Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ) - Аэзида Марина - Страница 3

– Ты никогда не говорил мне о брате. Я – мы все – думали, что он мертв. И это я могу понять: у власти должен стоять лишь один. Но странная ненависть, которую я увидел – она откуда?

– Это скучная история. И довольно длинная. Ты уверен, что тебе хватит терпения ее выслушать?

– Это я обещаю.

– Что ж, как знаешь. Мы с братом, видишь ли, с раннего детства друг с другом не ладили. Но за наши ссоры приходилось расплачиваться именно мне: отец всегда вставал на сторону Аданэя. Впрочем, наша мать, напротив, отчего-то меня любила больше. Но кханне Отерхейна была очень тихой женщиной и всегда побаивалась отца, потому никогда даже не пыталась защитить меня от его гнева, – Элимер задумался и умолк, однако скоро его голос вновь раздался под сводами шатра:

– Конечно, все мальчишки ссорятся и дерутся в детстве – и это хорошо, это закаляет в них воинов. Но у нас с Аданэем все происходило всерьез, словно мы уже тогда мечтали друг друга убить. Я не любил брата, не доверял отцу. А тут еще наша мать погибла, когда мне исполнилось восемь. Умерла, рожая отцу очередного наследника. Ребенок, впрочем, тоже не выжил. А у меня возникло ощущение, будто я нахожусь среди врагов. После ее смерти я перестал разговаривать, это ты знаешь. Я почти не покидал замок, ко всему утратил интерес. Часто слышал смех Аданэя и не понимал, почему он веселится, когда у нас  умерла мать. Потом, когда я стал старше, то понял: с чего Аданэю выглядеть огорченным, если они с матерью никогда не были близки? – Элимер усмехнулся. – Потом среди слуг поползли слухи о моем сумасшествии.  Отец, дабы пресечь эти разговоры – тем более он уже сам начал думать, будто я свихнулся, – отправил меня в Долину Странствий, к тебе, якобы на воспитание. Так говорилось, но я знаю: он попросту решил избавиться от меня, не хотел стыдиться полоумного сына.

– Я понятия не имел, что все было так.

– Потому что тебе никто не рассказывал. Однако годы, проведенные в Долине, запомнились мне как самые счастливые. Я молчал, но никто не смотрел на меня странно, не шептался по углам. Именно благодаря вам, мудрецам, я наконец-то снова заговорил. И все было бы замечательно, но только когда мне исполнилось четырнадцать, я осознал, что провел в долине шесть долгих лет. И пусть эти годы казались счастливыми, но кое-что не давало мне покоя. Я  понимал: от меня просто избавились, обо мне забыли, моего возвращения никто не ждет. Ты ведь не хуже моего знаешь, что ни отец, ни брат, ни разу не навестили меня. Мне грозило остаться в долине на всю жизнь, а я грезил о престоле! Мне хотелось находиться возле отца и доказать ему, что я, а не Аданэй, достоин трона. Наивные мечты! Наверное, тебе нелегко далось договориться с отцом о моем возвращении, но ты это сделал, и тем летом я все-таки вернулся в Отерхейн. Этакий изгнанник, я и не знал, могу ли по-прежнему называть его домом. Как я и предполагал, пышная встреча в Инзаре меня не ждала, хотя должна была, ведь вернулся один из наследников. Но отец не смог меня встретить. Или не захотел. Вместо него у главных ворот замка я столкнулся с Аданэем и тут же узнал его, хотя мы не виделись много лет. Высокий, довольно стройный, он выглядел лет на семнадцать, хотя на самом деле ему только-только пошел шестнадцатый год. Ты обратил внимание, как он красив, верно? Даже сейчас, в лохмотьях раба, даже в них…  А тогда он прямо-таки поражал своей красотой, – кхан криво усмехнулся. – И меня это сильно раздражало. Слишком красив для мужчины и воина, но женщины от таких без ума. Я, помнится, еще в детстве слышал суеверные перешептывания кухарок, что его якобы выкрали у сказочных степных духов.

В день, когда я вернулся, Аданэй показал мои новые покои. Разговаривал он спокойно, если не сказать равнодушно, в его голосе я не услышал насмешки, к которой привык в детстве. Думаю, если бы мы росли в обычной семье, вполне могли бы не стать врагами. Но мы родились сыновьями Великого Кхана, занять его место мог лишь один из нас, и это только подхлестнуло вражду, немного поутихшую за годы, проведенные раздельно. Но все-таки поначалу я чувствовал всего лишь неприязнь. Ненависть появилась позднее. Нельзя выделить одну ее причину – этих причин было слишком много. Из того, что запомнилось: совет, на котором присутствовали мы с братом. Отец спросил нашего мнения по одному незначительному вопросу. И я видел, как он внимательно прислушивается к ответу Аданэя и как рассеянно слушает мой. Более того, когда я закончил говорить, отец лишь отмахнулся:

"Это хорошо, что ты пытаешься вникнуть в государственные дела, – сказал он, – но тебе еще много лет придется учиться понимать их по-настоящему, ведь в Долине тебя учили одному, а в Отерхейне требуется совсем другое. Ты не знаком ни с наукой войны, ни с искусством управлять нашими землями. Старайся прислушиваться к Аданэю, его пример всему тебя научит".

Это было несправедливо, ведь отец сам отправил меня в Долину! Меня бросило в краску от обиды и злости, а в глазах брата мелькнула знакомая мне насмешка. Но кое-чем этот унизительный случай все-таки помог мне. Я понял, что действительно не обладаю знаниями, необходимыми для кханади. В тот же день – после совета – я пригласил к себе лучшего из мастеров битв, а также других учителей. С этого момента почти все мои дни уходили на воинские тренировки, а вечера на то, чтобы вникнуть в дела государства. Я мало спал ночью, потому что читал летописи, манускрипты Отерхейна. Я даже пытался разговаривать с Аданэем, но он либо уходил от ответов, либо переводил все в шутку, иногда с великолепным презрением пожимал плечами. В общем, очень скоро я понял, что из всех родственников моему возвращению обрадовалась, пожалуй, одна лишь бабушка. Она приехала в Инзар, когда узнала, что я вернулся. Мы много разговаривали по вечерам, в основном делились воспоминаниями. А брата это почему-то раздражало: с бабушкой он разговаривал сквозь зубы, как и она с ним.

Помню еще случай. Мы стояли среди знаменитых воинов, шел разговор об охоте. Кто-то спросил меня, хочу ли я поехать. Я не успел и рта раскрыть, за меня ответил Аданэй: "Элимер обещал провести день с бабушкой. К тому же, охота для него пока слишком опасна, он совсем недавно выучился ездить верхом и владеть оружием. Вы ведь знаете, его долго не было среди нас. Достойным воином он сможет стать разве что через пару лет".

Все это он проговорил с самым невинным и серьезным видом. У Аданэя имелся один поразительный талант: он мог насмехаться надо мной в присутствии посторонних так, что никто, кроме меня, этой насмешки не замечал.

Такое случалось часто, всего уже и не вспомнить.

Но однажды произошло нечто, превратившее мою неприязнь в ненависть. Мне уже исполнилось семнадцать, к тому времени упорными тренировками я овладел воинским искусством и превзошел в нем многих, в том числе Аданэя. А еще я буквально помешался на историях о воителях древности. И примерно в это же время в замке появилась новая рабыня. Ее походка, жесты приковывали взгляд. Мне казалось, она похожа на царицу, а не на рабыню. Я уже практически придумал для себя ее историю: гордая воительница, попавшая в плен, не смирилась и продолжает строить тайные планы побега и мести. Я придумал, как она вдруг полюбит меня, и мы, два врага, станем мужем и женой, властителями Отерхейна. Но все вышло иначе. Мой брат забрал ее себе. И, кажется, она даже влюбилась в Аданэя. Впрочем, его многие любили: и женщины, и некоторые мужчины. Он знал свою силу и нередко пользовался ею. Когда он заметил, как я отношусь к его новой наложнице – право, это несложно было заметить, – то нашел еще один способ мучить меня. Однажды я не выдержал и решил поговорить с ним. Я хотел, чтобы Аданэй оставил девушку. Я хотел, чтобы она стала моей. И я до сих пор помню его ответ, словно все это происходило вчера.

– Нет, братишка, – ответил он мне тогда, – так не пойдет. Ты должен хорошо попросить меня об этом. Ведь ей будет очень тяжело, если я ее брошу.