Под небом Палестины (СИ) - Майорова Василиса "Францишка" - Страница 63

— К-кьяра, — шёпотом окликнул он воительницу, когда норманны принялись карабкаться по валу, кряхтя, соскальзывая, увязая в песке и колючих кустарниках. Книзу был протянут прочный канат.

— Ну?

— Надеюсь, ты не вздумаешь занять башню на время битвы?

— Хм! Конечно, нет! — лихо передёрнула плечами Кьяра. — Я, честно говоря, совершенно не представляю, зачем ты в это ввязался. Не прими за унижение, за минувшие месяцы ты стал очень сильным воином… и не скажешь, что вчера послушником был. Однако прыти тебе по-прежнему недостаёт.

Жеан тяжело вздохнул, раздосадованный веским замечанием Кьяры, и поспешил отвлечь себя посторонними мыслями, однако все они улетучились, когда он завидел над своей головой вереницу обмякших трупов и даже, казалось, ощутил чудовищный смрад, источаемый полуразложившейся плотью. Юноша едва не потерял сознание, по-прежнему не в силах понять, чем это было вызвано, удушливыми парами гнили или порывом волнения, охватившем его подобно смертоносному песчаному смерчу.

— Это здесь, — кратко объявил Эдмунд, останавливаясь возле серой стены, к которой была прислонена длинная лестница, приготовленная людьми Фируза заранее. — Фируз знает эти места, он поможет вам занять позиции и распахнуть Ворота Святого Поля. Я буду ожидать внизу. Как только путь будет открыт, а наше священное знамя поднято на главной башне этого участка города, я подам сигнал об атаке. — Эдмунд вручил одному из своих вассалов яркое полотно, украшенное алым крестом, а также рог, в который тот должен был протрубить по окончании вылазки. — Да благословит Господь!

«Да благословит милостивый Господь!» — хором отозвались пехотинцы и рванулись к лестнице.

— Кья…

— Тише! — шикнула на Жеана воительница. Глаза её свирепо блеснули во мраке ночи. — Они… постовые… ведь могут нас услышать!

Жеан кивнул, невольно возрадовавшись тому, что Кьяра не видит стыдливого румянца, выступившего у него на щеках.

Только бы не врезаться в труп! Наверняка они были смертельно заразны!

Жеан волочился в хвосте строя, изо всех сил стараясь оттянуть момент, когда настанет его очередь взбираться на стену, где уже вырисовались силуэты большинства его боевых товарищей. Кьяра была последней и шла за Жеаном, настойчиво подбадривая его, — немудрено, что в конце концов он очутился на нижней ступени лестницы. Руки его задрожали. Жеан сделал тяжелейшее усилие, чтобы не разжать ветхих деревяшек, страшно скрипящих всякий раз, как он прикасался к ним.

Свалится! А если не свалится, непременно оплошает, штурмуя башни!..

Ступенька. Ещё одна. Осталось всего пять. Наконец самая последняя, и вот весь город, как на ладони, простёрся пред его взором.

Странное дело! Поначалу Жеан представлял Антиохию как цветущее воплощение эдема, со всеми его сказочными дворцами, величественными храмами, пышными плодородными садами и ласковым воздухом, благоухающим пряными ароматами. Однако теперь не ощущал ничего, кроме веющей отовсюду, даже из самых тёмных закоулков, тоски и смерти. Многие постройки — в особенности деревянные и глиняные — были вовсе разрушены. Жеан опустил глаза вниз и едва не рухнул со стены, завидев целые груды неподвижных людских силуэтов, искривлённых в неестественных позах.

«Господи! Что мы с ними сотворили?! Что сотворил с ними безжалостный Яги-Сиян?!» — хотелось взвыть Жеану, однако, вовремя остепенившись, он лишь судорожно осенил себя крестным знамением.

Три внушительные зубчатые башни возвышались на расстоянии нескольких сотен шагов от стены. Жеану и ранее приходилось видеть их, но лишь теперь, на фоне крохотных бедняцких лачужек, они казались по-настоящему громадными.

«Где Его Преподобие?» — чей-то пронзительный голос с сильным акцентом заставил прибывших резко развернуться.

Невысокая поджарая фигура в мешковатой тунике не то красного, не то оранжевого цвета показалась на фоне ночного неба. Жеан не смог разглядеть обёрнутого в бармицу лица прибывшего, но сразу понял, кто этот загадочный человек.

Фируз! «Его Преподобие» — это он, должно быть, о Боэмунде!

— Ожидает внизу, — ответил кто-то из пехотинцев.

— За мной! — приказал Фируз и с ловкостью ассасина спустился по лестнице вниз стены.

Крестоносцы последовали за ним.

— Быстро! Быстро! — всё приговаривал армянский вельможа, умело лавируя между домишками, то и дело исчезая в потёмках подворотней и почти столь же внезапно проявляясь в тусклом небесном свете. — Скорее! Ну же! Фируз да и дражайшие побратимы Боэмунда не хотят повстречаться с недругом!

Постепенно скромные гражданские селения сменялись величественными господскими сооружениями, и в конце концов крестоносцы очутились возле исполинской башни — настолько исполинской, что снизу не было видно тех, кто стоял на её вершине.

«Надеюсь, нас они тоже не видят! Они молчат. Тревоги нет. Выходит, всё гладко», — думал Жеан, тщетно пытаясь успокоить себя, пока сердце бешено колотилось в груди, грозясь с головой выдать всё Христово воинство.

— Наши приготовили лестницу… там, с северной стороны, — шепнул Фируз. — К бою же! К бою, добрые мужи!

Крестоносцы сорвались с места и лавиной повалили вперёд, не решаясь раньше времени выдавать присутствия громкими воплями. Жеан вспыхнул до корней волос, злоба ослепила его, и чувство свирепого восторга нахлынуло на юношу, когда лезвие меча вновь соприкоснулось с плотью сарацина. Визжа и извиваясь от боли, враг перекинулся через стенку башни и гулко стукнулся оземь.

«Антиохия будет нашей!» — отзванивал, казалось, в гробовой тиши восточной ночи отточенный металл.

Комментарий к 5 часть “Антиохия”, глава XI “Фируз. Штурм”

Приветствуются советы по описанию города.

========== 5 часть “Антиохия”, глава XII “Буйство” ==========

Оглушительный рёв рога больно ударил по ушам Жеана, когда последний страж-лучник безвольно пал у его ног, и широкое ярко-жёлтое полотно, украшенное крестом, взошло на вершине соседней башни, трепеща под веянием дикого горного ветра. Сарацины высыпали из каменных сооружений, визжа в унисон с непрекращающимся гулом труб и гортанными кличами «Deus lo vult!», доносящимися со всех сторон. Факелы на стенах тревожно вспыхнули. Послышались ритмичный цокот копыт и приглушённое конское ржание. Объединённая конница прорвалась через ворота Святого Поля и теперь, точно серая туча, развернувшаяся под напором шторма, поглощала в своём беспорядочном буйстве всё вокруг. Это было буйство, мужественно удерживаемое в продолжение многих месяцев, и оттого ещё более страшное и изуверское, нежели если бы Антиохия отдалась им чуть раньше. Теперь каждый отзвук лязгающей стали, каждый неистовый возглас «Deus lo vult!», казалось, воплощал в себе мучительную злобу и горестную безысходность, что всю минувшую зиму душили крестоносцев в топях и снегах.

Однако настал час вознаграждения за пережитые тяготы. Вместе с первыми плодами оживших кустарников и древ в руки крестоносцев должен был обрушиться плод победы. Плод, в сравнении с которым даже приторная мякоть забродившего персика показалась бы пресной и сухой. Плод, что с самого начала по праву им принадлежал.

Сокровенный, заветный плод!

Теперь они взрастили его!

— Чего застыл? Засмотрелся? Давай спускайся! Братья и без нас отлично справятся. Здесь много оружия, много бойниц, — протараторила Кьяра, стирая кровавый пот со лба. — Глянь, как лихо гарцует конь Боэмунда! Нам нужно к ним присоединиться!

Жеан резко покосился на неё и вновь устремил взгляд на серо-красные волны безбрежной реки, шумным потоком нёсшейся вдоль улицы и брезжущей в свете факелов. Улица была узка, и потому ряды значительно удлинились. Впервые за время пребывания в паломничестве юноша смог посмотреть на битву со стороны и увидел воочию её размах и величие. Сражаясь на земле, Жеан не мог отыскать границ не только вражеского, но и собственного войска, а потому не осознавал, насколько оно громадно. Теперь же, всякий раз, когда очередной конный ряд погребал под собой очередное суетливое скопление сарацин, по телу Жеана пробегали колкие мурашки.