Отдельное поручение (Повесть) - Двоеглазов Владимир Петрович - Страница 4

Считаю необходимым отметить и следующее, незначительное, на первый взгляд, обстоятельство, подведшее, тем не менее, как мне представляется, окончательную черту под данным эпизодом. Когда л-нт Ледзинская окончательно пришла в себя, она, вникнув поверхностно в суть нашего разговора, немедленно заявила, что вертолетчики, раз им нужно, пусть летят, а мы останемся и будем работать по факту хулиганских действий, после чего свяжемся по рации с городом и закажем машину. И тут, когда я попытался воспрепятствовать данному решению, тов. Кобенков грубо перебил меня и заявил, что л-нт Ледзинская старше меня по званию и потому экипаж подчинится ей, а не мне. После этого пилоты сели в машину и улетели. Следует добавить, что тов. Кобенков прекрасно знал о том, что л-нта Ледзинскую отнюдь не одолевают сомнения, есть ли в поселке люди, и что только поэтому она так распорядилась.

В настоящее время, хотя происшедшие события являются совершившимся фактом и последствия, наступившие в результате их, необратимы, представляется все же необходимым обратить Ваше внимание, товарищ майор, и на следующее обстоятельство: утверждение тов. Кобенкова, что он якобы не имеет допуска к ноч-

ному полету, не соответствует действительности. В ночь с 12 на 13 октября 197… года командир тов. Кобенков на вертолете 02296 прилетал на буровую близ дер. Ёган по санзаданию.

Довожу также до Вашего сведения, что в моем распоряжении имеется еще один факт, пока, к сожалению, не проверенный, но проверить который не составит большого труда, а именно: находясь 7 октября 197… года в ожидании летной погоды в аэропорту, я случайно стал свидетелем приятельской беседы двух авиатехников, один из которых спросил другого, чем тот сегодня занимался, на что последний ответил, что закончил форму девяносто шестому, переведя его на зимнюю смазку. Я не могу объяснить, почему эта фраза врезалась мне в память и почему я не мог вспомнить ее в процессе разговора с командиром тов. Кобенковым на Итья-Ахе, но означает она, несомненно, то, что техосмотр вертолета 02296 с переводом на зимнюю смазку был сделан за два дня до нашего вылета на сплавучасток. Таким образом, пилоты по предварительному сговору, или тов. Кобенков с молчаливого согласия членов экипажа ввел в заблуждение меня и л-нта Ледзинскую. В связи с вышеизложенным прошу Вас, товарищ майор, дать указание проверить данный факт, запросив техническую службу вертолетного участка, и, в случае подтверждения, составить представление в областное управление гражданской авиации на недопустимость подобного отношения летного состава к своим обязанностям.

Далее докладываю[1]:

Товарищ майор! Обстоятельства вынуждают меня прервать рапорт, ввиду чего я прошу прислать в горбольницу сотрудника отделения БХСС для принятия у меня важного сообщения по линии этой службы.

Участковый инспектор ГРОВД младший лейтенант милиции В. Цветков».

«Здравствуй, Коля! Сижу в порту в ожидании летной погоды. Все вокруг хлопочут, возмущаются, бегают к синоптикам, к начальнику порта, ищут знакомых пилотов… Я тоже было кинулась по инстанциям, но Валя Цветков остановил, говорит, бесполезно, пока порт закрыт. Вот дадут погоду — тоже начнем бегать. К тому же он отыскал знакомого геолога, который нас заверил, что у него хорошая знакомая — дежурная по аэровокзалу или что-то в этом роде, так что все изменения в обстановке мы будем знать незамедлительно, достоверно и из первых рук. Ты, наверное, помнишь Цветкова (кышиковский участковый, плечистый такой, рыжеватый парень), мы с ним летим на сплавучасток. Он взял с собой книжку «Преступление и наказание», но никак не может продвинуться дальше десятой страницы, хотя мы уже четвертый день сидим и ничего не делаем. Здесь в порту много деревенских, которые живут на его участке, они тоже ждут погоды, и у каждого тысяча дел к Цветкову. Он такой невозмутимый, просто позавидуешь, а я, как всегда, волнуюсь перед командировкой. Ты, конечно, снова скажешь: что особенного? Подумаешь, выехала расследовать рядовое хулиганство — и столько эмоций. Не знаю… Понимаешь, мне всегда приходит в голову, что вот здесь, в тайге, среди болот, в пятидесятиградусные морозы, люди охотятся, рубят лес, добывают нефть, строят города… Это ведь нужно быть сильными и опытными людьми, чтобы здесь жить и работать. И вдруг что-то разладилось у них, у этих сильных и опытных людей, и они ждут помощи. И знаешь, когда я выхожу из вертолета или из самолета, я всегда волнуюсь: что думают они, эти люди, глядя на меня? Вдруг так: «Ну что это, мы ждали человека, который приедет и во всем разберется, а что сумеет эта девчонка!..» Но они говорят: «Товарищ лейтенант…» И я чувствую, что это очень большое звание, если люди, которые делают в этих местах столько больших и важных дел, так ко мне обращаются. Знаешь, после этого я уже не могу считать свой вылет просто расследованием рядового хулиганства. Если что-то выбило этих людей из колеи, то вряд ли что-нибудь рядовое. И смотри: вот мы летим на сплавучасток. Это ведь заведомо такое место, где «просто хулигана» быть не может. Там его не будут держать, если он только хулиган и больше ничего. Наоборот: значит, он умеет делать что-то большое и важное, если его послали в такое место, куда только вертолетом и можно добраться. Я знаю, ты дочитаешь до этого места и засмеешься, подумаешь, что я ничуть не изменилась и все это выдумки. Я не могу говорить так убедительно, как ты, и ты всегда смеешься, что я только злюсь и ничего не доказываю. Но я знаю, что я права, а ты не можешь, вернее, просто не хочешь меня понять. Прости, пожалуйста. Не видела тебя уже столько времени и опять спорю, вроде больше написать не о чем. Прости, правда, может быть, я сейчас немного не в себе. Теперь я уже знаю точно, что у нас будет ребенок, правда, здорово? Но ты не волнуйся, чувствую я себя хорошо и полета нисколько не боюсь. Я ведь у тебя храбрая, все-таки офицер! Ну все. Только что подошел наш геолог и по секрету сообщил, что вроде бы квадрат открыли, вот-вот объявят по трансляции. Валя Цветков заталкивает в портфель свою книжку, а я только заклею письмо и пойдем выбивать вертолет. Пиши чаще. Целую. Ольга».

«Слушаю. Хомяков».

«Добрый день, Сергей».

«Здравствуйте, Владимир Федорович!»

«Ну как там у тебя?.. Кстати, никого не допрашиваешь, не отрываю?..»

«Нет-нет, Владимир Федорович! Как самочувствие?»

«Терпимо. Ты лучше скажи, как у тебя с Ёганом».

«Работаю…»

«Возбудил?»

«Возбудить пока не возбудил. Время терпит».

«Как понять?»

«Десять дней у меня есть…»

«Вот не знаю, как это у нас получается. Ведь не десять дней мы должны иметь в виду. В УПК черным по белому написано, что на разрешение этого вопроса дается три дня — три! Десять — в исключительных случаях. А мы эти десять дней взяли себе за правило».

«Так у нас почти все случаи исключительные, Владимир Федорович. Распутица, расстояния, транспорт… Крайний Север…»

«Ладно, оправдываться будешь в милиции».

«Почему в милиции?»

«Поговорка такая есть. Вот отбюллетеню, возьмусь за вас. А Крапивников как там? Он ведь теперь не просто помощник прокурора, а исполняющий обязанности…»

«Он мне ничего не говорит».

«Ох, молодежь, смотрите там… Нет, Сергей, надо все же определяться побыстрее».

«Трупов нет, Владимир Федорович, вот что плохо…»

«Людей нет, Сережа, вот что самое тяжелое! Вот из чего единственно исходить надо… Ну ты сам-то летал туда, что там?»

«Да что теперь… Река встала. Тогда ведь уже шуга шла. Трупы теперь только летом, возможно, всплывут. Могут и вообще не всплыть. Я разговаривал с местными жителями, говорят, дно коряжистое, лесом выстлано — река-то сплавная. Если зацепились, то могут и навечно…»

«Может, с водолазом попробовать?»