Любовь по-испански (ЛП) - Хелле Карина - Страница 34

все ещё контролирую ситуацию, отчаянно пытаясь отогнать печаль, которая ожидает нас

дальше, желая чувствовать только так и никак иначе, но не желая торопиться. Я толкаюсь

и выхожу, внутри меня все нарастает, нарастает и нарастает, пока я не оказываюсь на

краю вместе с Верой.

Я так боюсь сорваться.

— Матео, — шепчет она, касаясь губами моего уха, — я больше не выдержу.

По спине побежал озноб и я замер, не в силах продолжать, не слетев с катушек. Пот

растекается между нашими разгоряченными телами, наши руки скользят друг по другу, истосковавшиеся настолько, что не в силах удержаться. Я настроен решительно, как и она.

Она тянется назад, чтобы поиграть с моей задницей, и знает, как сильно это сводит меня с

ума.

Что бы она ни делала, все сводит меня с ума.

И теперь я больше не в состоянии сдерживаться.

Я достигаю пика и кончаю так сильно в нее, что меня настигает ощущение, будто

комната сотрясается. А я теряю контроль, попадаю в другое место — место, которое могу

отыскать, только оказавшись глубоко в ее теле — и это другой мир, полный света, звезд и

красоты. Я выкрикиваю ее имя, смутно осознавая, насколько громко и мощно звучат мои

стоны, как резко это удовольствие разрывает меня на части. Она — это сочетание ногтей

на моей спине и отчаянных вздохов, раздающихся по комнате. Она пульсирует вокруг

меня, и мы оба кончаем, и на краткий невероятный миг мне кажется, что мы будем

кончать вечно.

Но в конечном итоге это чувство покидает нас и оставляет ощущение потери. Я

падаю на нее сверху, почти раздавив Веру, и зарываю свое лицо в ее шею, придерживая

ноги Веры и пытаясь дышать в попытке удержать. Не уверен, есть ли вообще у меня

пульс, являюсь ли я все еще Матео Казаллесом. Я не уверен и в том, правда ли она подо

мной, реальна ли она, горячая, влажная и трясущаяся. Мы оба плачем, и это выглядит

несправедливо — то, что мы те, кем являемся и кем нам дальше быть не разрешено.

Теперь я знаю, что если нам с Верой не суждено больше никогда встретиться, то

все равно буду идти дальше и найду счастье, потому что знаю, как оно выглядит. Я знаю

теперь, как оно ощущается. Мои глаза всегда были открыты, и если бы я не стал таким

счастливчиком, встретив ее, то просто никогда бы и не жил.

— Я всегда буду искать тебя, — признаюсь ей тихо. — Я буду смотреть вверх на

звезды и позволять им показывать дорогу к тебе. Я никогда не отпущу тебя, Вера. Я

никогда не позволю тебе уйти.

Она тихо всхлипывает в ответ, и я могу почувствовать, как сильно это разрушает

ее. Как будто мы — единственное, что делает нас целостными.

Я целую ее губы, нос, лоб, приглаживая волосы Веры руками.

— Я никогда не позволю тебе уйти, — снова повторяю.

Я остаюсь внутри нее так долго, как только могу.

Глава 11

Самолёт Веры улетает в час дня. Хотя моим самым большим желанием является

пробыть наше последнее время вместе в постели, чтобы наши тела были переплетены, но

нас ожидает ещё масса дел. Клаудия и Рикардо заходили перед работой, а мне было

необходимо покинуть квартиру, чтобы купить кофе, потому что еще большее количество

слез мое сердце уже не выдержит. Вера оказывает влияние на этих людей, и им так же, как

и мне, больно видеть ее отъезд.

Дорога до аэропорта занимает слишком мало времени. Когда мы ехали туда в

прошлый раз, будущее было полно надежд. Мы летели в Канаду с нашими друзьями, а

теперь уезжает только она, и я начинаю терять веру в ее возвращение. Если бы мог, я

управлял бы самолетами и двигал горы, но могу лишь зайти настолько далеко, насколько

она мне позволит. Она должна хотеть вернуться ко мне.

Вернись ко мне.

Слова, подхваченные вихрем прямиком из головы, постучались в сердце.

Вернись ко мне, моя звезда.

Я подъезжаю на временную стоянку и помогаю Вере с багажом. Она приехала с

такой маленькой сумкой и каким-то образом выходит, что уезжает с такой же. Конечно, она выглядит красавицей, выглядит как настоящая она. Мягкое приталенное платье, короткий кардиган, сандалии и шляпа от солнца в стиле Бриджит Бардо, купленная в

Биаритце. На ней крупные солнцезащитные очки, по форме напоминающие кошачьи

глаза, которые добавляют ей возраста и скрывают красные глаза.

Она не переставая плакала с того самого момента, как ушла Клаудия. Это, конечно, не рев во все горло, но постоянный поток скорби. Каждый раз, когда я вижу

скатывающуюся слезу из-под ее очков, какая-то часть меня умирает. Несмотря на это, каким-то чудом мне удается оставаться стойким, и после проверки ее багажа мы

задерживаемся в кафе.

Наступило время ей пройти охрану. Именно в этот момент я забираю назад все, что

думал о том, что значит быть влюбленным и быть героем.

Я чувствую себя трусом.

Я чувствую, что настоящий мужчина схватил бы ее в охапку и каким-нибудь

способом остановил ее. Сбежал бы из страны вместе со своей любовью.

Это было бы волшебно — сделать это, просто сбежать и никогда не оборачиваться

назад.

Но у этого мужчины, этого старого изможденного простофили, есть такие же

обязательства, как и у большинства других мужчин. Я бы никогда не покинул свою дочь.

А она никогда бы не оставила свою мать. И ее мать никогда бы не смогла, да и не стала бы

покидать Испанию или даже Мадрид.

И снова я стянут той же самой блядской петлей, соединяющей мою шею со всеми

остальными. Стал бы герой или трус разрезать эту веревку, чтобы освободиться?

Я не знаю. Я знаю лишь себя.

И сейчас я должен попрощаться с самым настоящим чувством, которое я когда —

либо испытывал в своей жизни – любовью всей моей жизни.

Я даже не мог произнести этого вслух. Прощай.

Как и она не могла.

Мы смотрим друг на друга, стоя перед линией безопасности и каждый раз, когда я

хочу открыть рот и начать говорить, слова покидают меня, как и все внутри меня. Все, что

я могу сделать — это схватить ее за тонкие запястья, почувствовать шелк ее белой, разрисованной кожи и посмотреть ей в глаза настолько пристально, чтобы она смогла

прочитать в них все мои чувства.

Я обнимаю ее, и она снова плачет. Я бы солгал, если бы сказал, что не плакал

вместе с ней. Слишком много того, что способен принять мужчина и это мой предел.

Отбирая Веру, вы отбираете мою жизнь. Я буду чувствовать потерю. Я буду оплакивать

ее.

Мы так и стоим в аэропорту, у ног Веры ее сумка и ручная кладь, и мы игнорируем

поток людей, обтекающий нас с обеих сторон. В этот момент есть только мы в своем

очень реальном, очень маленьком мирке.

Но даже наш мирок подчиняется законам времени.

— Мне нужно идти, — говорит она, слегка вздыхая. Она отталкивается от меня, разрывая связь, и мне немедленно хочется закричать, завопить, сказать ей, насколько это

неправильно, что я не могу дышать без нее, и что она не может уехать.

Это не может так происходить. Но все же происходит.

Она нерешительно машет мне, слезы текут по ее лицу, и направляется к линии

безопасности.

Я не двигаюсь. Я остаюсь на месте. Она оборачивается и смотрит на меня раз или

два, и когда она меня видит, она выглядит удивленной, будто уверена в том, что я никогда

не буду ждать.

Но я жду. Жду.

И жду. И жду.

Пока она не проходит охрану и не выходит с другой стороны. Она бросает на меня

грустный, обреченный взгляд через плечо и я уже ощущаю, как мы начинаем делиться

надвое. Если она передумает, то могла бы добраться до меня.

Я же не могу до нее добраться.

Я смотрю на нее, пока она не исчезает из поля зрения. Затем я долго смотрю на

пространство, в котором она находилась. Только я, стоящий в аэропорту, пока остальные

люди проплывают мимо меня как в тумане.