Война ангелов. Великая пустота - Перумов Ник - Страница 4

Хороший Древний. Славный Древний. Сильный.

То, что Эвархе и заказывали.

В конце концов, раз этакое чудо заказали именно ему, значит, он и впрямь лучший из лучших.

Профессиональная гордость, так её и растак.

Череп в перстне всё никак не мог успокоиться, алые огоньки крутились в орбитах, зубы клацали, и ловец, стараясь унять своенравную вещицу, погладил её пальцем по темечку. Череп немедля закатил глаза и утих, словно сытый кот.

Эварха поддёрнул рукава, повернул перстень черепом к ладони, сжал кулак; глубоко вздохнув, шагнул сквозь «пасть» крысокорпиона.

Чем дольше колеблешься, тем скорее опростоволосишься, тем вернее сядешь в лужу; магические твари, за которыми охотился Эварха, – будь то многоглазые ящеры-бегунцы, хищные обитатели Межреальности, или големы – хранители заброшенных храмов, или подземная нечисть, или даже нежить навроде личей – все они только и ждут случая уловить ловца, сделав его смерть как можно более мучительной, напитавшись его кровью и силой.

На правом рукаве Эварховой куртки из прочнейшей драконейтовой кожи, что не уступит кольчуге, белели четыре глубокие царапины. Остались на память от бродячего мертвяка – сбежал из магической лаборатории в Чолхое, а Эварху наняли изловить; один из первых заказов, едва не ставший и последним, – зато многому научивший.

Верная боевая коса осталась стоять, воткнутая в мшистую кочку – однако не просто так. Ловец не мог позволить себе роскошь таскать с собой обычное оружие, так что коса тоже была с начинкой – заключала в себе отпечаток ауры Эвархи, грубый, приблизительный, зато сильный. Древний какое-то время будет думать, что пришелец так и бродит по болоту, пытаясь обойти стражевую линию, и слегка ослабит бдительность. Может, конечно, попытается захватить врасплох, но это вряд ли, иначе вылез бы ещё ночью, когда – всем известно – к Древним возвращается некая толика их былой силы.

Конечно, не очень-то приятно лезть на рожон без доброго клинка на длинном древке, но боевое оружие сейчас всё равно без надобности – Древнего велено доставить в целости и сохранности; ну эта обычная чепуха – «и если хотя бы чешуйка или волосок упадут с его драгоценной шкуры…»

Ха. Требовать такое могут лишь те, кто ни разу не сталкивался с подобной добычей лицом к лицу!

Однако аванс был хорош, и Эварха не стал спорить. Кто, в конце концов, станет пересчитывать у Древнего бога все его чешуйки и шерстинки? Да и не его ловецкое дело, зачем слугам Спасителевым понадобился Древний бог, коль золото у них водится, доброе красное золото настоящей чеканки и в достаточном количестве.

Однако кроме золота было кое-что ещё. Если ты достаточно безумен, чтобы любить эту работу – рискованную, тяжёлую, кровавую, – то любишь и всегдашнее в ней состязание. Вот и сейчас, хотя ловец и сам не до конца себе в этом признавался, ему хотелось померяться силами с древним созданием. Кто кого: полуэльф ли бога, пусть и падшего, или всё же бог полуэльфа?..

Хотя последнее, конечно, было весьма нежелательно. Однако повернуть назад означало сразу сдаться, признать превосходство противника, искать создание «по слабым силам своим», как выразился бы отец Бруно, учитель в храмовой школе, где юному Эвархе когда-то посчастливилось учиться – правда, недолго. Однако же отец Бруно не гнушался достать розгу и всыпать как следует ученику, оправдывавшему «слабыми силами своими» невыученный урок.

Ну уж нет! Ловца гнали вперёд азарт и страсть. И ещё – холодная гордость профессионала. Лучшего в своём деле.

Толстый слой ряски и болотной травы впереди расходился, открывая глубокую чёрную воду. Из воды поднималась пирамида сероватого камня – похоже на верхушку древнего храма. Всю её густо покрывала полустёршаяся резьба, о фигуры, опутанные стеблями водяных лилий, тихо плескали слабые волны.

Тут веками тухнет Древний; и снятся ему небось былые жертвоприношения с потоками горячей крови – с алтаря да прямиком ему в пасть.

Свернулся сейчас где-то там, под водой – гигантским болотным змеем; на зеленоватой гладкой чешуе – расплывчатые пятна, жёлтые безжалостные буркалы прикрыты тяжёлыми морщинистыми веками.

Ненавижу змей, искренне подумал Эварха. Хорошо, что косу не взял, не то отсёк бы добыче ненароком башку, и прощайте, монашеские денежки!

Близко, совсем близко. Эварха пригнулся, шаг его невольно сделался плавнее, медленнее, он словно перетекал с места на место. Пальцы сжали кольцо с черепом – крошечные челюсти вновь дрожат, будто в предвкушении. И где только Пустошник откопал это чучело, какого духа в него подсадил?..

Жарко, душно, тихо. Пахнет травой, нудит над головою мелкий гнус, едва плещут чёрные волны. Поскрипывают опущенные в воду вёсла крохотной круглой лодчонки, уткнувшейся носом в травяной ковёр – откуда взялась, только что не было?

Лодочку мы не тронем, мрачно подумал Эварха. Нашли дураков. Нет, мы пойдём другим путём!

Он скинул с плеч мешок. Один за другим на свет явились семь больших тёмных кристаллов. Ловушка, которая сдержит тяжесть Древнего, пока ловец выбирается из этого промокшего мира и тащит добычу через Межреальность. Если верить Пустошнику, капкан этот единственный в своём роде и поистине бесценный (за что, разумеется, старый хрыч содрал дополнительную плату).

Грубой силой тут ничего не добиться, только хитростью да уловками. И не следовало забывать, что всякая волшебная тварь – «секрет сокрытый», как выражался старик Мелге; а уж он-то во всякоразличных тварях знал толк!

«Тебе покажется – он ма-ахонькой, сла-абенькой, ан силищи в нём сокрыто аки вод в колодезе. Он о том и сам, бывает, забыл, и окромя как зубищами щёлкать, ничего и не помнит, но ты-то помни! В любой миг может он силищу невесть откуда явить и тебя, голуба, прихлопнуть».

Эх, Мелге, Мелге, упокой Спаситель твои старые косточки…

Эварха разложил тёмные кристаллы вокруг полыньи, стараясь не касаться их кольцом с черепом и не заглядывать в воду. В блестящих гранях кристаллов отражались не солнце с облаками, а невесть откуда взявшиеся звёзды, в этом мире, как запомнил ловец, отчего-то особенно яркие; казалось, отражения ночных светил медленно погружаются в глубь кристалла и в самом его сердце тоже вспыхивают мириады далёких голубоватых огоньков, словно там заключена целая вселенная со своими солнцами и мирами.

Эварха не стал спрашивать у Пустошника, одолжившего ему за бешеные деньги эту вещь, как работают связанные меж собой незримыми нитями камни. В кристаллах не ощущалось грубоватой предметной, ни магии крови; ни каких-то символов или рун; ни вокабуляров, ни даже алхимических включений – это была неведомая ловцу магия высших порядков, тонкие энергетические связи, непонятные, но работающие.

Оставалось только удивляться, откуда у отшельника в Пустошах взялась эдакая штуковина.

Однако Древнего ещё следовало заманить в ловушку, и вот тут начиналось самое сложное.

«Древние-то боги, – скрипел в ухо Эвархе три года как мёртвый наставник, – оне допрежь всего уважают кровушку. Кровушку да страх. Им это как нам кабанчик на вертеле… а ну убрал руки от хлеба, не дослушал ишшо!.. Есть меж ними, конечно, те, кто повыше других стоит, кто настоящий бог, хоть и из бывших, воитель али там защитник, миродержатель аль устроитель… а большинство-то кровохлёбы простые, жертву жрут, удачу в охоте спосылают, вот и вся недолга. С такими-то попроще, да всё одно не зевай, оне просты, да по-своему хитры».

«А отчего же одни выше стоят, а другие ниже?» – спросил тогда юный ловец, пожирая глазами буханку чёрного хлеба и кувшин с кислым молоком, являвшие весь ужин ученика и учителя.

«От мира зависит, где родились они, да от народа, что в них веровал, от того, что просил-вымаливал. Одне, представь, города строили, дороги, ремёсла знали всяческие, а другие токмо по лесам скакали в шкурах да с каменными топориками. Каков народ – таков и бог его, понял, неуч? Помолись таперича Спасителю да поужинаем, чем Он наградил…»

Сам ловец на Древних богов не ходил ни разу; а вот вместе с Мелге им случилось добывать такого один лишь раз, и то это был окончательно обезумевший мелкий божок. Потом ловец старательно обходил павших богов стороной, однако наставления старого мастера помнились крепко.