Закрытое небо (СИ) - Ручей Наталья - Страница 29

— Не волнуйся. В ютубе ничего не осталось.

Едва за дверью стихают его шаги, я превозмогаю свое отвращение, беру телефон и копаюсь в ютубе, ища подтверждение словам Николя. Я сотни раз вбиваю название ролика, но ничего похожего не нахожу. Тогда просто вбиваю в поиск запрос, с упорством маньяка просматриваю десятки порно-роликов, каждый раз ожидая, что увижу себя.

И только собираюсь перестать себя изводить, как в палату заходит лечащий врач. Просто удивительно, сколько мужчин имеют привычку врываться не вовремя. И, конечно, это тот самый момент, когда телефон хочет научить меня более трепетному отношению к себе, и отказывается выключать видео или хотя бы уменьшить звук.

— Так-так-так… — качает головой немного смущенный врач.

— Это… в общем… — мне все же удается придушить страстные ахи и вздохи, откладываю телефон и сообщаю врачу о решении. — Я бы хотела домой.

— Так-так-так… — повторяет задумчиво он, бросает взгляд на телефон, на мое пылающее лицо и строго предупреждает. — Хотя бы на пару недель я бы рекомендовал вам ограничить какие-либо физические нагрузки.

Краснея еще сильнее, я клятвенно заверяю, что хочу домой не поэтому. Врач, конечно, не верит, но под расписку, что у меня ноль претензий к врачам, соглашается меня отпустить.

Первый глоток свежего воздуха, который я делаю на больничном крыльце, одновременно и немного болезненный, и самый сладкий. Не оглядываясь, иду к ожидающему такси, потому что вряд ли выдержу, если в общественном транспорте меня кто-то нечаянно ударит в ребро. А еще не хочу смотреть на здание, где меня так быстро поставили на ноги.

Не хочу. Боюсь, что остановят, захотят проверить другие раны, которые так сильно кровоточат, что я долго смотрю на свои следы у машины, ожидая увидеть капельки крови.

Но, к счастью, эти раны хранят мою тайну. И только я могу их чувствовать, видеть. Их много, они словно крупное решето, и все на жизненно важных органах. Но, видимо, с этим тоже живут.

И с этим, и с паранойей.

Это ведь паранойя — то, что я вижу, как черный джип отъезжает вслед за такси и следует за нами, проводив нас до моего дома. И то, что мне в черноте зимнего вечера за затемненными окнами иномарки мерещится черноволосый мужчина, который провожает взглядом меня до парадного, тоже не что иное, как паранойя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И запах грейпфрута, который я ощущаю в эту новогоднюю ночь, тоже не что иное, как паранойя.

Я захожу в подъезд и решительно закрываю дверь перед этой болезнью.

И перед всем, что хочу оставить в уходящем году.

Хватит.

Я начинаю новую жизнь.

Могу позволить себе. Я ведь плохая хорошая Маша.

Новогоднюю ночь я провожу у окна, смотрю на город, утопающий в огнях и смехе влюбленных парочек, и мысленно с ним прощаюсь. Решение, которое принимаю, не вызревает, оно сваливается на меня уже спелым плодом. И в том, что оно верное, убеждаюсь, когда в дверях квартиры на следующий день появляется Алина.

Малодушная мысль спрятаться, сказать, что меня дома нет, даже не возникает. Мы пытаемся общаться, как раньше, сделать вид, что ничего не было, но у нас обеих скверно выходит.

— Ты не веришь, что это не я, — заключает Алина.

Я молчу.

И так же молча смотрю, как она выходит за двери.

Первый мой выход на улицу так же лишь подтверждает, что я все делаю правильно. Не смогу жить вот так, видя вокруг себя черные джипы. И пытаясь каждый раз угадать — кто там, за стеклами с тонировкой.

Коридоры Университета кажутся странными без привычных столпотворений студентов, зато перевод на заочное отделение отнимает не так много времени. И я почти ускользаю из здания, без лишних расспросов и взглядов, когда натыкаюсь на старосту нашей группы.

Она не одна, в компании старшекурсника, с которым крутит бурный роман, даже зная, что парень гуляет от нее на все стороны.

— Ух ты, кого я вижу… — она прищуривается, рассматривая меня, и пытается уколоть меня маленькой гнутой шпилькой. — Знаешь, никогда не думала, что ты настолько фотогенична. Мои аплодисменты!

Она издает два вялых хлопка и выдавливает улыбку.

— Вот, значит, как на тебя повлияла дружба с Алиной, — видя, что я не отвечаю, а ее парень не смеется, как было задумано, она продолжает. — Твои снимки настолько интересные, что я их скачала, и мы с Ростиком просматриваем их ежедневно. Это уже, знаешь, как эротический ритуал. Но вот интересно…. Может, откроешь секрет… Мах… Маша, ты теперь с младшим братом или со старшим?

Я равнодушно пожимаю плечами и загораюсь, понимая, что это тоже не та реакция, которой она ожидала.

— С двумя, — улыбаюсь в ответ. — А что касается снимков, то, пожалуйста, если у тебя с Ростиком уже без этого ничего не выходит… Может, мы даже еще повторим.

Вот теперь на губах почти незнакомого парня появляется наконец-то улыбка, и я ухожу под негромкие выяснения отношений. Увольнение из бистро так же проходит быстро, без ненужных прощаний — все давно привыкли к меняющемуся потоку клиентов и персонала.

На улицу выхожу с таким чувством, будто с моих плеч свалился обременительный груз. Оглядываюсь, пытаясь понять, что вообще забыла в этом бистро, и уезжаю. Сначала за вещами, а потом и из города.

Я не бегу.

Я наоборот возвращаюсь.

Домой и к себе.

Несколько дней адаптации — это все, что я себе позволяю. Помощник в нотариальной конторе — не та должность, о которой мечтала, но она куда ближе мне, чем кассир из бистро. Мне нравится, что моя начальница дама со скверным характером и завышенными требованиями к тем, кому платит зарплату. Она не дает времени на то, чтобы обернуться назад, на то, чтобы пожалеть себя, на то, чтобы вспоминать.

Зачем думать о том, чего нет и не будет?

И я не думаю.

Выбиваю все мысли о прошлом.

И только ночи, пользуясь тем, что я не могу контролировать сны, тихо нашептывают, что я иду не веред, а по кругу, даже если не вижу его.

Полеты в синем небе на облаках с запахом грейпфрута, которого мне не хватает. Прогулки по цитрусовым полям. Леса, в которых я заблудилась и кого-то зову до хрипоты в простуженном горле. Качели из хвои и фигура человека, который их раскачивает у меня за спиной.

Сотни снов. Сотни ночей. Дни рождения бывших одноклассников, нечастые походы с ними на местную дискотеку, несколько поцелуев с красивыми ребятами, с которыми никогда ничего не получится, чтобы проверить и убедиться, что, несмотря на бурную деятельность, внутри меня по-прежнему пепел и пустота. Внутри меня жизни нет, да и тело как деревянное.

Чтобы расшевелить хотя бы его, записываюсь на восточные танцы. Они уже не модные, в группе всего два человека, у меня не получается ничего, даже двигать вполне пышными бедрами, но я упорно хожу на них. Может, потому, что мне жалко преподавателя, которая явно работает не за деньги. Может, потому, что так у меня остается меньше времени для того, чтобы спать. А, может, меня просто смешат слова наставницы, что однажды, когда я станцую для своего мужчины, я пойму, к чему эти муки.

А может, все дело в том, что от тренировок тело реально болит, и так я не чувствую боли, которая забита наглухо внутри меня, но иногда все же кровоточит. А еще эти танцы настолько красивы, что смотришь только на тело, движения бедер, рук, живота, и не обращаешь внимания на шрам на лице.

Уже побелевший, но все еще заметный, даже под прядями волос, которые я перестала срезать каждый месяц.

В день, когда у меня наконец-то получается не сбиться ни разу на тренировке и повторить целый танец за наставницей, я позволяю себе сделать подарок. Долго брожу по магазинам, ища что-то особенное, что-то, что подарит мне наслаждение, что-то, чем можно поощрить себя на новые достижения и…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍