Последние километры (Роман) - Дмитерко Любомир - Страница 10

— Товарищ командующий, обед готов!

Рогуля поистине адъютант по призванию: безошибочная интуиция всегда подсказывала ему именно ту минуту, когда следует явиться.

— Приглашайте гостя.

— Милости просим, — звякнул шпорами бравый капитан.

Обедали в маленькой уютной комнате. Кроме Нечипоренко и Березовского за столом сидели член Военного совета фронта генерал-майор Маланин и начальник штаба генерал-лейтенант Корчебоков — кубанский казак-великан, полная противоположность командарму.

Адъютант умело разлил в маленькие рюмочки красновато-рыжий напиток, поставил возле каждого открытую бутылку боржоми.

— «Рашпиль»? — спросил комбриг, рассматривая жидкость.

— Собственного производства, — подтвердил Рогуля.

«Рашпилем» они называли чистый спирт, настоянный на остром красном перце.

— За левый берег Одера! — провозгласил командарм.

— За взаимодействие с танкистами! — добавил начштаба.

Выпитая рюмка адского напитка поднимала настроение, возбуждала аппетит.

— Это как понимать — взаимодействие? — в лоб задал вопрос комбриг. — Я хотел бы условиться, товарищ командарм…

— Андрей Викторович только что из Москвы, — прервал его Нечипоренко, кивнув в сторону члена Военного совета. — Был наверху, — подчеркнул он многозначительно.

— Да, — коротко ответил Маланин. Он перестал улыбаться, не по летам моложавое лицо его стало серьезным. — Назревают серьезные события.

— Берлин берем, это ясно, — безапелляционно заявил Корчебоков.

— А дальше что? — не унимался командарм.

— Дальше? — включился в разговор Иван Гаврилович. — Дальше тоже словно бы ясно: заканчиваем войну…

Командарм вспыхнул.

— Во-первых, неизвестно, какие сюрпризы готовит Гитлер.

— Да, — поддержал его член Военного совета. И обратился к Березовскому: — Вы слыхали о выступлении Геббельса перед солдатами фольксштурма?

— О новом секретном оружии? — оживился Иван Гаврилович. — Пропагандистский трюк!

— Если бы так, — вздохнул Маланин. — А Фау-2, которые наносят удары по Британским островам? Разве это пропаганда? Скорее всего, это начало новой эры в производстве средств массового уничтожения. Еще два года назад Гитлер, Кейтель, Йодль и Шпейер в бомбоубежище Растенбурга просматривали снятый на пленку полет реактивной ракеты А-4. Ее конструктор профессор Браун с тех пор работает не покладая рук. На островах Балтийского моря у гитлеровцев есть специальная экспериментальная база.

— А в области авиации? — полюбопытствовал командарм.

— И в авиации, — согласился Маланин. — Инженер Вилли Мессершмитт создал реактивный вариант своего истребителя под маркой Ме-262, а его коллега Хейнкель сконструировал реактивную машину Хе-280. Обоих конструкторов поддерживает Геринг.

Неслышно, будто сквозь стену, появился Рогуля. Ни дверь, ни половица не скрипнули при этом, никто и не заметил, как капитан вошел. В конце концов на то он и адъютант.

— Товарищ командующий, прошу прощения… На проводе — «Первый»!

Командарм торопливо поднялся, держась, однако, с достоинством. По длинному коридору, который отделял их от узла связи, он шел неторопливо, широким шагом.

— Забеспокоился наш «Первый», — добродушно сказал начальник штаба. — Пошли и мы послушаем.

Нечипоренко сжимал в руке трубку ВЧ, стоя по команде «смирно».

— Слушаю… Так… все готово, товарищ «Первый». Полная договоренность, товарищ «Первый». Он сейчас здесь. Слушаю, товарищ «Первый».

И молча протянул трубку Березовскому.

Знакомый, хриплый, простуженный голос.

— Здравствуйте, Иван Гаврилович.

— Здравствуйте, товарищ «Первый».

— Рад, что вы нашли общий язык с «Пятым».

Березовский вспомнил, что «Пятый» — это Нечипоренко, а «Первый» объяснил:

— Человек он сложный, но военачальник отличный. Желаю вам успеха, а неуспеха…

— Быть не может! — комбриг закончил за маршала его излюбленную фразу и положил трубку на рычаг аппарата. — Ну вот и все.

— Что он сказал? — спросил командарм.

— Пожелал успеха.

— Понятно. Итак, начинаем.

— Я от своей оперативной задачи не уклоняюсь, — упрямо повторил Березовский.

— Благодарю за разъяснения, — сухо произнес Нечипоренко. — Сегодня же пришлите офицеров связи.

— Присылайте прямо ко мне, — сказал Корчебоков и велел телефонистке: — Соедините меня со всеми нашими хозяйствами.

— Есть, товарищ генерал.

— До встречи в Германии, — протянул Березовскому руку командующий армией.

— А Терпугову передайте, — добавил Маланин, — чтобы информировал меня о каждом контакте с немецким населением. Это очень важно.

Еще минуту, еще миг назад здесь стояла непуганая предрассветная тишина, серая насупленная темнота; висели неподвижные косматые тучи, белый, стерильно-чистый снег стлался по земле, мягко, неслышно, вот так и сеялся бы, наверное, целый день. Но вдруг не стало ни дня, ни ночи, ни туч, ни снега, ни рассвета, ни тишины.

Тысячи орудийных стволов, сотни минометов и реактивных установок извергали десятки тысяч тонн металла и огня на укрепленные позиции врага. Залп за залпом, взрыв за взрывом. Уходили секунды. Минуты. Час. Полтора.

Березовский стоит на покатом пригорке, смотрит в бинокль. Танки, его танки, его стальные крепости, его грозные «коробки», включив электростартеры, громко прогревают двигатели и медленно, будто допотопные динозавры, выползают на рубеж атаки. Группируются острым клином, на острие которого — первый батальон, возглавляемый командирским танком Петра Бакулина. За ним занял позицию танк командира роты старшего лейтенанта Коваленко. Далее разворачивают боевые порядки остальные роты первого и второго батальонов, держась позади тральщиков. Танки-тральщики должны «вытоптать» вражеские минные поля, обезвредить их. Каждый танк имеет прикрепленные к бортам два сосновых бревна, чтобы преодолевать другие противотанковые преграды.

Низко под облаками пронеслись эскадрильи Ла-5 и Як-9, чуточку медленнее пророкотали штурмовики Ил-4. К сожалению, это и все. Два дня назад Гордей Сохань порадовал комбрига: фронт получил новую партию первоклассных бомбардировщиков Пе-2 и Ту-2. А вчера загрустил: в долине Вислы, где расположены полевые аэродромы бомбардировщиков дальнего действия, низко залегли тучи, бушует метель.

Комбриг еще раз взглянул на ручные часы с зеленоватыми светящимися стрелками и на ходу бросил ординарцу:

— В машину!

На этот раз он имел в виду не юркий виллис — Павел Наконечный догонит их при первой возможности, — а командирский танк, стоявший у пригорка. Механик-водитель старший сержант Нестеровский ждал приказа комбрига, который одновременно был и командиром машины. На своих местах, готовые к бою, были стрелок-радист Кулиев и наводчик орудия Черный.

В боевом отделении танка — три сиденья: командирское, командира орудия, или наводчика, и заряжающего. Все здесь хорошо знакомо, эта «коробка» принадлежала Ивану Гавриловичу и раньше, когда он был начальником штаба. Танк покойного Самсонова он отдал Соханю.

Держа наготове микрофон бригадной радиостанции, Иван Гаврилович приник глазами к оптическому прицелу. На броне занимали постоянные места закрепленные за каждой «коробкой» группы автоматчиков из батальона Осадчего. А дальше, на сколько было видно, развернулись боевые цепи стрелковых подразделений армии Нечипоренко. Пехота, мужественная пехота! Хотя, бывает, в невероятных муках погибают в раскаленных «коробках» танкисты, погибают под гусеницами вражеских танков раздавленные артиллеристы, камнем падают с неба подбитые летчики, и все же они, если так можно выразиться, — элита, аристократы войны. А ты, пехота, ее вечный, обжигаемый солнцем, омываемый дождями, пронизываемый ветрами, жгучими морозами, убиваемый всеми видами оружия, — чернорабочий!

Сам был пехотинцем, знаю…

…Когда с остатками стрелковой роты Березовский вырвался из кольца, в которое части Восемнадцатой армии попали между Днестром и Бугом, разрывная пуля с «мессера» насквозь прошила его тело. Упал, срывая с себя окровавленную сорочку, с трудом перевязался ею, а на большее не хватило сил. Смерть тебе, тяжелораненый пехотинец, бесславная смерть! Однако на этот раз случилось иначе…