Закрытое небо (СИ) - Ручей Наталья - Страница 36

У меня подкашиваются ноги от этой откровенности и вкрадчивого шепота, который словно не хочет, чтобы нас услышал кто-то еще и вмешался. Я прислоняюсь лбом к его блейзеру, прикрываю глаза и не верю тому, что продолжает нашептывать мне мужчина:

— Я хочу вбиваться в тебя с такой силой, чтобы ты разорвала пальцами простыни. Хочу, чтобы ты стонала так громко, чтобы твои стоны, которые я впитаю губами, отдавались вибрацией по моим ребрам и заставляли сделать рывки еще жестче…

Качаю головой, давлю улыбку, но она расползается, потому что все, что он говорит, невозможно. Хочу сказать ему, объяснить, но говорю совершенно другое:

— Меня раздражает этот одеколон. Не могу… он настолько навязчивый…

Ни обиды, ни резкого комментария, ни раздражения — только мужская рука впутывается в мои волосы, притягивая ближе к себе.

— Мария… — долгий выдох и признание, едва различимое, настолько, что кажется мороком: — Меня тоже твой запах преследует.

Этот мужчина невозможно самоуверен, и я делаю попытку сбить его самоуверенность колкой фразой:

— А как же твоя невеста? Твои женщины — думаю, их было немало. Их запах тебе не нравился?

Но мои слова вызывают иной эффект. Пальцы мужчины сильнее натягивают мои волосы, отклоняют мою голову, добиваясь зрительного контакта.

— Ищешь новый повод мне отомстить, — делает вывод он и вкрадчиво спрашивает: — Никогда не задумывалась, почему ты хотела отомстить именно мне?

Мне не нужно искать ответы на этот вопрос. Перед Костей, несмотря ни на что, я чувствую дикую вину и непередаваемый стыд. А тех, кто сделал те снимки, просто не знаю.

— Если бы ты не поспорил с братом… — бурлю эмоциями, которые затихают от голоса мужчины так резко, словно река сталкивается со скалами, которых не было на ее пути ранее.

— Это версия Кости, — Влад говорит спокойно, не пытаясь произвести впечатление, уговорить, заставить поверить. А потом отпускает меня, отступает на шаг и снова протягивает руку ладонью вверх. — Хочешь узнать, как было на самом деле?

Я застываю.

Смотрю в стальные глаза и чувствую, как серый поток заполняет меня изнутри, взрывает эмоции, и они пересекают дамбу, которая их удерживала. Несутся вперед, затапливая все, чего достигают, крушат опасения, недоверие, сминают до состояния жатой бумаги все мои планы.

Я держусь за остатки песка и земли, которые более привычны моему новому миру. Держусь с такой силой, как утопающий в болоте держится за стебель цветка, зная, что тот не поможет.

— Невозможно бежать вперед, постоянно оглядываясь, — мужчина напротив практически вырывает мои пальцы из почвы. — И что, если на самом деле ты вернулась не ради мести, а чтобы посмотреть своим страхам в лицо?

Хороший вопрос. Особенно с учетом того, что именно в эту минуту я смотрю в глаза своему самому главному страху.

Опять оказаться с ним рядом, позволить к себе прикасаться, почувствовать на своих губах его губы… чтобы потом собирать себя по кусочкам. А если на этот раз я не найду каких-то важных осколков? Слишком большая жертва за ночь или пару ночей с мужчиной, к которому просто физически тянет.

Качаю головой, прислоняюсь спиной к перилам, избегая смотреть на руку мужчины, потому что если я к ней прикоснусь…

— Хочешь узнать, кто сделал это два года назад? — тихий вопрос вырывает цветок из моих уставших ладоней, дамба окончательно рушится, почвы нет.

Перед моими глазами мелькает цена, которую я заплачу за ответы — мужчина и женщина, которые переплетаются так тесно и неразрывно, что кровать кажется островом, слишком большим для двоих.

И те самые разорванные простыни, о которых он говорил…

Я вижу эти рваные линии, и как стремительно они растут от каждого толчка мужских бедер.

Я вижу, как искажаются лица этих двоих в сладостной муке.

Вижу, но не чувствую.

Не знаю, каково это. Лишь смутные воспоминания о том, как я извивалась на пальце мужчины. А как будет, если он все-таки войдет в меня, ворвется, как обещал?

Я стягиваю с себя куртку, не в силах выносить духоту галереи. Всматриваюсь в лицо мужчины, скольжу по нему взглядом, потому что не могу прикоснуться пальцами. И признаюсь себе, себе откровенно, потому что никто, кроме меня самой не услышит: я бы хотела к нему прикоснуться.

Я бы хотела разорвать хоть одну простынь из-за тех пыток, которые он обещал. И не потому, что я мечтаю с ним расплатиться. Просто, возможно, не только он выбьет меня из своей жизни — насытится и попросит уйти. Но и я выбью его из снов.

Хочу вернуть себе сны.

Хочу перестать думать о мужчине, которого должна ненавидеть.

Хочу перестать думать о том, стонет ли он, когда кончает кому-то в рот.

Хочу снова ощутить его вкус, но полностью, весь. И хочу забить свои рецепторы запахом грейпфрута и хвои, чтобы не ощущать его больше.

И, в конце концов, я хочу узнать, каково это, когда тебя хотят с такой силой, что прощают деньги, подставу и выставляют счет в поцелуях. Хочу узнать, каково это — лежать под мужчиной, который два года лишь снился.

Меня словно что-то толкает в спину. Я делаю два шага к самому главному страху, который за мной наблюдает. Не могу встретиться взглядом с ним — пока не могу, он слишком все понимает, и если я увижу намек на улыбку…

Молча смотрю на ладонь мужчины, которая не хватает меня, а ожидает решения.

Он снова меня просчитал.

Нет силы — нет стремления к бегству.

Он хочет моего добровольного согласия. Хочет, чтобы это был мой выбор.

На этот раз, в отличие от того, что случилось два года назад, я могу сама выбирать, и это кружит сильнее голову, даже немного пьянит. Мой выбор, а не кукловода, которого я не вижу.

Пока не вижу, но мне обещали его показать…

Хочу.

И я медленно, боясь обжечься, боясь того, что последует за этим невинным жестом, протягиваю свою ладонь и прикасаюсь к холодным пальцам мужчины.

Едва не стону, ощутив этот холод. Где-то мелькает мысль: почему у него такие холодные пальцы, если мы в помещении, но ускользает, когда мы делаем шаг к двери.

Вместе.

Одновременно.

Мне кажется все нереальным, я как будто в бреду. В голове гудит, в глазах какой-то песок, в висках стучат тихие молоточки, ноги как ватные. И вдруг до меня доносится крик с первого этажа галереи:

— Машка, остановись!

И это голос, который не узнать невозможно.

Я вырываю руку из захвата мужчины, приближаюсь к перилам, бросаю взгляд вниз, и дергаюсь как от сильной пощечины.

Костя и его девушка уже не у фотографии. Они прогуливаются у других экспонатов, как раз под этим балкончиком. А та фотография осталась не понята и больше не интересна.

И нет, Костя меня не узнал. И звал отнюдь не меня.

Пальцы, которыми я держусь за перила, немеют, когда я смотрю, как Костя с силой дергает поводок любопытного чау-чау, рвущегося пробежаться по галерее, и повторяет:

— Машка, остановись!

— Я же просила перестать его так называть, — поводок опять перехватывает девушка Кости и присаживается перед обиженным песиком. — Это не какая-то Машка. Это мой любимый Марсель.

— Не какая-то Машка… — повторяют мои непослушные губы.

Не могу поверить, что слышу это. Не могу поверить, что Костя опустился до такой низкой мести. Не могу поверить, что он пренебрежительно называет пса моим именем. Моего пса, а не девочки, которая его любит.

Наверное, я так сильно дрожу, что это заметно. Мне на плечи опускается моя куртка, а сзади обнимают мужские руки.

И разворачивают к себе, чтобы не видела больше, чтобы перестала смотреть на счастливую парочку, которая смеется открыто и весело, перестала смотреть на белого пса, который их обожает, двоих. Их, не меня.

Отталкиваюсь от перил, и уже не Влад, а я веду его по лестнице. Первой спускаюсь вниз, не отпуская руки мужчины, потому что в данный момент это мой якорь и без него меня будет штормить.

В галерее много людей — они пестрят модными одеждами, деловито обсуждают работы художника, но я не разбираю их слов. В ушах стоит голос мужчины, который когда-то уверял, что любит меня, а теперь его слова кромсают то светлое, что я пыталась сохранить о наших с ним отношениях, то, что не позволяла себе разрушать.