Лейб-хирург (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 13

— Я, к слову, думал отказаться, — сказал Вельяминов. — Года, знаете ли, шестьдесят уже. Но потом подумал: откажусь, и начальником назначат очередного Муравьева. Сколько народу из-за этого сгинет! Потому и взвалил этот крест. Единственное, что оговорил у ее императорского величества: нести его буду до окончания войны. Надеюсь, она не затянется, и мы одержим победу.

— Я в этом не сомневаюсь. Русский флаг взовьется над Рейхстагом.

Вельяминов крякнул.

— Могу я спросить, Валериан Витольдович? Извините старика за любопытство, но ходит слух, что вы лечите белокровие. Могу узнать, как?

— Откуда сведения? — сощурился гость.

— Одну известную вам особу обследовали наши светила. Поставили ей неутешительный диагноз. Но спустя время их вновь позвали к пациентке. Каково же было изумление коллег, когда они узрели, что больная выздоровела. Они не верили собственным глазам. Пытались узнать, кто и как ее исцелил. Им ответили, что это секрет. Это раздосадовало коллег, и они поделись со мной своим огорчением, а я с ними дружен. Затем узнал о вашем назначении. Логично было предположить… Или я ошибся?

— Не ошиблись, Николай Александрович, — вздохнул гость. — Но я хочу сохранить это в тайне.

— Почему?

— Метод уникальный, применить его могу только я.

Вельяминов недоверчиво посмотрел на гостя.

— Смотрите!

Гость протянул руку, и над его ладонью появилось и заиграло сполохами золотисто-зеленое свечение. Несколько мгновений тайный советник изумленно наблюдал за ним. Потом свечение исчезло, будто втянулось в кожу ладони.

— Что это? — выдохнул Вельяминов.

— Мой дар. Появился после того, как я умер и воскрес. Не знаю его происхождения, но это свечение целебно. Оно заживляет раны, убивает инфекцию, поэтому у меня такие результаты по выздоровлению прооперированных. С белокровием свечение тоже справилось. Но дар есть только у меня, поэтому речь о внедрении в практику не идет.

— Чудны твои дела, Господи! — Вельяминов перекрестился. — Удивили старика. Теперь я понимаю, почему государыня приблизила вас к себе и наделила такими полномочиями. Не беспокойтесь, я сохраню тайну.

— О свечении знают многие. А вот то, что оно способно исцелить белокровие, лучше молчать. Иначе меня растерзают больные.

— Их можно понять, — вздохнул Вельяминов.

— Я не смогу исцелить всех. Сейчас задача — помощь раненым воинам. О другом подумаем после войны.

Тайный советник неохотно кивнул.

— Но если помощь понадобится лично вам или вашим близким…

— Благодарю!

Тайный советник горячо пожал руку гостя.

— Не буду вас более задерживать.

Гость встал, поклонился и пошел к дверям. Вельяминов проводил его до приемной. Когда Довнар-Подляский вышел из нее, повернулся к вскочившему адъютанту.

— Возьмите бумагу и карандаш, Иван Сергеевич. Сейчас я продиктую фамилии людей, которых хочу видеть у себя не позднее, чем через час. Возьмите в помощь офицеров, нижних чинов, сколько потребуется, и доставьте их сюда. Делайте, что хотите: отрывайте от стола, вытаскивайте из постелей, снимайте с поезда или останавливайте экипажи, но они должны быть здесь! Это приказ!..

От Вельяминова я отправился в мастерские Сиротина — их мне рекомендовали в Кремлевском дворце. Мастерские изготавливали напольные и каминные часы, недавно вошедшие в моду посуду и столовые приборы из нержавеющей стали — словом располагали нужными мне мастерами и материалами. Выезд у меня появился, и пока коляска, управляемая кучером Игнатом, грохотала по булыжной мостовой по направлению к окраине Москвы, я кутался в меховую полость (февраль в этом году выдался суровым) и размышлял о состоявшемся разговоре. То, что Вельяминов отыщет нужных специалистов и припряжет их к выполнению задания, я не сомневался. За это говорила репутация академика. В 30 лет он основал «Хирургический вестник», который редактирует до сих пор. Состоял лейб-хирургом при дворе отца Марии III, затем — директором клиники в Москве. Воглавлял Императорскую Военно-медицинскую Академию, ушел из нее после избрания академиком, чтобы заниматься научной работой. Авторитет и связи в медицинских кругах у него огромные. Знала, тещенька, кого назначить начальником Главного санитарного управления армии. Тут и хотел бы кто пикнуть, да стыдно. Против такой-то фигуры…

Да и стимул хороший я Николаю Александровичу привез. Большого труда стоило его у императрицы выбить — не привыкли здесь разбрасываться наградами. В СССР в начале Великой Отечественной войны тоже скупились. Но потом сообразили: солдат и офицеров нужно поощрять. Помимо орденов платить стали за сбитые самолеты и подбитые танки. Не такие и большие деньги, но сам факт… Об этом я рассказал императрице. Она похмурилась, вздохнула, но через силу одобрила.

Тяжело мне даются разговоры с государыней. Не нравлюсь я ей, видимо, опасается попаданца с дыркой в голове. Неизвестно, какая мысль забредет в его поврежденные мозги? Вот и держит меня тещенька на расстоянии. Да еще вопрос: тещенька ли? С Ольгой я не виделся со дня назначения. Оказии не случилось, а она не спешит проявить инициативу. Понятно, что мамаша запретила, но что стоило передать через фрейлину записочку? Через ту же Лену Адлергберг? Но нет. Похоже, охладела ко мне ее императское высочество. Ничего удивительного, следовало ожидать. У них здесь свои расклады, в которые попаданец не вписывается. Телом он аристократ, а умом — плебей, да еще из будущего. Понять Ольгу можно, хотя осознавать горько. На фронт бы мне, но нельзя. Никто не сделает того, что я здесь наметил и наобещал. Так что не пищим.

Вновь приходится врать. Ну, а как объяснить Вельяминову необходимость переливания крови? Он же хирург, в сказки не верит. Приходится сочинять. Покойся с миром, Герхард Рингер! Ты сорвался в пропасть, не успев появиться на свет. А вот с лидокаином придумать не удалось. Пришлось напустить на себя загадочность и надуть щеки. Откуда о нем столько знаю? Ну, так просвещали на курсах повышения квалификации, посвященных методам борьбы с анафилатическими шоками. Преподаватель нам попался знающий: рассказал об истории изобретения и применения лидокаина, других обезболивающих. Говорил интересно. Я запомнил и формулу, и способ производства, и методику применения препарата. Много лет эти знания лежали в памяти бесполезным грузом, а вот теперь всплыли. Лидокаин открыли в 1943 году. Он лучше изобретенного немцами новокаина — дольше действует и противопоказаний меньше. Несмотря на то, что в моем времени появились более эффективные обезболивающие, используется до сих. Он еще и при нарушениях сердечного ритма помогает.

Сульфаниламид, он же стрептоцид нужен как можно скорее. Не антибиотик, но достаточно эффективный в профилактике нагноений и сепсиса противомикробный препарат. Активно применялся во Второй Мировой войне и много лет позже, пока его не вытеснили более эффективный пенициллин и аналогичные ему лекартства. Но антибиотик быстро сделать не выйдет, нужны годы. А стрептоцид — химия, синтезировать не сложно. Тысячи жизней спасет, возможно, миллионы…

Почему я отошел в сторону и не претендовал на патенты? Из скромности (три раза “ха!”). А подумать? Круг ученых в этом мире узок: все друг друга знают или слышали. И тут является неизвестный пацан, который один за другим начинает совершать эпохальные открытия. Проще на лбу написать: “Попаданец”. А так все пристойно. Группа российских ученых под руководством академика совершила научный прорыв…

В мастерских меня встретил лично владелец, назвавшийся Аполинарием Модестовичем Сиротиным. Нестарый мужчина лет тридцати пяти, с брюшком и круглым добродушным лицом. Его сюртук украшал знак выпускника Харьковского технологического института, о чем он сам мне поведал, когда мы прошли к нему в кабинет. По всему было видно, что своим дипломом Аполинарий гордится. За чаем он рассказал об альма-матер, сообщил, что в России инженеров учат не хуже, чем странах Европы, а выпускают числом в два с половиной раза больше, чем, к примеру, в Германии[11].