Рожденная избранной (СИ) - Эйзен Ольга - Страница 40

Он выложил все книги до одной аккуратной стопкой, закрыл дверцу сейфа и, облокотившись одной рукой о комод, посмотрел на нас.

— Это все записи, которые я нашел в комнате Бекки, — сказал Кевин, поглядывая краем глаза на стопку древних дневников, будто бы проверяя, не разрушилась ли она. — Их немало, она вела дневники с семнадцатого века, но, думаю, за несколько дней справиться можно.

— И что от нас требуется? — робко, будто боясь сказать что-то глупое, но одновременно взволнованно, воодушевленно произнесла Хилари, выглядывая из-за моей спины.

— Нужно пролистать записи, отмечая те, которые относятся либо к Элмеру, либо к пророчествам, либо непосредственно к Андреа. Все, что каким-либо образом касается легенд и замыслов Элмера, подойдет. Этот, — Кевин взял из стопки самую верхнюю рукопись и поднял ее, — я беру на себя, так как первую половину здесь я уже прочел. Можете выбирать, какие вам нравятся, но, пожалуйста, будьте аккуратны. Возможно, это единственные источники, которые у нас есть и когда-либо будут.

Когда он закончил, мы с Хилари понимающе кивнули, схватили по первой попавшейся книге и вслед за Кевином, который взялся перенести стопку, направились в гостиную. Хилари упала в кресло, и мне не оставалось ничего другого, как делить небольшой диванчик с Кевином. Подвинувшись ближе к подруге, я оказалась в противоположном от него угле и вздохнула с облегчением. Мне самой было непонятно, что конкретно смущает меня и почему я не могу свободно сидеть рядом с Кевином, но все во мне словно сжималось, когда он был в считанных сантиметрах от меня, и я невольно отодвигалась в сторону, будто боясь случайно коснуться его рукой или задеть плечом. Лично я сваливала все на то, что мое личное пространство терпеть не может, когда в него вторгаются малознакомые люди, и эта теория казалась мне наиболее логичной. Взглянув на него, не поворачивая головы, я увидела, как он устроился в другом углу дивана, и тут же уткнулась в книгу.

Мы изучали дневники несколько часов, вплоть до самого вечера, и только взволнованный звонок мамы вернул меня в реальность и напомнил мне о том, что я еще даже не появлялась дома. Держать в руках оригинал рукописи трехсотлетней давности было невероятно, странно, даже как-то пугающе, но одновременно волнующе и чрезвычайно любопытно. Интерес к дневнику подогревало также то, что он, будучи истинным зеркалом души, отображал на своих страницах все самые сокровенные мысли и переживания человека, любопытство к которым не угаснет в людях никогда. И, хоть я, сгорая в муках собственной совести, старалась пропускать все чересчур личные, откровенные сцены, порой я все же цеплялась глазами за написанные изящным почерком слова и зачитывалась рассказами о похождениях Бекки в мире прошлого. И, как бы подло она ни поступала по отношению к некоторым окружающим, в первую очередь, к Кевину, как бы жестоко ни игралась с людьми, впоследствии убивая их, но, должна признать, писала она потрясающе. Вполне возможно, из нее могла бы выйти талантливая писательница, какой ее делало не только грамотное, складное и своеобразное письмо, но и богатый опыт, обширные знания в разных областях, наличие интересных сюжетов, если не в фантазии, то в собственной истории жизни.

Однако причина, по которой я вообще держала эту рукопись в руках, скрывалась вовсе не в интересе к личной жизни Бекки, а в моей безопасности и одолении Элмера, а потому каждый раз, когда я встречала на страницах его имя, упоминание его планов и каких-либо пророчеств, я напрягалась и читала с особой внимательностью. То же делали Хилари и Кевин. Однако, может, мне попался не самый содержательный дневник в плане интересующих нас вещей, но я, сколько ни читала, не могла найти практически ничего важного. Зато Хилари и Кевин постоянно обменивались какой-то прочитанной информацией.

— Кажется, я нашла кое-что, — восторженно произнесла Хилари, забираясь с ногами на кресло и устраиваясь как можно удобнее. — Слушайте: "Но среди сотен пророчеств, выведенных в книге чьей-то мудрой древней рукой, было одно особое. Лишь оно интересовало моего дорогого Элмера по-настоящему, лишь оно было дорого ему ровно так же, как и его собственная жизнь. Он смотрел на него с трепетом в груди, называя самым важным, самым значимым в этой книге, в отличие от других, которых он с презренной снисходительностью звал второстепенными, «приятным дополнением к главному призу», как любит он выражаться. Суть этого, безусловно, чудесного пророчества заключалась в том, что некогда на необъятной нашей земле случится невероятное и родится ребенок, не человек и не вампир, но наделенный способностями обоих. И будет этот ребенок обладать волшебной силой, способной побороть вампира, но и способной дать ему с последней каплей своей крови пожизненное, нескончаемое могущество, которое позволит ему подчинить своей власти весь мир.

Когда я услышала это пророчество впервые, я была поражена, ведь всем известно, что вампирам иметь детей невозможно. Однако Элмер, мой глубокоуважаемый друг и вечный обладатель сердца моего, верит в его исполнение всей своей сущностью, а, значит, должна верить и я, и, верьте, я сделаю все возможное, лишь бы этот чудо-ребенок оказался в его руках."

Кевин резким движением подвинулся ближе к Хилари, оказавшись в двух сантиметрах от меня, а я, стараясь, однако, не выдавать своего дискомфорта, упорно пыталась отодвинуться, несмотря на то что уже упиралась в локотник и плотно впечаталась в него.

— Хилари, это отличная находка, — искренне произнес Кевин. — Там написано что-то еще?

Хилари пробежалась глазами по странице, перевернула ее и исследовала следующие, но после подняла голову и отрицательно покачала ей, посмотрев на нас.

— Дальше какая-то ерунда про то, какой жаркой у нее выдалась ночка в июле 1796 году, — равнодушно произнесла она. — Ничего про пророчество, ничего особо важного про Элмера. Разве что она, кажется, серьезно влюблена в него, но я не думаю, что это имеет какую-то ценность для нашего дела.

Она сказала это и усмехнулась.

— Наше дело… — повторила подруга. — Поверить не могу, что мы сидим тут и собираем информацию, готовясь к стычке с каким-то важным вампиром. Это как в сериале, только круче: здесь ты в главной роли.

— Да уж, — вздохнула я даже тяжелее, чем предполагала.

— Могу я взглянуть на запись? — спросил Кевин и потянулся за дневником, который через меня протягивала ему Хилари.

Наклонившись вперед, он случайно коснулся моей коленки своей, и я вздрогнула, за секунду покрывшись мурашками. Только вот вышло это слишком заметно, и мое напуганное лицо привлекло внимание всех глаз в комнате. Кевин немного отодвинулся в сторону и посмотрел на меня такими же удивленно-потрясенными глазами. Уж не знаю, покрылось ли его тело мурашками тоже или он просто был в недоумении от моей реакции, но я поспешила неловко откашляться, выпрямиться и устремить свой взгляд вниз, на страницы дневника, лежащего у меня на коленях. Хилари наблюдала за нами сначала с недоумением, а потом с какой-то странной усмешкой, за которую тут же получила от меня осуждающий взгляд. Кевин прочитал то же, что минутой ранее зачитала нам Хилари, сделал какие-то пометки в своем блокноте и вернул ей дневник. В гостиную вновь вернулась читающая тишина, как в библиотеке.

Я продолжала изучать доставшуюся мне практически бесполезную для дела рукопись, отчего-то все время поглядывая на сидящего в противоположном конце Кевина. Согнувшись над книгой, он со всей внимательностью просматривал каждую ее букву, время от времени наклоняясь к столику и делая собственные записи. Когда он опускал голову (которую он практически не поднимал), черная челка длинными прядами падала ему на лоб, и, как бы Кевин ни старался убрать ее назад, она возвращалась, придавая его образу особый шарм. Незаметно поглядывая на сгорбившуюся фигуру Кевина, я про себя отметила, что он может быть чертовски красивым, когда сидит вот так на краю дивана, старательно выполняя свою работу. Его серьезные глаза, блестящие от заинтересованности в деле, серебрились еще больше, чем обычно, а бледноватые руки с и без того прекрасными, ухоженными пальцами казались особенно изящными, когда он брался ими за пожелтевшие от старости страницы. Его бескровные припухлые губы слегка наливались розоватой краской, когда он, особенно заинтересовавшись чем-то, начинал их покусывать. Весь его силуэт словно преображался, становился мягче, приятнее и привлекательнее взгляду. "Он и вправду милый парень", — думала я, глядя на него, пока никто не видит, но тут же мысленно одергивала себя, трясла головой, как бы отгоняя эту мысль, и возвращалась к книге. А через несколько минут мой взгляд сам приковывался к грациозной худощавой фигуре, которая за это время сумела стать для меня самой эстетичной фигурой в мире.