЙ!!!

— Макс, — заговорил Стас, когда Волдин устал кричать и остановился, пытаясь глотнуть побольше свежего воздуха, — успокойся. Я сейчас ему позвоню. Сейчас… Ты иди в душ…

Максим отвернулся от Боброва, открыл дверь и шагнул в маленькую комнатку, хлопнув жалобно всхлипнувшей створкой. Оперевшись о раковину, он, склонив голову, некоторое время так стоял. Потом вывернул кран, умылся, скинул одежду и встал под душ. Некоторое время он не двигался, чувствуя дрожь тела и вслушиваясь, как быстро бьётся сердце. Минута, затем другая, и Максим, прикрыв глаза, заплакал.

Боль стала невыносимой. Крупные капли горьких слёз, смешиваясь с водой, сорвались с глаз и покатились по лицу. Максим не сразу понял, что плачет. Давно он не разводил сырость. Пожалуй, с тех школьных дней, когда прятался с Тимуром в каморке бабы Кати. Но факт оставался фактом. Протерев лицо ладонями, а следом пальцами глаза, приказал себе успокоиться, но ничего не вышло. Издав рычание, в котором можно было услышать нотки отчаяния, муки и злости, Волдин схватил мочалку, выдавил на неё чуть ли не половину флакона геля и принялся с ожесточением тереть кожу, с шумом втягивая воздух через нос.

Из душа Максим вышел только через пятнадцать минут, вспомнив, что к нему должен прийти Тимур. Стаса в каюте не было, Тимура пока тоже, но для уверенности Волдин прошёл в спальную зону. Никого. Хмыкнув, Максим тихонько рассмеялся, ощущая, как грусть сдавливает грудь и горло. Бобров — сволочь! Обманул. Отправил в душ, навешал на уши лапши, а потом свалил. Хотя, вполне вероятно, это Тимур послал их обоих на хрен. Вчерашний поцелуй получился не таким, как нужно, после такого ты не захочешь видеть целовавшего тебя снова. В том поцелуе не было надежды и нежности, только отчаяние и злость. И то, что Максим развернулся и ушёл, не оправдывает его совершенно.