Заключенный на воле (СИ) - Маккуин Дональд - Страница 17

Но император — не мальчик на побегушках, чтобы мчаться на чей-то зов!

И уж тем более — на зов какой-то слепой ведьмы.

Халиб тут же пожалел об этой недостойной мысли. Он обругал себя за приступ дурацкой гордыни и включил свет. Вполне возможно, именно она являлась ключом ко всему, чего он надеялся достичь. Эта мысль заставила императора прибавить шагу. Несмотря на крутизну лестниц и отсутствие поручней, Халиб быстро спускался вниз. По мере спуска вокруг него все плотнее смыкалась холодная пронизывающая тьма, так резко контрастирующая с роскошью дворца. На миг императора охватило искушение: может, задержаться у одного из многочисленных потайных глазков? Просто для того, чтобы ощутить трепет, возникающий каждый раз, когда ты наблюдаешь за кем-нибудь, оставаясь незримым. Халиб без особых угрызений совести признавался себе в этой склонности.

Опыт четырнадцати поколений предков, обладавших абсолютной властью, научил Халиба, что хотя императоров запоминают по особенностям их характеров, выживают они исключительно благодаря своевременно применяемым умственным способностям. И своевременно полученным сведениям.

Тут императору вспомнился капитан Лэннет. Халиб нахмурился и прогнал непрошеное воспоминание.

Когда Халиб спустился на самый нижний уровень лабиринта, ему пришлось взять себя в руки, чтобы отделаться от ощущения присутствия других существ и других времен. Эти подземелья, расположенные глубоко под дворцом, были созданы при предыдущих властителях. Халиб часто размышлял о складе ума людей, желавших держать свои жертвы у себя под боком, но так, чтобы никто не мог увидеть их агонии. Интересно, что сказали бы его предки о своем потомке, если бы знали, что каждый раз, когда он приходит сюда, ему слышатся крики и стоны, скрежет и грохот адских приспособлений? Но среди этих звуков никогда не появлялись голоса его предков. Только голоса их жертв. Халиб не желал задумываться о том, что могло за этим крыться.

Пробираясь вперед, Халиб дошел до небольшого ящичка, вмурованного в стену. Наклонившись к нему, император произнес несколько слов. Мгновение спустя две массивные каменные глыбы, сплавленные воедино лазерным лучом, отъехали вбок, открывая проход. Ролики тихо вздохнули под их весом. Помимо этого звука, тишину нарушало лишь участившееся дыхание Халиба. Когда император выключил свой фонарик, дверной проем озарился неярким светом. Халиб пригнулся и шагнул через порог.

Выпрямившись, он устремил взгляд поверх семи свечей, горящих на полу маленькой пещеры, — прямо в белые, слепые глаза женщины, призвавшей его сюда.

— Я пришел, Астара, — сказал он. — Ты вызвала меня.

Женщина была элегантна. Облаченная с ног до головы в черное, она была так же пряма, как посох, который она держала в правой руке. Но странный наклон ее тела выдавал тайну: чтобы стоять так прямо, женщине необходима была опора. И все же на ее прекрасном лице была написана привычная безмятежность. Когда женщина поклонилась в ответ на приветствие Халиба, ее серебряные волосы, струящиеся по спине и плечам, замерцали в свете свечей подобно расплавленному металлу. Голос женщины был низким и певучим.

— Я просила тебя прийти, Возвышенный. Ты даровал мне такую привилегию. Я никогда не стану «вызывать» тебя. Для этого я слишком тебя уважаю. Но все же, если быть честной с собой, я должна сказать: меня снедает глубокое беспокойство. Об этом нельзя молчать, Возвышенный. Цель не всегда оправдывает средства.

Халиб вспыхнул.

— Милые комплименты и грубая критика. Чего, по-твоему, я не должен был заметить?

Ответная улыбка женщины была исполнена печали.

— И то, и другое шло от чистого сердца. Но важно лишь одно. Люди, которые заботятся друг о друге, часто обмениваются комплиментами, чтобы доставить другому приятное. Но лишь те, кто заботится друг о друге по-настоящему, могут честно критиковать друг друга. Ты очень дурно обошелся с капитаном Лэннетом. Ты уверен, что это было необходимо?

— Он стал неузнаваем — ты это имеешь в виду? Операция, другие отпечатки пальцев — я знаю, что это больно, но это было необходимо, ради его же безопасности. Он прошел подготовку, получил новое имя, другую биографию. Это трудно…

— Хоть я и слепа, но знаю, что сейчас ты покраснел, — перебила императора Астара. — Я знаю, что ты смотришь в сторону, а не мне в глаза. И я знаю, чем это вызвано. У Взыскующей слишком много друзей и слишком много глаз, чтобы ее можно было обмануть такими увертками. Я говорю о последнем позорище, о ночном допросе.

— Он держался великолепно! — выпалил Халиб. И сам удивился гордости, прозвучавшей в его словах. — Он понятия не имел о том, что это проверка, — поспешно продолжил император, — и все-таки не дрогнул. Я признаю, мои методы весьма суровы. Но ты должна признать, что они эффективны. А цель действительно оправдывает средства.

— Когда-нибудь он спросит себя: сколько еще испытаний ты собираешься взвалить на его плечи? Ты велишь ему совершить убийство. Ты подверг его пыткам, чтобы проверить, сможет ли он их выдержать. Ты подвергаешь опасности женщину, которую он любит.

Халиб почувствовал острую боль. В него словно впились две иглы: одна — в левое плечо, а вторая — в живот, чуть выше пояса. Императору до безумия хотелось схватиться за больные места, но он очень сильно подозревал, что это — дело рук Астары. Халиб скрипнул зубами и заставил себя ответить на слова Взыскующей, по возможности не обращая внимания на все остальное.

— Ты пользуешься очень удобной системой стандартов! Ты осуждаешь мои действия, и в то же самое время и ты, и твои последователи пользуются плодами моих трудов. Этасалоу — не только твой враг, но и мой. Или, может, ты скажешь, что горюешь о нем?

— Может, ты скажешь, что смерть Этасалоу — твоя единственная цель?

Две стрелы вспыхнули, потом исчезли. Вздрогнув от боли, Халиб отступил на шаг и хрипло произнес:

— Ты не вправе знать мои мысли. Ты не должна этого делать. Это запрещено договором. Ты обещала это мне здесь, в этой самой пещере, как прежде обещала моему отцу!

— Мое обещание нерушимо.

Слова эти были преисполнены не только резкости, но и неодобрения. Прежде чем добавить что-либо еще, Астара надолго умолкла, чтобы дать Халибу возможность прочувствовать и то, и другое. Затем ее голос смягчился.

— Я догадалась о твоих планах потому, что понимаю твои намерения так же хорошо, как и терзающие тебя искушения. Твои цели высоки и более благородны, чем у любого из твоих предков. Они заставляют меня гордиться знакомством с тобой. Но мне хотелось бы, чтобы ты использовал более достойные средства. Когда я вижу события, напоминающие мне о жестокости Прародителя, я боюсь за тебя.

Халиб вскинул руки, словно пытаясь предотвратить опасность, и огляделся по сторонам.

— Не надо так говорить, Астара! Даже здесь! Он свят, он…

— Мертв все эти сотни лет, — докончила за него женщина, и голос ее был резок. — Он был бессердечным человеком при жизни, а умерев, оставил после себя горькое наследство. Твой мифический Прародитель устроил мятеж и захватил флотилию, которую использовали для перевозки каторжников. Это и было его главным достижением. Его методы — наихудшая часть человека. Это власть зверя. Ты, а до тебя — твой отец восстали против этого. Ваша империя рухнула бы много поколений назад. Но эффективность Люмина зиждется на его дискриминационной политике в сфере образования. И еще на том, что империя держит под своим контролем все космические корабли. Теперь же ты столкнулся лицом к лицу с хитроумным техником, у которого достанет силы полностью перекроить то, что ты называешь империей, и даже то, что ты называешь человечеством.

Халиб вытер лоб и взглянул на Астару с беспокойством, граничащим с подозрительностью.

— Ты знаешь, что я согласен с тобой в вопросе об империи. Ей нужны перемены. Жизнь и смерть людей не должны зависеть от прихотей какого-то одного человека или от законов, которых эти люди не принимали. Здесь мы с тобой единодушны. Но при этом ты стремишься вести поиск в сердцах и в умах. Ты пытаешься заставить каждого обратить свои силы к добру. Я же обитаю на поле боя, где невозможно спрятать меч в ножны, и где фактором первостепенной важности является то самое зло, которое гнездится в каждом из нас — даже ты это признаешь. Я прошу Взыскующую о помощи, но я все равно буду сражаться по-своему. Помоги мне. Или отойди в сторону.