Под небом Палестины (СИ) - Майорова Василиса "Францишка" - Страница 54

Вдруг из снежной воронки вылетел всадник. Не помня себя от ярости и совершенно вслепую, Жеан подался вперёд в колющем ударе. Мышастое тело в украшенном крестным знаменем нарамнике, пало наземь, окропив собственной кровью лицо и грудь Жеана.

«Рожер!»

Смертельный ужас охватил Жеана, когда он осознал, что атаковал отнюдь не врага. Снег запорашивал ему глаза, и оттого распознать боевого товарища в беспорядочной вражеской мешанине было ещё труднее, нежели в дни, когда стихия сохраняла благословенный покой.

— П-прости… — пролепетал Жеан и хотел помочь Рожеру подняться и покинуть поле брани, но слова его были заглушены кличем «Аллах Акбар!» — мощный удар саблей обрушился на юношу сбоку.

Взвыв от боли, но главным образом от неожиданности, он полетел с Ивеса, прямиком на Рожера, в неловкой позе распластавшегося на земле. Щит отлетел в сторону. Солнечный луч, отразившись от креста в оленьих рогах, сверкнул Жеану в глаза. Жуткая темнота сгустилась вокруг, на мгновение даже снег перестал быть для него белым, однако молниеносная мысль, поразившая его в ту роковую секунду, привела юношу в чувство.

«Священный Град! Иерусалим!»

Жеан хотел ударить или, по крайней мере, отстранить атаку противника, но заледеневшие и ослабевшие руки бессильно обмякли и в самый решающий момент разжали рукоять меча. Послышалось оглушительное ржание. Звонкий, непривычно звонкий и оттого вдвойне омерзительный треск костей больно ударил по его слуху. Жеан тряхнул головой в попытке прийти в сознание и увидел, что сарацин нависает над ним, готовясь к последнему удару. Окровавленное тело боевого скакуна безжизненно распростёрлось неподалёку…

Он всё-таки успел!

«Священный Град! Иерусалим!»

Жеан перевалился на левый бок, швырнув во врага комок снега, и попытался вскочить, когда второй сарацин в серебристом панцире метнулся наперерез. Молодой крестоносец пресёк удар. Время застыло. Звуки затихли. Гибельная сталь угрожающе нависла над Жеаном, и он почувствовал, словно сама Смерть стиснула ему горло ледяными пальцами. Жеан не видел ничего, лишь пылающий холодным, обманным, подобно зимнему солнцу, светом клинок. В ушах уже звучал хруст раздробленного черепа, а перед глазами мелькали тысячи крохотных белых ангелов, готовившихся отозвать его душу в безвременную негу, — а быть может, это были просто снежинки. Силы Жеана истощались. Солёная кровавая жижа переполняла рот, затекала в горло, перекрывая дыхание и вызывая удушливые приступы тошноты. Он отплёвывался и кашлял, кровь, перемешанная с желудочными соками, стекала с лезвий скрещённых оружий. Силы сарацина иссякали. Предобморочная тьма застилала глаза Жеана, и он чувствовал, как с каждым мгновением руки его дрожат всё сильнее, норовя навечно отпустить рукоять меча.

Другого сарацина настиг какой-то крестоносец, и двое, судя по металлическому лязгу, схлестнулись в ожесточённой схватке.

— Deus lo vult! — Знакомый тонкий голосок сорвался на пронзительный вопль.

«Кьяра! Нет-нет! Подожди!»

Жеан бешено забился под весом сарацина, на мгновение ему удалось оттеснить лезвие клинка, после чего он перекатился набок и вскочил с такой скоростью и ловкостью, что даже бедняга-Фарфур позавидовал бы его невиданной сноровке. Со свободным глотком зябкого воздуха тело Жеана переполнилось какой-то новой животворящей силой, слепая злоба овладела им, заставив сердце подскочить к самому горлу, а кровь бурно вскипеть в жилах.

— Кья-я-яра! — истошно завыл он, заслоняясь мечом от удара своего соперника.

— Я здесь! — выдохнула воительница. — Не смей! Deus lo vult!

Но атаковать она не успела. Одним сокрушительным ударом выбив клинок из окровавленных рук противника, Жеан прикончил его и обессиленно рухнул на спину, сплёвывая рвоту и отходя от ужаса.

О небо! Безучастное, невинное небо!..

— Кьяра… О Кьяра. Как ты?

— А ты? — вопросом на вопрос ответила воительница.

— Я? О… разумеется, превосходно, — соврал Жеан, корчась от боли в пунцовом от сарацинской крови снегу, и с усилием сел. — А вот Рожер…

Воительница перевела взгляд на израненное тело молодого оруженосца, чья грудь еле заметно вздымалась и опадала, хотя тот давно пребывал без сознания, и заявила:

— Ты вынеси его с поля боя, а я побегу сражаться!

— Ни за что! Твой бок…

Громадная кровавая клякса зияла на боку Кьяры, едва не обнажая рёбра, ошмётки кольчуги вперемешку с кусками истерзанной кожи свисали вниз, и Жеан отчётливо видел, как она страдает, стараясь при этом держаться прямо и не кривить губ от боли.

— На это нет времени! Быстро! Он большой. Я его не подниму!

Слова Кьяры болезненной вспышкой оцарапали сердце Жеана, заставив в который раз вспомнить, что он сильнее её, и неистово раскраснеться от стыда.

«Вот увидишь, Кьяра, однажды я докажу, что сражаюсь лучше тебя!»

«Подкрепление! — прорвал окрестное пространство резкий возглас на французском языке. — Отступают! Отступают!»

— Ах!

И действительно, вражеский военачальник, грузный низкорослый сарацин (на сей раз Яги-Сиян не стал самолично вести войска в наступление) в шерстяной джуббе и с полосатым тюрбаном, торопливо отзывал бойцов к себе, упорядочивая отряды. Бесчисленные полки Готфрида стремительно заполняли белые дали. Их кольчуги переливались в лучах солнца, а знамёна, украшенные красными крестами, реяли по ледяному ветру, подобно живучим пожухлым побегам.

— Ничего серьёзного, — заявил Рон, когда недруг пустился в бегство. — Очередная жалкая попытка сломить наш боевой дух! Говоря откровенно, я совершенно не представляю, на что они надеялись!

— На Падшего Ангела… на кого же? — задумчиво покачал головой советник Алексиоса Татикий, облачённый в подбитый хорьком плащ и красные сафьяновые сапоги. — Много погибших. Теперь много.

— Тем лучше! Слабое звено — кончина всей цепи! Кроме того, не так давно мои бойцы разорили повозки с припасами, направляемые к Воротам Святого Грегона — еретику осталось недолго. Эй, братья! — Четверо товарищей Рона подскочило к нему. — Обшарьте трупы, как следует обшарьте. Соберите все драгоценные побрякушки, позолоченные шлемы и оружие, шёлковые и муслиновые ткани. А после разберитесь с ранеными сарацинами, иначе они будут визжать до самой ночи! Кого можно спасти, возьмите в лагерь. Если предложат хороший выкуп — выпроводите прочь. Или прикончите. Если сможете. Как говорится, убьём двух зайцев: и средства есть, и опасности нет.

Словно в ответ на его слова, победные крики охватили поле брани. Жеан вздохнул с унылым облегчением и поднял взгляд к светлеющему небу, что так контрастировало с землёй, запруженной трупами и залитой кровью.

— Спасибо, — только и смогли вымолвить его губы.

***

Жеан, в рваной рубашке и накрывшись шерстяным покрывалом, лежал на постели. Глаза его смыкались от усталости. Тело горело от гноящихся язв, натёртых тугими одеждами. Ян сидел рядом и дрожал от холода, перевязывая грубым куском ткани рану на руке и кривя губы от жгучей боли. Он постоянно что-то говорил, и слова его гулким эхом отдавались в ушах Жеана, мешая спать.

— …Они никогда не сдадут крепость добровольно, монашек! Как Боэмунд только не понимает?! Они просто перебьют нас… перебьют потихоньку, одного за другим! Нужно вот что сделать… нужно построить большую-пребольшую баллисту, швырнуть в эту чёртову стену большой-пребольшой валун и проделать большую-пребольшую дыру! А после вторгнуться туда и обобрать всё, всё, что можно!

— Нет такой баллисты и такого валуна, чтобы можно было пробить каменную стену шириной во множество футов, да и сарацины никогда этого не допустят, — вяло заметил Жеан.

— Подкопаться!

— Здешняя почва прочнее железа.

— А… разнести всё! Пробить ворота, всё разнести, и дело с концом! Да так, чтоб камня на камне не осталось!

— Гм, — насмешливо и одновременно обречённо выдохнул Жеан.

— Да они в роскоши купаются, эти твои сарацины, а мы издыхаем от голода и холода! — вскричал Ян и всплеснул здоровой рукой. — Это верная смерть, как вы не понимаете?! Ну уж нет! Если так дальше пойдёт, я просто убегу…