Под небом Палестины (СИ) - Майорова Василиса "Францишка" - Страница 62

— Знаю. Я был на том совете. Вот только восставать против собственных подданных и собственного правителя — вы и впрямь так думаете? Мне, лично, верится слабовато. Не забывайте, что армяне уже провели нас однажды: лгать, лицемерить и трусить — у них в крови. Да и с какой стати этим еретикам крушить город, что испокон веку был им родным домом? А ваши шпионы… ох, и сомнительные парни!

— Не зри так однобоко, Рон. Эти люди — христиане, хотя и схизматики. Если бы во главе Антиохии стал христианский правитель, они добились бы куда больших полномочий, нежели имеют сейчас, при власти Яги-Сияна. Не только армяне, но и многие сарацины давно усомнились в том, что что он сможет устоять! Они незнакомы с понятиями чести и считают: лучше унижение, чем смерть. Кроме того, у Фируза с Яги-Сияном личные счёты. Не знаю, насколько это правда, но говорят, по молодости он отнял у него имущество и жену… Мы станем сражаться, а в случае победы, которая, о верьте мне, славные франкские мужи, будет неминуема, поделим город между собой! И тебе также достанется твоя доля, причём заметь: довольно знатная, если ты достойно проявишь себя во время битвы.

— Татикий, этот безносый евнух, тоже обещал повести войска в наступление, когда приведёт подкрепление из Константинополя! Тоже сподвижник императора и отличный военачальник, — спокойно и надменно заметил Рон. — Только дезертировал, как последний бесславный мерзавец. Нужно было сразу размотать ему кишки, подвесить на антиохические стены и обвинить сарацин — все понимали, что он солжёт. Все! Теперь же мы лишились целого отряда.

— Мы не можем знать наверняка, действительно ли Татикий дезертировал тогда. Тут слишком много дикарей, а где-то совсем рядом может разбойничать сам Меч Господень, лишившийся доброй половины владений и жаждущий христианской крови. Вероятно, при переходе через Анатолию Татикия настигла гибель. При нём было слишком мало воинов, — сказал Танкред, не дожидаясь, пока Боэмунд найдётся с ответом.

— Ну-с. — Лицо белокурого рыцаря исказила презрительная ухмылка. — Если вы хотите повторить его судьбу…

— Гнушаешься армян и греков, но не стыдишься показывать собственного малодушия? — насмешливо фыркнул Танкред, никогда не стеснявшийся в выражениях. — Вот что, саксонская лисица, возьми с собой нескольких людей, обогни стены Антиохии и оповести всех, кого встретишь. Если не ошибаюсь, ты знаешь уйму языков. Поторопись, мы вторгнемся в город этой же ночью.

— Да, Ваше Сиятельство, — негромко промолвил Рон, подобострастно опустив голову, однако пренебрежительное выражение не сошло с его лица.

«Вот и славно, — мелькнуло в голове Жеана, когда Рон удалился, окликая своих друзей и вассалов. — Надеюсь, он не подведёт. Но что станем делать мы, оставшиеся в лагере?»

— С наступлением сумерек, как только Христово воинство целиком соберётся здесь, — снова начал Боэмунд, провожая Рона неторопливым взором лазурных глаз, — пехотинцы взберутся на стену, подымут знамя на главной башне восточной стороны и отопрут Ворота Святого Поля. Эдмунд Нормандский — не так давно он потерял коня — подаст сигнал своим бойцам, а те в свою очередь оповестят остальных, после чего мы атакуем неприятеля. Положитесь на Фируза! Войска его настолько несметны, что лишь одно воинство — небесное — может сравняться с ними в числе! О, клянусь всеми вышними святыми и архангелами, сегодня Антиохия точно будет нашей! — И без того громовой голос Боэмунда превратился в оглушительный рёв. — Deus lo vult! Deus lo vult! DEUS LO VULT!

«Deus lo vult! Deus lo vult!» — свирепо подхватили ряды, и Жеан вторил всеобщему ликованию, однако сомнение вновь, точно громадный булыжник, отяготило его душу.

«Не может быть всё настолько просто, при всех корыстных причудах армянского народа. Отозвав войска и вероломно разорвав соглашение с Его Сиятельством, Баграт окончательно разочаровал меня. — Жеан невольно поёжился от нарастающего возмущения — Лучше ли в сложившихся условиях Фируз и прочие? Армянские раскольники всегда презирали нас!»

Но тут же Жеан поймал себя на иной мысли: он не Рон, чтобы судить о человеке по одному лишь племени!

— Я пойду! — прошмыгнув мимо Жеана, весело выкрикнула Кьяра. — Я непременно пойду!

— Что?! Нет! — ахнул Жеан, и девушка резко обернулась.

— Да! Да! Именно так, а не иначе! Эта задача как раз для меня! Недаром при жизни Эмануэль называл меня «низаритом добрых намерений» — называл в шутку, и тем не менее, в этом была доля правды. Я справлюсь, верь мне, справлюсь! Я уничтожу всю стражу, если будет необходимо!

— Даже Фарфур, с его безупречными смекалкой и прыткостью, не сумел выбраться из защищённого лагеря. Ты думаешь, крепость ночью не охраняется или сарацины попросту слепы?

— Если не смогу я, не сможет никто, — серьёзно заметила Кьяра, задумчиво склонив набок свою рыжую головку. — Боэмунд знает, что делает! И шпионы знают! И Фируз! Что нам, простолюдинам, крайне далёким от всей этой заговорческой чуши, с ними тягаться?

«От Кьяры ли я слышу это?» — мысленно поразился Жеан её заключительным словам. Кажется, она наконец осознала, что ей, виллану, никогда не быть равной знатному рыцарю. Даже на пути в Иерусалим.

— Вот потому-то я и желаю, чтобы ты осталась в лагере, — сказал Жеан, но в конечном итоге осознав, что ничто не отвратит Кьяру от её выбора, добавил: — Как бы то ни было, я не отпущу тебя одну: куда ты, туда и я.

Кьяра растроганно улыбнулась и, выхватив меч из ножен, победоносно рассекла воздух. Бойцы начали расходиться, военачальники последовали за Боэмундом, должно быть, желая обсудить дальнейшие действия поподробнее, а затем оповестить рядовых. Жеан отправился в свой шатёр.

Перед битвой ему было необходимо как следует выспаться.

***

Когда Жеан выбрался из шатра на залитую лунными бликами лужайку, Боэмунд уже подзывал к себе своих бойцов. Кьяра, всегда избегавшая близко подходить к мужчинам, стояла в стороне и мечтательно вглядывалась в усыпанный мерцающими звёздами небесный свод. Месяц был затянут кучевым облаком, что было в радость воодушевлённым крестоносцам. Поговаривали, будто яркий месяц для магометан то же, что крест для христиан, и потому его затмение значило единственное: врага ожидал необратимый крах. А главное — пехотинцев будет почти не видно.

«Интересно, о чём она думает?» — мысленно озадачился Жеан и неторопливо приблизился, однако не успел даже поприветствовать Кьяру — зычный оклик Боэмунда эхом разнёсся по округе.

— Deus lo vult! Dex aie!

Шествие из нескольких десятков добровольцев тронулось по направлению к вражеской стене. Ни на ком из них не было брони. Бойцы волочили кольчуги в руках, чтобы натянуть на противоположной стороне Оронта, иначе те рисковали заржаветь.

— Сюда! — Эдмунд скатился по крутой тверди, густо заросшей лавром, и без страха вошёл в воду, что текла сегодня особенно бурно, тревожно чернея в почти отсутствующем свете луны. Мелкое место располагалось как раз напротив ворот Святого Поля, находившихся под сводчатым выступом, поддерживаемым с противоположных сторон невысокими башенками. Там же начиналась знаменитая дорога Алеппо. Пехотинцы последовали за ним, и очень скоро все столпились на противоположном берегу, по пояса мокрые, и принялись надевать кольчуги, старательно помогая друг другу. Жеан понадеялся, что что скоро обсохнет. Шерстяные шоссы, прилипающие к ногам, не доставляли ни малейшего наслаждения, да и ночь выдалась прохладной.

С каждой секундой, пока подъём становился всё круче, а колоссальная крепость неумолимо увеличивалась в размерах, ужас внутри Жеана нарастал. Разумно ли они поступают? Угодно ли высшим силам то, что они намереваются сделать? Действительно ли Рон прав, и союзничество с Фирузом — лишь уловка, горстка пыли, пущенная в глаза доблестным франкским мужам, ради достижения какой-то совершенно иной — корыстной — цели? Возможно, шпионы Боэмунда ненадёжны и подстроили какую-то ловушку, грезя о снятии осады!

«Кажется, сам Бог велел мне заступить в пеший отряд. У меня до сих пор нет коня!» — осенило Жеана.