Лейб-хирург (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 25

Автомобиль доставил меня на станцию. Оттуда один санитарный поезд отвез в Минск, а другой — в Москву. Дорогой я помогал коллегам в лечении, даже сделал несколько переливаний. К счастью, в поезде нашлись нужные реактивы и системы, да и в донорах недостатка не оказалось. Так что всех тяжелых доставили в столицу живыми — не пришлось снимать трупы на станциях. На вокзале я нанял извозчика и поехал к себе. Там попросил Никодима приготовить ванну и с наслаждением смыл с себя фронтовую грязь. В медсанбате с этим напряженно — мылись в землянке, поливая себя из ковшиков, да еще не чаще раза в неделю. А тут понежиться в горячей воде, зная, что не прибежит санитар и не прервет удовольствие, сообщив, что с передовой доставили раненых.

После ванны я побрился, пообедал, чем бог послал, и облачился в парадный мундир. Следовало явиться в Кремль и доложиться министру двора — от его имени была направлена на фронт телеграмма. Однако министр принять меня отказался — об этом сообщил его адъютант. Я пожал плечами и вышел из приемной — не больно-то и хотелось. Поеду домой! Завалюсь в кровать и высплюсь — на фронте некогда было.

Размечтался! В коридоре меня перехватил лакей.

— Вам надлежит пройти в приемную ее императорского величества! — сообщил торжественно. При этом выражение лица у него было, как у генерала, отдающего приказ нерадивому подчиненному. Весь кайф обломал, халдей!

Пройти, так пройти. Я последовал за лакеем. В приемной секретарь тещеньки велел ждать, а сам скрылся за дверью императорского кабинета. Сесть он не предложил. Я стоял, рассматривая дверь. Произведение искусства! Резьба, инкрустация. На створках изобразили виноградную лозу в период плодоношения. Тяжелые гроздья выпирали из дерева, словно приглашая отведать сочных ягод. Несерьезный сюжет. Я бы изобразил палача с кнутом. Чтобы прониклись и знали место…

— Вас ждут! — сообщил секретарь, выскользнув из дверей.

Я мысленно перекрестился и вошел. Императрица встретила меня, сидя за столом. Я поздоровался и замер на пороге.

— Проходите, господин Довнар-Подляский! — сказала тещенька и кивнула на кресло. — Присаживайтесь.

Неплохо. Если предложили сесть, бить будут не больно.

— Как вы оказались на фронте? — ледяным тоном спросила императрица, после того, как я устроился в кресле. — И за каким чертом вас туда понесло?

Кажется, я ошибся в предположениях…

— Решил оказать помощь коллегам. Это мой долг.

— Ваш долг — служить престолу. Для этого вам дарован чин и полномочия. Мы определили, чем вам следует заниматься, а вы отправились в пекло. А если б германский пилот не промахнулся? Вам мало ранения в голову?

— Виноват, государыня!

— Сама знаю, что виноват! — фыркнула она. — Чего вы хотели этим добиться? Зрелый мужчина, а ведете себя как мальчишка! Вам мало славы? Ищете популярности? Для чего? У меня это вызывает подозрения. Что задумали?

Ни фига себе! Заговор шьет. Вот змея!

— Обидно слышать это, государыня. Я понимаю, почему вы ищете в моих поступках второе дно. Работа такая. Но не стоит множить сущности, как говорили в моем мире. Или вы считаете, что это я подговорил немецкого пилота напасть на медсанбат, подгадав это к визиту репортеров? Это всего лишь случай.

— Случайностей в этом мире не так много, как вам кажется. Репортеры отправились в медсанбат, потому он лучший на фронте. А он стал таким вследствие пребывания в нем выдающегося хирурга. Германский аэроплан атаковал медсанбат, потому что заметил автомобиль. Это желанная цель для пилота, в автомобилях передвигаются высшие офицеры. Но у дерзкого врача оказался пулемет, и он решил покрасоваться перед репортерами. Вы хотели отогнать аэроплан? А знаете ли, что убитый вами Геринг — знаменитый ас и храбрый пилот? Он бы не отступил, пока не уничтожил бы вас, а заодно — и немалое число раненых. А так разбомбил бы автомобиль и улетел.

— Он мог убить репортеров.

— Я не стала бы о них горевать. Во-первых, пребывая на фронте, нужно вести себя соответственно обстоятельствам. То есть укрываться от огня противника, а не демонстрировать ненужное геройство. Во-вторых, эта публика ставит в неудобное положение самодержца. Вот и сейчас требует вас наградить. Только чем? Орден вы не заслужили, вам и предыдущие были дарованы авансом — не столько за подвиг и свершения, сколько для того, чтобы отметить католика, поскольку их мало в армии. Следовало показать, что империя ценит всех. И вот как быть? Может, посоветуете?

Надо отвлечь этого Сталина в юбке…

— Учредите новые награды.

— То есть?

— В империи их слишком мало, в моем времени было куда больше. Причем, как в период монархии, так и после ее. Сегодня орден Российской империи — большая награда. Владимир четвертой степени дарует его кавалеру личное дворянство, Георгий — потомственное. Орденоносцам положена пенсия. Поэтому награждения редки. Низшим чинам дают крестики за храбрость, но и тех мало. А ведь для солдат на войне награда — не столько желанные привилегии, сколько знак почета. Ведь его отметили за подвиг. Тоже можно сказать об офицерах. В моем мире за ордена не платили, но носили их с гордостью.

— Хм! — задумалась императрица. — И какие награды рекомендуете?

— Из военных в моем мире ценились две: медаль «За отвагу» и Орден Славы. Последний имел три степени и копировал по статусу Святого Георгия, отмененного после революции. Даже цвет ленты повторялся. Орденом Славы награждали исключительно нижних чинов, медалью «За отвагу» — и офицеров, хотя большей частью она перепадала солдатам. Эти награды уважали за то, что их нельзя было получить «за участие» или выслугу лет — только за подвиг в бою. Они были знаком, что их обладатель герой.

— Предлагаете награждать орденами нижних чинов?

— Да. Нынешние ордена Российской империи предназначены офицерам и чиновникам, для солдат их не существует. А вот медаль пусть будет для всех. В моем мире офицеры ее очень ценили. А если у них имелся и орден Славы… Офицер мог получить его, будучи солдатом или унтером, а затем заслужить производство в чин. Даже при наличии других наград орден Славы они носили с особой гордостью. Тот указывал, что перед вами отважный человек, заслуживший чин в боях.

— Вы могли бы подать об этом соответствующую записку?

— Даже приложу эскизы наград.

— Жду завтра утром.

Накрылся мой отдых…

— Слушаюсь, государыня!

— Идите, Валериан Витольдович! И впредь, если вам чего взбредет в голову, предварительно хорошо подумайте.

Кажется, грозу пронесло…

Фон Гинденбург переступил порог кабинета и отсалютовал фельдмаршальским жезлом. Вильгельм II поднял взгляд от глобуса, который он в этот момент рассматривал, и кивнул посетителю.

— Здравствуй, Пауль! Проходи ближе.

Ничуть не удившись фамильярному обращению — кайзер считал его другом, Гинденбург подошел к столу.

— Слушаю! — сказал Вильгельм, оставив, наконец, в покое глобус.

— Русские перешли к обороне, — сообщил Гинденбург. — Строят укрепления.

— Где?

Гинденбург достал из папки принесенную с собой карту и разложил ее столе.

— Здесь, здесь и здесь, — он провел пальцем вдоль нанесенной на карту линии.

— Они практически выбросили нас со своей территории, — оценил кайзер. — Почему это произошло, Пауль? Почему мы прозевали их наступление и откатились так далеко? Я уже не говорю о потерях — они огромны.

Вильгельм уставился на собеседника. Гинденбург внутренне поежился. Дружба дружбой, но император славился вспышками гнева. Угодить под одну из них — удовольствие сомнительное.

— Я уже распорядился отдать под суд офицеров, ответственных за разведку, мой кайзер. Приговоры будут суровыми. Что до успеха русских, то они применили неизвестные ранее приемы. Вместо длительной бомбардировки наших позиций перед наступлением, они обошли их на слабозащищенных участках, где, по мнению наших штабов, сделать это было невозможно, и нанесли фланговый удар, применив броневики, использующие в качестве движителя стальные ленты. На одном из участков они и вовсе захватили первую линию траншей ночью, выслав специально обученных лазутчиков, которые вырезали наших солдат холодным оружием. Азиатская хитрость! Русские воюют не по правилам. Ни одна армия мира не использует такие приемы. Этим можно объяснить и провал нашей разведки. Подготовку к наступлению выдает сосредоточение артиллерии на участке прорыва, особенно тяжелой. Скрыть это чрезвычайно трудно. Но русские этого не делали, что и ввело в заблуждение Генеральный штаб. Заверяю, мой кайзер, что подобное не повторится!