Шестой (ЛП) - Линн К. И. - Страница 53

Первый толчок всегда цепляет меня сильнее всего.

Никаких передышек, его бедра безостановочно двигаются вперед-назад, входя и выходя из меня.

Руки впиваются мне в попу, когда он притягивает меня к себе на входе, ударяя меня о стену, словно пытается трахнуть меня так, чтобы я прошибла ее насквозь.

Пальцы у меня самопроизвольно сгибаются, ногти впиваются ему в кожу.

Мощно. Грубо. По животному.

Секс — низменный инстинкт, но я никогда не ощущала ничего приятнее.

Все клетки тела горят, тело двигается само по себе и подчиняется атаке его члена, пытающегося уничтожить меня. В голове осталось только одно слово...

— Еще!

Еще больше удовольствия, еще больше потребности в нем, в его члене. Быстрее, резче, пока я не смогу больше выносить это.

Тело Шестого было напряжено с самого начала, но с каждой секундой он становится все жестче и жестче.

С моих дрожащих губ срывается всхлип, все мышцы напрягаются. Мозг затапливает восторг, когда я откидываю голову и кричу.

Шею овевает горячее дыхание, пока на меня волнами накатывают конвульсии, а Шестой все ускоряет свои толчки. Его рычание вынуждает меня застонать в ответ.

Чертовски сексуально.

Еще несколько мощных толчков, и он врывается в меня с такой силой, что я слышу, как за спиной трещит гипсокартон.

Зубы сцеплены, мышцы напряжены, и вот он громко и прерывисто стонет. С каждой пульсацией его член продвигается еще глубже, чем это вообще возможно представить.

Шестой вздрагивает, когда кончает, и расслабленно наваливается на меня. Я не в состоянии удержать ноги на его талии, и он тоже не может удерживать их, да и меня тоже, поэтому мы просто сползаем по стене на пол.

Кончив, я пытаюсь восстановить дыхание, и тут боль от ран дает о себе знать.

— Мне стоит давать тебе пушку почаще, — шепчет Шестой, уткнувшись носом мне в шею.

Я фыркаю, ощущая себя так, словно превратилась в желе.

Да, определенно стоит. Особенно, если в результате у нас чаще будут вот такие моменты.

***

На следующий день руки у меня ноют. Болят все мышцы, которые задействуются при стрельбе из оружия. Мышцы, которыми в своей прошлой жизни я никогда не пользовалась. Особенно сильно болят мышцы больших пальцев. Они отказываются подчиняться мне, и я впервые осознаю, какую борьбу приходится вести всем живым существам, у которых отсутствуют большие пальцы.

Основной ущерб нанесла стрельба, но я уверена, что то, что мое тело висело на краю мостков в пятидесяти футах над землей, делу не помогло.

Рана на ноге промыта и забинтована, на плечо и опухшую щеку нанесен «Биофриз», плюс я выпила аспирин, которые помогает так же и от спазмов месячных, которые начались прошлым вечером.

На грудную клетку Шестого больно смотреть — она покрыта всеми оттенками черного и фиолетового. Он говорит, что чувствует себя нормально, бронежилет сделал свое дело. Одна рука у него перевязана, другая лежит в перевязке.

Приложив массу усилий и вытерпев боль, мы-таки смыли с себя всю кровь.

— Черт, это сложно, — ругаюсь я, пытаясь пропихнуть патрон обессилившим большим пальцем. — Сколько у тебя обойм?

Шестой сводит брови в одну линию, пока сидит, прижавшись к изголовью кровати, и загружает очередную обойму.

— Обойм? Тут нет обойм.

Я поднимаю в воздух обойму и машу ею у него перед носом.

— А что я тогда заполняю?

— Магазин.

Я выгибаю бровь и морщу нос.

— Звучит странно. Если это магазины, то почему во всех фильмах их называют обоймами?

— Потому что это Голливуд. Уверен, что когда-то давно, кто-то из шишек кинобизнеса решил, что обойма будет звучать лучше, а среднестатистический Джо все равно не поймет разницы.

Звучит вполне логично.

— И что же тогда обойма?

Шестой показывает мне магазин, который загружает.

— Она помогает вставлять патроны. Через обойму они поступают в магазин, который в свою очередь...

— Подает патроны в пистолет, — я закатываю глаза и качаю головой.

Шестой улыбается и кивает.

— Умница.

— Я заслужила пирожок?

— Нет, но если и дальше будешь себя так вести, то член тебе гарантирован.

— Ну, ты же знаешь, до какой степени мне это нравится, — я вставляю следующий патрон, только пятый по счету, но у меня не получается протолкнуть его, и две закругленные створки смыкаются.

Я отшвыриваю патрон на кровать и засовываю свой бедный большой палец в рот.

— Чевт, хвеново.

Шестой хмыкает и приподнимает бровь. Он берет магазин в левую руку, а патрон в правую.

— Фокус в том, что нужно сначала надавить на «спинку» последнего патрона, затем вставить новый патрон и подтолкнуть его большим пальцем.

Он демонстрирует, как это происходит, несколько раз, а я сердито смотрю на него, пока патроны с легкостью входят в магазин.

Вытащив большой палец изо рта, я беру патрон с кровати и пытаюсь повторить его действия. Так как силы покинули руки, мне это дается нелегко, но надавливание на спинку предыдущего патрона определенно помогает.

Требуется некоторое время и беспрестанное хныканье, но в итоге мне удается полностью заполнить магазин патронами.

В роковой спортивной сумке у Шестого около дюжины пустых магазинов и несколько коробок с патронами.

Пустые магазины вчера остались на месте перестрелки, видимо, поэтому у Шестого их так много.

Я верчу один из патронов в пальцах. На плоском конце есть какие-то надписи, очевидно обозначающие калибр и производителя, поскольку имя совпадает с тем, что написано на коробке.

На головке патрона есть углубление.

— Зачем тут сверху дырка?

— Это называется разрывной патрон. Когда головка патрона бьет по воде, она распрямляется, замедляя движение и не давая ему прошить тело насквозь.

У меня отвисает челюсть, пока я смотрю на него.

— А что тогда цельнометаллический патрон?

— Головка патрона заостренная, без выемок. Если на патроне нет такой замедляющей его выемки, то пуля пройдет навылет.

Я округляю глаза.

— О, Господи!

— Иногда лучше так, чем если пуля засядет в теле. Поверь мне на слово.

— Ты принял эти пули так, словно ничего не произошло.

Шестой наклоняет голову на бок, и я вижу, как подергивается мышца на его щеке.

— В меня попадали не меньше пятидесяти раз.

— Что?

— Когда на мне бронежилет, я не так сильно переживаю, что меня подстрелят, что дает мне определенное преимущество.

— И ты... ты охотно принял их? Вот так рискнул?

— Что угодно, лишь бы работа была выполнена. После первого раза уже знаешь, чего ожидать. Часть тревоги сходит на нет.

— Что, в результате, приводит к излишней самонадеянности.

Он качает головой.

— Нет. К уверенности. В жилете я значительно сокращаю зону, куда может попасть пуля.

Чем меньше точек, куда надо попасть, тем ниже точность. Ну и я более уверен в своих шансах на выживание. Самонадеянность дает тому, кто носит жилет, ощущение неуязвимости, и они совершают глупые ошибки.

В этом есть смысл. Шестой никогда не поступает опрометчиво.

Даже в ситуации, когда он лишен столь обожаемого им контроля, он не переживает. Спокойный и собранный, поражающий своей силой. Он всегда понимает, что происходит. Знает, где находятся его цели. В курсе, когда нужно перезарядить оружие.

— Почему затвор остается в сдвинутом положении, когда заканчиваются патроны? — спрашиваю я, вспомнив, как накануне вечером он поменял магазины.

Шестой берет пистолет и вставляет в ствол пустой магазин, затем защелкивает его. Он сдвигает затвор пока тот не отказывается сдвинутым назад до упора.

— Видишь вот этот рычажок? — он указывает на небольшой металлический выступ, торчащий в затворе. — Когда подача патронов заканчивается, он опускается, удерживая затвор в таком положении.

Шестой вытаскивает пустой магазин и задвигает затвор, после чего вставляет полный магазин.