Разрушенная - Терри Тери - Страница 15

Иду к камням, но пока не считаю. Я должна начинать счет в правильном месте, там, где несколько камней вдаются внутрь кольца. Мы всегда считали отсюда, поэтому не сбивались со счета.

Вблизи некоторые камни огромные, но не настолько, как в моей памяти, — тогда они казались просто гигантскими; теперь некоторые даже ниже меня. Подхожу к первому, прижимаюсь ладонями, потом приникаю к холодной поверхности: руки раскинуты, голова повернута, щека прижата к камню. Закрываю глаза. Номер первый.

Кажется, все, чем я была, все, что со мной случилось за последние годы, уходит прочь; остается только Люси. Маленькая девочка со своим папой. Открываю глаза. Наверное, так действует это место с его древними камнями. Им тысячи лет, что им до времени, до каких-то семи лет, — они просто ничтожны. Как и тогда, я отступаю и бегу от камня к камню, касаясь каждого рукой и считая на ходу.

Темнеет, становится холодней, и вдруг вокруг камней появляются щупальца тумана. Солнце исчезает. «Погода в Озерном краю: не успеешь моргнуть, и переменилась». Слова появляются в голове, как незваные гости. Кто так говорил? Снова закрываю глаза, прислоняюсь к соседнему камню и чувствую, что словно погружаюсь в него, становлюсь холодней, но мне все равно: плыву назад к чему-то еще, но к чему, не знаю.

Какое-то тревожное предчувствие одерживает верх: это место не всегда было добрым. Пытаюсь прогнать эту мысль, хочу остаться Люси, но Люси убегает.

Сколько я уже здесь? Дрожу от холода; начинает смеркаться. Надо возвращаться, чтобы сесть на автобус вместе с Мэдисон, — в пять ее кафе закрывается. Смотрю на часы. Почти четыре. У меня достаточно времени, чтобы успеть, но тут я обнаруживаю, что потеряла ориентацию в пространстве. От какого камня я пришла, в какой стороне ворота? Не знаю. Всматриваюсь в туман. Но он хранит свои секреты: вижу промерзшее поле лишь на несколько метров перед собой. По спине пробегает озноб. Что, если последовать своему первому порыву и взбираться все выше и выше? Я содрогаюсь, представив себя в полной растерянности на горном хребте.

Отличный из меня вышел бы служитель парка.

Хорошенько обдумав направление, шагаю по замерзшей земле и надеюсь, что туман поднимется. Иду дальше, чем рассчитывала, и упираюсь в забор: ворот нет. Никаких проблем — пойду вдоль забора. Отправляюсь в путь, стараясь держаться возле него и не терять из вида; иду так долго, что начинаю понимать — пошла не в ту сторону. Разворачиваться? Нет. Продолжаю шагать, иначе просто буду метаться из стороны в сторону. Подхожу к воротам, но они отличаются от тех, через которые я входила. Ага. Я на противоположной стороне, за этими воротами парковка. Теперь до нужных ворот придется идти столько же.

Наконец добираюсь до тех самых, выхожу и спускаюсь по пешеходной дорожке. Сквозь туман уже виднеются городские огни; к тому времени, как я достигаю первых домов, он поднимается, и я со всех ног бегу по улицам назад, к центру.

Когда поворачиваю за последний угол, автобус отходит. Машу рукой, и он останавливается. Тяжело дыша, забираюсь в салон. От волнения не могу найти удостоверения и сразу впадаю в панику, но обнаруживаю его в другом кармане. Сканирую, двигаюсь по проходу. Кто-то машет мне — Мэдисон. Она сдвигается к окну, так что я сажусь рядом с ней на место возле прохода.

— Райли! Я думала, семинар для поступающих закончился несколько часов назад. Как прошло?

Мне кажется, с утра минула целая вечность.

— Вроде неплохо. Я подумываю о парках. Или о школе.

Она с любопытством смотрит на меня.

— Что с тобой происходит?

Пожимаю плечами:

— Ничего. Ходила на прогулку.

— Получишь нагоняй, когда вернемся.

— За что?

Мэдисон машет рукой:

— Не переживай, все нормально. Надо было оставить запись о прогулке в том дурацком журнале. Стелла, возможно, тебя отчитает, потому что не знала, где и в какое время ты находишься.

— В самом деле?

— Не волнуйся. Ты же не знала, правда?

Потому что так и не прочитала правила.

Стелла стоит возле своего бюро в приемной зоне; руки сложены на груди, лицо строгое, напряженное. Когда мы входим, она поворачивает голову, взгляд останавливается на мне. Что-то в ее лице меняется, когда мы встречаемся взглядами, — оно становится мягче. Я пытаюсь отделаться одним «извините» и больше ничего не говорить. Она улыбается, потом смотрит на Мэдисон, и улыбка исчезает.

— Привет, миссис Си, — говорит Мэдисон и, взяв меня под руку, пытается утащить за собой через вестибюль.

— Не так быстро, — останавливает ее Стелла. — Райли! Нам надо поговорить. Сюда.

Она поворачивается и идет к двери позади бюро.

— Ух ты, — вздыхает Мэдисон. — Беседа в личном кабинете. Удачи.

Следую за Стеллой, прохожу в дверь, и она закрывается за мной.

— Прости за запись в журнале, я не знала… — начинаю я, но Стелла делает шаг навстречу и порывисто, неумело обнимает меня, прижимает к себе; вся она состоит из выступающих углов, худая и беззащитная.

— Я очень волновалась. Не делай так больше! — бросает она, выпуская меня из объятий, и садится за свой стол; лицо у нее снова сердитое.

— Зачем ты заставляешь всех отчитываться за каждую минуту дня? Отмени это, и не надо будет волноваться, когда кто-то забывает сделать запись в журнале. Ты должна доверять нам. Разве мы не имеем права выходить из заведения в дневные часы? Нам всем за восемнадцать. Или около того, — добавляю я; мне восемнадцати нет, но остальным, я уверена, уже исполнилось.

Она качает головой:

— Я отвечаю за каждую девушку в этих стенах и отношусь к этому очень серьезно.

— Вот как? Ты должна это делать, потому что здесь не достигшие двадцати одного года и они находятся под наблюдением?

Стелла колеблется.

— Ты знаешь, что не должна. Просто ты заставляешь их так делать, заставляешь нас так поступать.

Она снова качает головой.

— Ты здесь единственная, кто нарушает правила, и не спорь. — Голос ее смягчается. — Я не могу устанавливать разные правила для тебя и для остальных девушек.

— Конечно, не можешь.

— Я так испугалась, что с тобой что-то произошло, вдруг они выяснили, что ты не Райли Кейн, и снова забрали тебя у меня, — говорит она, вздыхая.

Чувствую себя виноватой и каюсь.

— Мне на самом деле жаль. Я еще не прочитала правила, — признаюсь я. — Не знала, что следовало написать, чем планирую заняться после полудня.

Она выдвигает из стола ящик, передает мне копию списка правил.

— Тогда усаживайся здесь и прочти их до ужина, чтобы случайно больше не нарушать.

Оказывается, все не так уж плохо. Сажусь в кресло в углу кабинета; мне немного зябко, но вскоре откуда-то появляется Паунс и уютно сворачивается на моих коленях, как персональная грелка. Стелла приносит мне чашку чая, и я приступаю к чтению с самого начала. Первое правило уже знаю: не обижать Паунс. Я чешу ее за ушком, и она урчит. Остальные легкие и разумные: не ходить в уличной обуви по коврам, запирать на ночь двери и так далее.

Дойдя до середины, я делаю паузу и осматриваю комнату. Похожа на мамин кабинет из моего сна. Окна закрыты длинными занавесками, часть примыкающей к ним стены также скрыта портьерами. Я убираю Паунс с колен, подхожу к портьерам и сдвигаю на одну сторону: дверь! Как во сне. Не в силах остановиться, протягиваю руку, чтобы толкнуть ее, но тут слышу голоса, приближающиеся к кабинету.

Бросаюсь назад в кресло и хватаю в руки правила как раз за мгновение до возвращения Стеллы. Она берет что-то со стола и снова уходит.

Мне лучше осилить список до ужина. Командую себе: соберись. Дальше идут правила о комендантском часе, о внезапных проверках комнат, об отслеживании нашего местоположения и занятий.

— Она своего рода маньяк контроля, тебе не кажется? — тихонько обращаюсь к Паунс.

Внутри меня нарастает неприятное чувство. Она всегда была такой или мое похищение так ее изменило?

В тот вечер, вскоре после того, как гасят свет — я знаю, это делают в одиннадцать вечера, — доносится слабый стук в дверь, и она открывается. Заглядывает Стелла.