Сердце морского короля (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт" - Страница 45

— Почему бы вам не потребовать разрешение у Совета? — сочувственно подсказал казначей, видя его замешательство. — Сумма немалая, но и его величество Кариалл, и вы в прежние годы были весьма скромны в расходах, у Совета нет никаких причин вам отказать. Просто для порядка…

Действительно, Совет не откажет. Алестар знал это совершенно точно. Но королевская казна и казна короля — это все-таки не одно и то же. Он должен заплатить за Джиад сам, иначе получится, что ему это ничего не стоило.

— Сколько вайдов золота в казне принадлежат лично мне? — спросил он, ожидая ответ с чувством, подозрительно похожим на страх.

Разумеется, в случае нужды он попросит денег у Совета! Но как можно меньше!

— Остатки содержания вашего покойного отца, да хранит Мать Море его душу, составляют пять с половиной вайдов золотом, — без запинки отчитался казначей. — Его величество почти все личные средства тратил на помощь семьям, пострадавшим в войну… Но за несколько последних лет все равно скопилась некая сумма. Вы, тир-на, тратили гораздо меньше, и… полагаю, лично у вас имеется еще около пятнадцати вайдов. Точно смогу сказать примерно через час, если вам угодно подождать. Но разница будет не больше вайда.

— Значит, нужно еще восемнадцать? — уточнил Алестар.

— Да, ваше величество, — поклонился седовласый хранитель. — И если вам угодно выделить на это собственные средства, оставшуюся сумму вы можете взять из казны, никому в ней не отчитываясь. В конце концов, это просто формальность. Я не припомню случая, чтобы Совет отказал желанию короля.

— Пусть формальность, — согласился Алестар. — Но для меня это имеет значение.

Действительно, он никогда не задумывался, что не все деньги Акаланте принадлежат ему! Знал, разумеется, что на содержание королевской семьи выделяется определенная сумма в год, но точно так же знал, что это просто традиция. И тратил на самом деле не так уж много, разве что на подарки Кассии и Эруви, на снаряжение для салту и всякие приятные мелочи. Ах да, еще наложницы!

Но отец, получается, и вовсе почти все свое содержание отдавал обратно подданным, помогая тем, кто пострадал от войны… Как же мало Алестар задумывался и об этом! Ему казалось, что в Акаланте мир щедр ко всем так же, как к нему самому!

Он со стыдом подумал, что нужно будет узнать, какие семьи содержал отец, и продолжить его дело. И есть ведь бедняки с окраин, где вчера было сотрясение дна!.. О них тоже следует подумать, если никто этим не озаботился… А если сейчас он отдаст все свои деньги выкупом за Джиад и еще возьмет из казны…

Алестар закусил губу, чувствуя, как снова разболелась голова. Виски заломило, как при направлении силы через перстень. Насколько же просто совершить один-единственный поступок, пусть и требующий предельного напряжения сил, чем ежедневно думать о десятках и сотнях дел, пожирающих внимание, а главное, решать, кому и чему отдать предпочтение. Силы, деньги, время — все это не бесконечно! И постоянно нужно выбирать, взвешивая на невидимых весах ценность и важность каждого решения… Сейчас у него пока еще есть фора в этой гонке: подданные Акаланте любят своего короля и доверяют ему. Но тем страшнее не оправдать их доверия, а он уже совершил столько ошибок!

— Я вернусь, — уронил он казначею. — А вы пока подготовьте мне полную смету расходов за… последние три года. Сколько и на что мы тратим, сколько и откуда поступает в казну. Я видел у отца такие таблицы, но краткие. А мне нужно как можно подробнее!

— Слушаюсь, тир-на, — еще раз поклонился ему казначей, и, выплывая, Алестар чувствовал спиной его внимательный взгляд.

Когда она вернулась в комнату, Лилайн спал, раскинувшись на постели огромной морской звездой: руки и ноги широко разведены в стороны, лицо почти спокойно, только между бровями залегла упрямая хмурая складка.

Джиад осторожно подплыла к кровати и залюбовалась алахасцем. Точеные черты, резкие и гордые, завитки темных волос на лбу, в воде кажущиеся обманчиво мягкими, стройное мускулистое тело воина и охотника. Руки и губы Джиад помнили каждую его линию, все укромные местечки… Лилайну нравятся поцелуи в шею выше ключицы, там, где начинается плечо. А еще у него чувствительные соски и мочки ушей, так что стоит их легонько прикусить…

Она сглотнула и невольно облизала губы, словно в воде они могли пересохнуть. Морская соль все-таки чувствовалась, но как-то странно, не доставляя неудобства, и Джиад привычно приписала это воздействию амулета, который уже и не замечала, таким незаметным и удобным он был. Просто аквамариновая капля на мягкой кожаной ленточке. Точно такая сейчас блестит на смуглой коже Лилайна, лукаво посверкивая в узкой полоске темных волос, четко разделившей его грудь от горла до паха. Джиад едва сдержалась, чтобы не наклониться ближе, не провести ладонью по этой дорожке для поцелуев, как шутила она в их лесном убежище.

И тут же в памяти вспышкой молнии мелькнуло другое тело, тоже гладкое и мускулистое, но мраморно-белое и полностью лишенное волос…

Она снова попыталась сглотнуть вставший в горле ком, беспомощно чувствуя, что во рту все-таки пересохло. Зар-раза… Даже думать об этом постыдно! Особенно сейчас, рядом с Лилайном.

Опустившись на постель, Джиад осторожно погладила самые кончики отросших волос алахасца, подумав, что надо бы их расчесать. Обычно Лилайн обрезал волосы коротко, выше плеч, и перехватывал каким-нибудь шнурком. Где-то были ленты…

Она все-таки удержала себя от желания запустить ему пальцы в волосы, перебирая и гладя их. Еще не хватало разбудить! И взгляд постаралась сделать не пристальным, а мягким, зная, что наемник, словно дикий зверь, умеет чуять направленное на него внимание… Лилайн спал, и Джиад про себя взмолилась Малкавису, прося, чтобы ее судьба в очередной раз повернула в нужную сторону. Разве не расплатилась она по всем счетам? Разве не победила свои страхи, согласившись вернуться в море и спасти Алестара? Больше они друг другу ничего не должны!

Так откуда эта глухая тянущая тоска, стоит представить, что вскоре она навсегда покинет Акаланте? Ведь ей же хочется наверх! К солнцу и небу, к земной еде, жару очага и сухой одежде. К зною, ветру и снегу… Там и тепло, и холод совсем другие, там ее родина. Здесь она навсегда останется чужачкой, редкой диковиной из мира двуногих. Да и с чего ей оставаться?!

Память, подлая предательница, подсовывала картины, звуки, ощущения… Упруго бьющую в лицо воду, когда плывешь, пригнувшись к спине салту. Мягкое мерцание жемчуга и золота в украшениях иреназе, и как плотно обхватывал ее запястье тяжелый обручальный браслет матери Алестара. И какой Джиад увидела себя в зеркале, когда Леавара накрасила ее, вытащив наружу то, в чем Джиад боялась признаться даже самой себе: желание быть красивой для кого-то, ловить восхищенные и жаждущие взгляды, быть любимой…

Но разве это возможно только здесь? Лилайн любит ее! Без лишних красивых слов и показного хвастовства, зато верно и надежно. Ведь любит же? Пусть между ними и пролегла трещина, но все еще можно исправить, простить и забыть!

А память насмешливо бросала все новые и новые обрывки, будто ветер — сорванную с деревьев листву. Джиад почему-то вспомнила вкус крови в воде, когда она отбивалась от сирен, и слабый стон Алестара за спиной. Упрямый рыжий пытался ей помочь — вот уж истинное наказание для охраны. И блеск золотой монеты, брошенной к подножию жертвенника Всеядного Жи, кем бы ни было это забытое божество. И фреску в королевском кабинете, на которой у принцессы Ираэли была такая ликующая улыбка и безнадежно печальный взгляд, словно они принадлежали двум совсем разным девушкам.

И уж совсем нечестно было обжигать ее стыдом, заставляя вспомнить ту их единственную ночь, когда эликсир жрецов разорвал запечатление. Да, Джиад ни о чем не жалела! И меньше всего о том, что эта ночь навсегда врезалась в память, как шрамы от ран — в тело. Она посмотрела на сеть тонких белесых нитей, покрывающих ее руки — память о сиренах — и невесело усмехнулась. А еще ведь есть круглый шрам на груди — след от лоура. И полоска через плечо — от него же. Наверное, они когда-нибудь заживут и сгладятся. А может — и нет. В любом случае, память души вернее, чем память тела. Она простила Алестара, но забыть?