Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ) - Аэзида Марина - Страница 4

Его слова попали в цель. Увы, я сознавал, что она действительно влюблена в Аданэя. Должно быть, мои мысли отразились на лице, так как он злорадно усмехнулся и сказал:

– Знаешь, как ты должен меня попросить? Встань на колени передо мною, как перед господином. Я должен понять, действительно ли девчонка так дорога тебе.

В ярости я едва не бросился на него, но в последнюю минуту сдержался, ведь драка ничего не решила бы. Мы долго спорили, кричали друг на друга, но все-таки я унизился. Я – будущий Великий Кхан – встал перед будущим рабом на колени. До сих пор не могу вспоминать об этом, не презирая себя. Аданэй тогда небрежно бросил: "Она твоя", а потом быстро ушел. Я побежал за ним. Кричал, спрашивал, за что он так меня ненавидит. И случилось то, чего я совсем не ожидал. Аданэй остановился, положил руку мне на затылок, как-то нервно потрепал волосы и сказал:

– Это неправда. Ты мой брат, и я люблю тебя.

Пока я недоумевал, Аданэй отвернулся и ушел. Я до сих пор не понял, зачем он мне сказал это. Думал, я поверю? Думал, что сможет надо мной посмеяться? В любом случае, на следующий день все оставалось как прежде, только теперь на его надменной физиономии появилась еще и отвратительная, всезнающая ухмылка. А эту девицу он мне отдал. Но я видел, с каким восхищением она смотрела на Аданэя, и с каким страхом, едва ли не отвращением – на меня. И еще я понял, что за внешностью и повадками царицы скрывалась очередная рабыня. Скоро она мне надоела, но унижение, которому подверг меня Аданэй, я ему не простил. И ей не простил тоже. Потом у меня было немало женщин, но все они, я заметил, в чем-то походили друг на друга – в лицемерии: всегда имели наготове подлость, стоило только на минуту забыться.

– Но ведь когда-нибудь Отерхейну потребуется наследник, и тебе придется жениться.

– Я женюсь. Может, через год или два. Выберу себе смазливую дочку какого-нибудь царского рода. Она родит мне наследников. Это все, что от нее будет требоваться.

–  Я думаю, ты еще очень молод, мой Кхан. Однако мы сбились с темы.

–  Верно. Так вот, когда мне исполнилось девятнадцать, наш отец скончался. А ты ведь знаешь, у нас власть не по старшинству передается. Отец должен был назвать наследника, но опоздал. Я до сих пор не могу понять, как он допустил такую оплошность. Вероятно, он просто никогда не принимал меня всерьез. Как показали дальнейшие события – зря. Единственное, что он успел сказать перед смертью, было: "Аданэй, я оставляю трон тебе. Ты станешь мудрым правителем. Элимер, почитай старшего брата". Но в тот момент в покоях находились только мы с Аданэем, и после обряда сожжения я стал отрицать слова отца. Я выдавал ложь за правду и призывал в свидетели Богов. Аданэю не удалось уличить меня во лжи. Впрочем, как и мне – его. Теперь нам предстояло поступить согласно древнему обычаю – наследию кровавых времен, а именно – уехать  в безлюдное место для смертельного поединка. Считается, что в таком случае выбор делают Боги. Так что однажды утром мы отправились к подножию гор, где заканчивались людские поселения. Мы решили, что именно здесь и произойдет наш поединок. Мне до сих пор кажется, что это странный обычай: наверное, не все братья так ненавидели друг друга, как мы с Аданэем. И не все так сильно хотели власти. Неужели ни у кого из подданных никогда не возникало подозрений, что один брат может просто отпустить другого? – спросил Элимер сам себя и сам же ответил: – Наверное, когда-то давно у этого обряда был некий сакральный смысл –  чем еще объяснить, что наследникам полагается уезжать лишь вдвоем, и что тело убитого остается на месте поединка?

Мы оба были уверены в победе: я – потому что лучше Аданэя владел воинским искусством, он – потому что считал, будто правда, а значит, и Боги на его стороне. Что ж, они ему не помогли, и я победил. Вернулся в Инзар спустя день, а следующим утром состоялась коронация. Мне обрили виски, волосы собрали в высокий хвост, чтобы все увидели знак нашей династии, – Элимер усмехнулся. – Всего лишь маленькая татуировка, сделанная особой краской, а сколько церемоний!  Я стал Великим Кханом, убившим соперника в честном поединке, доказал свое право на власть, но все-таки обязан был соблюсти все старые обычаи. Они сильнее даже нас, правителей.

Но, видишь ли, на самом деле я не убил Аданэя. Я действительно победил, он лежал у моих ног, без сознания, со страшной раной, но еще живой. Я уже занес меч для решающего удара, но, к сожалению, бросил взгляд на его лицо: с него исчезло все то, что я ненавидел, черты стали мягче и словно бы добрее. И – удивительно – меня кольнула жалость. Я не смог. Я наклонился, срезал прядь его волос, пробормотал что-то вроде: "Все равно ты уже мертвец", – и уехал. Всю дорогу я думал, почему в последний момент не смог убить  – не брата – врага? Ведь никогда после я не останавливался перед убийством, если считал его необходимым. Так почему, когда так важно было убить Аданэя, я не смог этого сделать? Может, узы крови оказались сильнее, чем я думал? Или эта его странная сила опять сыграла ему на руку, защитила?

– Что за сила, Элимер? – Тардин вдруг заволновался.

– Сила? Да я сам не знаю, как ее назвать. Та сила, которая многих заставляла любить его. И дело тут не только и не столько в красоте. Словно какие-то чары влекли к нему людей… Но не о том речь. Так или иначе, я знал – скорее всего, Аданэй умрет. Однако допущение "скорее всего" не давало мне покоя. И один раз я не выдержал и снова отправился туда. Я хотел убедиться, что брат действительно мертв. Ведь я прекрасно понимал свою ошибку. Было крайне неразумно оставлять его на пороге смерти, но все-таки живым. Если бы он выжил – а он, как ты видишь, выжил, – это представляло бы для меня большую угрозу. Когда я доехал до гор, то из ближайшей пещеры высыпала шайка разбойников, я насилу унес ноги. Добрался до Урича – это маленький городок неподалеку – и уже часа через два вернулся обратно с отрядом. Шайка все еще находилась там. Я допросил главаря. Наедине. Хотел узнать, видели они труп, когда сюда пришли, или нет. Главарь сказал, что недели две назад они действительно нашли окровавленное, еще теплое тело. Как он выразился – белобрысенького юнца из богатых. Он сказал, что его ребята поснимали с мертвого все драгоценности и пояс с оружием.  Добавил, что спустя недолгое время после этого здесь прошел старик, которому приплачивают, чтобы он убирал в окрестностях города трупы нищих и доставлял их к мертвецкой яме.  Я подумал – это как раз та участь, которую мой брат заслуживает. И успокоился.

Но вот – сегодня я его увидел. Когда проходил по лагерю, мой взгляд случайно упал на раба. Он быстро отвернулся и хотел затеряться в толпе, но не успел: я уже узнал его. Его ни с кем невозможно спутать, слишком уж необычная внешность. Удивительно, но годы рабства почти не изменили ее. Ну, а остальное ты видел.

Тардин, оторвав взгляд от земли, осторожно откликнулся:

– Мой Кхан, я думаю, ты правильно сделал, что не убил своего брата.

– Тебе тоже показалась привлекательной мысль о его скором уродстве?

– Дело не в этом, – поморщился советник,– просто мне кажется, неспроста твоя рука дрогнула. Не стоит его убивать. По крайней мере, пока.

– Это еще почему? – нахмурился кхан.

– Я сам не до конца понимаю. Словно его смерть может как-то повлиять на порядок вещей. Считай это предчувствием. Оно обманывает меня крайне редко.

– Это неудивительно: тебе открыты тайные знания. Странно, что ты почти не пользуешься ими.

– Мир наш слишком хрупок, Элимер, очень неверные силы поддерживают его в равновесии, а любой необдуманный поступок способен пошатнуть, – Тардин задумчиво покачал головой.

***

За разговором время летит незаметно. На посеревшем небе уже начали бледнеть звезды, когда кхан с советником вышли из шатра. Долго стояли они молча, вдыхая ночные ароматы, каждый погрузившись в собственные мысли. Все вокруг уже давно затихло и одновременно наполнилось теми загадочно-прекрасными звуками, которые делают мистическую ночь живой и притягательной, будто давая возможность проникнуть в ее тайны, на самом деле не доступные людям с их каждодневными заботами и битвами.