Боль (СИ) - Шматченко Мария - Страница 3

— Добрый день, господин, — поздоровался молодой человек.

— Добрый-добрый! Конни, вы чего делаете? Долго ещё?

— Вазы выбираем. А что?

— Мне Адриана надо показать!

— Кому это? — почему-то возмущённо спросила она. — Он мне нужен.

— Дружище попросил.

— Вот пусть «дружище» подождёт! Мы вазы ещё вниз понесём. И чего ему на него смотреть? Адриан разве экзотическое животное?

— Нет, не экзотическое, — примирительно улыбнулся Джеральд, — но красивое. И дружище хочет посмотреть. Он наслышан о нём от наших общих приятелей.

— Если ему так хочется посмотреть на животное, пусть на корову посмотрит твой «дружище». Адриан, пошли. Мы больше не унесём.

Молодой человек подал ей руку, помогая спрыгнуть с табуретки.

— Спасибо! Представляешь, Джерри, Даррен тоже говорит, что Адриан — почти ребёнок, — улыбнулась Конни. — Это я к тому, что всё-таки родители всех рас и национальностей похожи… Я всегда говорила, что наши девочки останутся для нас теми же десятилетними малышками, которых мы удочерили!

— Пусть Даррен считает, что хочет! — прервал её муж. — Главное, не забывает, что это — мой раб.

— Да никто не спорит, что не твой, вернее, не наш. Пошли, Адриан.

Джеральд двинулся за ними, сердясь и про себя негодуя. Ему хотелось показать своего красавца-раба «дружищу», а тот был занят его женой. В коридоре по дороге в гостиную им встретились Геральдина и Эйлин. Увидев вазы, девушки захихикали.

— Мамочка, а что ты нас не попросила? — спросила Геральдина.

— В прошлый раз вы с Томасом мне три штуки разбили! Как будто бы каждый — по одной.

— Но мистер Томас взял всю вину на себя!

— Он настоящий джентльмен.

Хозяйка и раб вошли в гостиную и поставили вазы на пол. Молодые леди забежали за ними.

— Так, Адриан, пошли! — строго и уже нетерпеливо сказал Джеральд. — Гарри не должен ждать!

Он грубо схватил его за руку и так же грубо вытолкнул за дверь.

— Вы чего хихикаете? — возмутилась Конни, когда они ушли. — Ей-Богу, как дурочки какие-то!

Меж тем Джеральд привёл Адриана в свой кабинет. Юноша невольно огляделся: он был тут впервые в жизни, и никогда не догадывался, как прекрасны могут быть книжные полки, высотой во всю стену. Конечно, тут были деревянные панели, дорогая мебель, гардины, тяжёлое кресло напротив камина, но книги в ярких, цветных переплётах понравились бедному рабу сильнее всего. Он так глубоко ушёл в себя, что не сразу услышал голос мистера Гарри, «дружища» господина, который даже подскочил на месте:

— Ах! Какая красота!

— Спасибо, дружище! Мне весьма лестно это слышать в свой адрес! — рассмеялся Джеральд.

— Да не ты! — засмеялся «дружище». — Нет, ты тоже симпатяга, но…

— Да понял я!

Гарри подбежал к Адриану, к «прекраснейшему украшению поместья», и с самым бессовестным видом стал разглядывать его, восклицая при этом, что в жизни ничего красивее не видел.

— Знаю, ты придёшь в бешенство, поэтому просить не буду, а только скажу, что, если что, я всегда готов купить!

— Спасибо за понимание, дружище. Думаю, «если что» не случится, но в очереди ты где-то на трёхсотом месте! Ладно, иди, Адриан!

— Слушаюсь. С вашего позволения, господин.

Какую же боль причиняли юному рабу все эти «смотрины»! Он понимал, что не имеет права возникать и хоть как-то выказывать, что ему это не нравится. Это было так унизительно! Особенно неприятно, когда смотрит не один «дружище», а целая толпа таких «дружищ». Они прыгают перед ним, как толпа ребятишек перед клеткой с какой-то диковинной зверушкой, хватают, вырывают друг у друга, трогают волосы, чуть ли не раздевают и спрашивают о возможности купить.

Главное, что Адриан усвоил с молоком матери, это то, что он — вещь. Ничего ему не принадлежит, даже собственная жизнь. Хозяева имеют абсолютное, полнейшее право распоряжаться им так, как вздумается. До возвращения сэра Джеральда поместье частенько навещали гости, друзья хозяина, а иногда, — правда, очень редко, — друзья его сестры Фелиции. Все эти гости просили Томаса показать им Адриана. Некоторые оказывались завистливыми, некоторые даже похотливыми, некоторые добрыми и сердобольными, но всех объединяли неподдельное восхищение и один-единственный вопрос, вопрос о возможности купить красавца-раба.

Адриана задевало это даже сильнее, чем он мог себе признаться. Укоряя себя (ведь не имеет никакого права ослушиваться приказов), в душе всё никак не мог принять такое положение вещей. Хотя все до единого говорили, насколько тот прекрасен, почему-то юноше становилось неприятно это слушать. Тем более он был как-никак мужчиной, а ни девушкой, и странно получать парню похвалы в адрес своей привлекательной внешности.

Когда Томас заводил его в комнату, всё, казалось, замирало. Все взгляды устремлялись на прекрасного раба, и многие из присутствующих потом сознавались, что у них захватывало дух. Стоять рядом с таким человеком, смотреть на него… Если бы он являлся свободным, то людям вряд ли бы пришло в голову так бессовестно, так неделикатно хватать его за руки, пристально разглядывать… И всё это беспардонно и унизительно, мол, мы имеем права тебя даже раздеть, а если ты раб, то обязан всё это сносить… Но раздевать его, конечно же, запрещалось и тут же строго пресекалось, хотя, признаться честно, желающие находились.

И вот однажды по случаю возвращения домой Джеральд устроил праздник, куда созвал всех своих друзей. В красивой, уютной гостиной в камине весело трещал огонь. За окнами горели фонари. Эйлин играла на рояле, и прекрасная, нежная мелодия наполнила зал. Многие молодые люди мечтательно и задумчиво глядели на девушку. Недавно прошёл пышный ужин, и гости веселились и развлекались кто, как любил: кто-то слушал игру юной леди, а кто-то танцевал, кто-то резался в карты, а кто-то просто вёл беседы.

— Джеральд, что это у тебя за раб такой, говорят, есть? Дай хоть посмотреть на этого раскрасавца!

— Ха-ха-ха! Он у меня, что, достопримечательность? И как эти слухи просачиваются?

— Родственница Фелиции со стороны её покойного мужа сказала!

— Ну, ладно! Томас! Где Томас? А вот ты где… Приведи-ка Адриана!

Управляющий кивнул и вышел за дверь, про себя негодуя: многие из присутствующих уже видели этого юношу. Но скоро он вернулся с «достопримечательностью».

— Какая красота! — гости столпились вокруг раба и начали его разглядывать, как экзотическое животное.

Джеральд знал наперёд, какие последуют вопросы, весело рассмеялся, сказав, что заявляет заранее, что Адриан не продаётся.

— А я только что хотел спросить об этом! — так же весело расхохотался в ответ один друг.

— И я тоже!

— Ха-ха-ха! И я тоже!

— Нас много желающих! Ха-ха!

Адриан чувствовал себя отвратительно. Вроде бы разумом понимал, что те имеют полное право, если хозяин разрешил, но вот на душе всё равно было больно. Хорошо, что никому ещё не пришло в голову считать ему зубы.

— Идеал! Совершенство!

Конечно, любого осчастливило бы услышать такое в свой адрес, но когда тебя без спроса хватают за руки, вырывают эти руки друг у друга, разворачивают к себе, споря при этом с остальными… О Боже! Как это, должно быть, неприятно и унизительно…!

— Такой красавец, а раб! — напомнил ему о его положении кто-то уж больно сердобольный.

Констанция стояла чуть в стороне и ласково улыбалась друзьям, умиляясь ими, как маленькими детьми, умиляясь их «прелестными выходками». Женщина, смотрела на Адриана и оставалась довольна, она была почти так же счастлива, когда близкие подружки хвалили её вечерний туалет. Геральдина подошла к Эйлин, что, закончив игру на рояле, задумчиво глядела на раба. Джеральд сидел в кресле и угрюмо наблюдал за этими «смотринами», с видом, чего не сделаешь для дорогих гостей. Но тут к нему подошла маленькая девочка, дочка его покойного друга, которая приехала к ним сюда со своей двоюродной бабушкой, и спросила: