Шестой (ЛП) - Линн К. И. - Страница 59

— В сложившейся ситуации вполне естественно пуститься в бега, куда-то уехать. Именно этого от нас и ждут.

Мне не нравятся переезды. Конкретно сейчас мне не нравится Шестой. И еще больше мне не нравится Седьмой. Мне вообще ничего не нравится сейчас. Со мной и окружающими все почему-то не так.

Мы едем в полной тишине, и я изучаю проносящиеся мимо здания и людей.

Солнце немилосердно опаляет город в пустыне, укутывая все коконом удушливого зноя. Вокруг нас ходят люди, даже не подозревая, что существуют такие люди, как «киллеры».

Я завидую им и их неведению.

Вот бы вернуться в февраль и пойти по другому пути. Притвориться, что все это ночной кошмар.

Шестой оставляет меня наедине с моими мыслями. Впрочем, он тоже не горит желанием общаться.

В другой части города мы снимаем номер в очередном дерьмотеле, заносим сумки и садимся за стол, чтобы перекусить тем, что купили по пути.

Обстановка комнаты относится годам к семидесятым. Деревянная обшивка потемнела от времени, соответствуя моему настроению. Может быть, эта пещера как раз то, что мне нужно.

Мы сидим и едим в полной тишине.

В голове постоянно крутятся события прошедшей ночи, начиная с того момента, когда Шестой едва удержался, чтобы не убить меня, до безжизненных глаз Мариссы.

Я вытираю слезинку, бегущую по щеке, и пытаюсь не думать о ее семье. Даррен, брат Мариссы, когда-то был влюблен в меня. Когда мы учились в школе, они были очень близки, даже несмотря на то, что жили в разных штатах.

Опустошение ждет не только ее семью, но и семьи всех прочих погибших людей. Это напоминает мне об Индианаполисе и Цинцинатти.

Все те жизни, которых лишились люди, чтобы скрыть смерть трех человек.

Трех человек с особенными приметами.

— У тебя они есть? — спрашиваю я, вертя в пальцах ломтик картошки.

— Есть что? — уточняет он, поскольку я не сумела выразить свою мысль.

— Точки за ухом. Они были у Третьего и у Четвертого. У тебя шесть точек?

С минуту он смотрит на меня. Не знаю, страх ли это, или он раздумывает, все у меня в порядке с головой, но в какой-то момент ожидание становится невыносимым.

Затем он делает шаг ко мне, опускается на колено, левым ухом ко мне, и отгибает мочку.

Конечно же, я вижу шесть точек, нанесенных ровной линией.

— Зачем они? — спрашиваю я. Тату, конечно, необычное, но у него явно есть какое-то предназначение.

Шестой снова садится за стол и возвращается к своему сэндвичу.

— Идентификация.

Я недоуменно смотрю на него.

— Но мне казалось, ты сказал, что ничего такого у вас нет.

— Не в привычном понимании, — Шестой снова впивается зубами в бургер. — Это ради нашей же безопасности друг от друга.

— Как так?

— Ну, вот смотри, разве я похож на парня, с которым ты познакомилась в баре?

Я внимательно смотрю на него. Нет, не похож. Хотя изменения поверхностные, их оказалось достаточно, чтобы изменить его.

— Мы кардинально меняем внешность, да и пересекаемся не так уж часто.

— Почему тебе просто не нанесли штрих-код? — это не очень-то похоже на вопрос, поэтому, выпалив его, я сразу же закатываю глаза.

— Они подумывали об этом, — отвечает Шестой с еще более каменным выражением лица, нежели обычно.

Я саркастично выгибаю бровь и делаю глоток воды.

— И что же их остановило?

— Это был бы слишком очевидный знак.

Решив сменить позу, я закидываю ногу на ногу.

— Возвращаясь к моему недавнему вопросу... можете ли вы изменить свой ранг?

Шестой качает головой.

— Нет.

Односложный ответ — тоже ответ. Вздохнув, я принимаюсь снова пощипывать свой сандвич. Есть особо мне не хочется, но последний раз я ела вчера днем.

— Отбор производили из пятидесяти кандидатур. Только девятеро прошли его успешно.

Я шокировано на него смотрю.

Уже дважды за сегодня он делился личной информацией. Может быть, таким образом он позволяет мне приблизиться к нему. Возможно ли, что я ему небезразлична?

— Ты знал, для чего проводился отбор?

Шестой качает головой.

— Элитное военное подразделение.

— Жалеешь, что не знал?

— Причина не имеет никакого значения. Моя страна нуждалась в моих умениях.

Моя страна. Эти слова прозвучали как-то неправильно. Его страна ведь и моя страна тоже, но осознавать, что в ней живут такие люди, как он, как-то неуютно. Некомфортно осознавать, что наше правительство набрало команду киллеров, которым плевать на все законы.

***

На следующее утро мы останавливаемся возле аптеки, пополняем запасы и покупаем краску для осветления моих отросших корней. Бродя между рядами, я то и дело кладу в корзинку что-то еще.

В половине случаев Шестой молчит, во второй просто вопросительно выгибает бровь, глядя на меня. Немой вопрос, но вслух он его не озвучивает.

Краска — основная цель нашей вылазки, необходимость избавиться от пробивающихся светлых волос, которые становятся все заметнее и заметнее. А пока что он заставил меня надеть бейсболку.

Бальзам для губ, чтобы губы не шелушились при такой засухе, несколько туалетных принадлежностей, которые у меня почти закончились, упаковка шоколадок «Dove», игральные карты, новая книжка, дополнительный набор средств для ухода за ранами, коробка чупа-чупсов, несколько бутылок с зеленым чаем и упаковка бутылок с водой.

Вполне логичные покупки, ничего необычного.

Затем я бросаю в корзинку мягкую игрушку.

Шестой снова ничего не говорит.

Мягкий пушистый кролик остался с Пасхи и становится моим новым лучшим другом. Я обнимаю его всю дорогу до кассы. Женщина за кассой даже не смотрит на меня.

Но опять-таки, половина купленных мной вещей — товары регулярной необходимости, особенно это относится к шоколадкам и упаковке тампонов.

Это гораздо лучшее объяснение для окружающих, чем депрессия после того, как я стала свидетелем того, что у меня на глазах убили одну из моих самых близких подруг.

Кролика я не выпускаю из рук, пока мы не возвращаемся в отель. Я обнимаю его даже тогда, когда Шестой сажает меня на стул и начинает красить мне волосы.

Я вынуждена отложить его, когда запрыгиваю в душ, чтобы смыть остатки краски, но как только вытираюсь, сразу же прижимаю его к себе.

— Лейси? — наконец-то подает Шестой голос после того, как целое утро молчал.

Я вскидываю голову и смотрю на него. Он смотрит на меня с некоторым недоумением, выгнув бровь.

Полагаю, моя внезапная одержимость плюшевой зверушкой кажется ему странной. Непохоже, чтобы Шестому были знакомы такие эмоции.

А может и знакомы, просто он сам не понимает.

— Комфорт, — отвечаю я и зарываюсь лицом в макушку кролика.

Я не могу найти этот комфорт в Шестом, а больше никого рядом нет.

Я, мой кролик, мое разбитое сердце и мои слезы.

И плачу я не из-за ситуации, в которой оказалась, я скорблю по той себе, которой больше нет. По всем смертям, которые произошли по моей вине, по смерти хорошей подруги. По той толике времени, которая мне осталась, прежде чем я стану очередной жертвой. Я скорблю по себе.

Все изменилось.

***

Бедра Шестого ударяются о мои, вынуждая меня выгнуться под ним. С губ срывается стон, пока он пытается выйти из меня. Рты поглощают друг друга, забирая все, что только можно, губы и языки манят попробовать их на вкус. Лихорадочные, поглощающие душу поцелуи параллельно со стирающими разум толчками, выталкивающими все мысли.

Два дня Шестой не мешал мне хандрить, поскольку был занят переговорами с Пятым и попытками выяснить местонахождение Джейсона.

Шестой парень немногословный, но его тело «говорит» не переставая. Руки у него грубые, прикосновения сильные и уверенные, и он использует их, чтобы превратить меня в дрожащую беспомощную куклу, умоляющую его о милости.

Он задрал мне ноги вверх, закинул их себе на руки, а сам придавил меня к матрасу, тем самым вынуждая меня принимать каждый толчок его члена, врезающегося в мою киску. Он входит так глубоко, что кожу покалывает, мышцы протестуют, и я забываю обо всем и обо всех, кроме него.