Пограничье (СИ) - Ли Марина - Страница 107

   — Ерунда! — Фенрир оборвал Павлика раздраженным рыком. — Ты даже не понимаешь, чем владеешь. Проклятье. Почему я не заметил тогда, что обронил ее? Все было бы совсем иначе... Черт!

   Волк бешено оскалился, а я вдруг узнала его по этому оскалу, хотя и не видела ни разу. Не в этом обличье. Это был тот самый оборотень, с которым Гринольв столкнулся сегодня в «Пьяной свинье». Сегодня? Проклятье, поистине, действительно плохие, я бы даже сказала, отвратительные дни имеют удивительную особенность не заканчиваться.

   — Это не камень, болван! — проговорил Фенрир. — Это и есть слеза богини. Все так, как в легенде. Все на самом деле так.

   Пауль удивленно приподнял брови.

   — Не знал, — проговорил он и рассеянно потрогал карман, в который опустил артефакт. — Это неожиданно, но, в общем и целом, ничего не меняет. И уж точно не то, что волки научились преобразовывать энергию, заключенную в минералах.

   — Мы называем их ложные слезы, — снова перебил старый оборотень и устало закрыл глаза. — Они не так сильны, как истинный дар богини, но тоже кое на что способны.

   — Например, помочь носителю преодолеть защиту Зачарованного леса, — произнес сыщик, а я вспомнила сына Гринольва, которого мы поймали на территории эльфов. — Или принять облик другого волка... Ведь это ты, а не Гринольв был тогда, возле Ивска, когда мы нашли мальчишку...

   И снова я удивилась, вспомнив рассказ Гаврика о волке с зеленой полосой. Действительно, домовенок тогда говорил о том, что был еще один волк, а я почему-то его словам не придала значения. Наверное, потому что совершенно точно знала, что покойный ныне глава клана Лунных Волков в тот момент находился в гостях у эльфов.

   — И снова мимо, — проворчал Фенрир, тяжело вздыхая. — Все-таки люди склонны к преувеличениям. Мне казалось, что ты умнее... Я не был возле Ивска. Без истинной слезы принять чужое обличье невозможно. Там был лишь мой фантом.

   — Фантом, который может убивать? — удивился Пауль.

   — Я никого там не убивал... Не в тот раз. Слушай, — оборотень неожиданно разозлился. — Я что, все должен за тебя рассказывать? Это просто цирк какой-то, а не обличительная речь великого сыщика!

   Пауль покраснел правой щекой и произнес, упрямо наклонив голову:

   — В главном я не ошибся.

   — Угадал, — Фенрир пожал бы плечами, если бы не был скован парализующими заклятиями.

   — Я не гадалка, чтобы гадать, — обиделся Пауль. — Я только сопоставил факты. В любом случае, все то, что происходит в последние полгода или около того в обоих мирах и, в основном, в Пограничье, затеяли не волки, но именно они стали главными действующими лицами в этом кровавом спектакле.

   Павлик окинул всех мрачным взглядом, а потом с какой-то обиженной досадой в голосе произнес:

   — Одного понять не могу, почему всегда молодожены? Это какой-то личный пунктик или тут что-то другое?

   Оборотень распахнул глаза и вдруг засмеялся громким издевательским смехом, от которого даже у меня мурашки по коже побежали. Что же касается Гавриила с Лавром, то последний слегка побледнел, непроизвольно вжимая голову в плечи, бросив перед этим завистливый взгляд в сторону домовенка, который, наплевав на предостережения моего внезапно оказавшегося ревнивым мужа, вплотную прижался к моей ноге, которую я спустила с подоконника.

   — Серьезно? — отсмеявшись, Фенрир довольно хрюкнул. — Если ты не понимаешь этого, то что ты тогда понял во всем этом деле, мальчик?

   В наступившей тишине было слышно лишь тяжелое дыхание оборотня да шум ветра за окном.

   — Что я понимаю? — наконец проговорил Пауль. — Я понимаю, что поймал жесткого убийцу. И Стражей, полагаю, ты убивал не из личной неприязни к бывшим хранителям границы. Уверен, что все это имеет под собой какое-то основание, пусть я пока и не понял, какое именно.

   Я знаю, что необходимый тебе, а значит и твоему хозяину, артефакт — у меня. Да, пока, подчеркиваю — пока — я не знаю, кто стоит за всем этим, но в королевских темницах очень хорошие дознаватели. Это во-первых. А во-вторых, я до всего додумаюсь сам, мне просто надо немного тишины.

   Тут Пауль почему-то посмотрел на меня недовольным взглядом, словно это я была виновата в том, что сыщик страдает от недостатка покоя. А спустя всего миг хмурые морщинки преобразовались в лучики мягкой улыбки, и Эро произнес едва слышно, обращаясь только ко мне, словно кроме нас двоих здесь больше не было никого:

   — Я не жалуюсь, мое беспокойное счастье. Честное слово!

   Моргнул и с видимым сожалением перевел свой взгляд с меня на Фенрира.

   — Да, это будет правильным решением. На все вопросы будешь отвечать в дозновательской. Я опять заигрался. Мы здесь не для того, чтобы слушать меня и восхищаться моим гением. Мы здесь для того, чтобы я мог проверить одну внезапно возникшую у меня теорию.

   Пауль положил на лабораторный столик череп моего покойного мужа, извлек из кармана маленький потрепанный томик стихов и, открыв его на середине, пробормотал изумленно:

   — И все-таки я не понимаю, как это работает, — после чего, сверяясь с написанным в книге, прошел к стеклянному шкафу с препаратами и, открыв навесные дверцы, взял оттуда три склянки. С моего места не было видно, что написано на колбочках, но Фенрир вдруг ощутимо заволновался, вызывая мое беспокойство.

   — Поль, что происходит? — спросила я, не выдержав напряженной тишины.

   — Все хорошо, милая, — мимолетная улыбка в мою сторону. — Я не собираюсь его сейчас полностью оживлять. Мне просто надо проверить мою теорию и…

   Сейчас?

   — Пауль Эро! — меня снесло с подоконника стремительным потоком ветра. — Ты не станешь его оживлять ни полностью, ни частично, ни сейчас, ни когда-нибудь еще!

   — Сонюш…

   — Действительно, не самая хорошая идея, — проворчал Фенрир. — Ты хотя бы знаешь, что из себя представляет покойный вожак?

   — Догадываюсь, — проворчал сыщик. — И повторяю, это всего лишь проекция, я…

   Пауль тряхнул головой и вдруг растерянно произнес:

   — Я… кажется, делаю глупость.

   — Поль?

   — Вот точно знаю, что делать этого не стоит, но словно черт под руку толкает…

   — Не черт, — пространство между мной и Павликом дрогнуло знойным маревом и немедленно соткалось в стройную фигуру Афиногена.

   Хранитель был бледен и выглядел уставшим и истощенным.

   — Уверен, что черт тут ни при чем, — проговорил ангел и посмотрел на меня, как мне показалось, с укоризной. — Вот ангел — другое дело.

   — Ты? — изумился Эро.

   — Я? — Афиноген хмыкнул. — Не льсти мне, резерв моих сил не бесконечен. Сначала офигенно сложное проклятье, из которого мне пришлось вытаскивать троих. Потом бой самоуверенного молокососа, полезшего на рожон.

   Ангел погрозил Ларсу пальцем:

   — Ты не сын бога, сопляк. И не всесилен. И ты не справился бы даже с раненым вожаком, если бы не она, — махнул рукой в мою сторону и пояснил:

   — Так получилось, что я не могу отказать ей ни в чем… — Афиноген пожал плечами. — Никогда не мог. Даже тогда, когда был обязан.

   Пауль зарычал. Натурально так зарычал, по-волчьи, пугая этим странным звуком не только Гаврика, но даже Ларса.

   Кому я вру?

   Даже меня.

   — Напрасная трата энергии, — рассмеялся Генка. — Твои мысли свернули не в ту сторону, сыщик. Я не соперник тебе…

   Афиноген замолчал, прислушиваясь к чему-то, что оставалось неслышным даже для острого волчьего слуха.

   — У меня мало времени. Он скоро пробьется сквозь купол… — посмотрел на меня виноватыми грустными глазами цвета вечернего неба и прошептал:

   — Прости меня, если сможешь. Я слишком поздно понял, что правила иногда не просто можно, а нужно и иногда необходимо нарушать.

   — Я не понимаю.

   — Я был его хранителем, девочка, — быстрый кивок в сторону молчаливо улыбающегося черепа. — И все, что с тобой произошло… тогда… Все это случилось по моей вине. Я должен был ему помогать. И я помогал. Помогал так, как мой собрат по ангельскому цеху помогает кому-то сейчас, подталкивая амбициозного мальчишку на поступок, о котором он будет жалеть всю оставшуюся жизнь.