Женщина в Гражданской войне (Эпизоды борьбы на Северном Кавказе в 1917-1920 гг.) - Шейко М. - Страница 39

Из царской тюрьмы он возвратился к своей семье, когда его младшей дочери Фатимат исполнилось десять лет.

Шустрая, бойкая черноглазая Фатимат всегда была любимицей Асби. Всякий раз, получая скудную получку, приносил он маленькой Фатимат дешевенький подарок.

Но труден и горек был хлеб Асби. На заводы больше его не принимали. Он жил тем, что ходил по дворам с пилой и узким тяжелым колуном. Никакой работой он не гнушался, делал все, что придется.

Однажды в сумерках Фатимат сидела у дверей хибарки, где они жили, поджидая отца с работы. Зажигались огни в слободке Шалдон, на узкой крутой улице кричали грязные оборванные ребятишки. Вдруг к девочке подошел незнакомый, хорошо одетый русский:

— Ты чья девочка? Ты дочь Асби?

Фатимат посмотрела на незнакомца. Серый костюм, соломенная шляпа с лоснящейся черной лентой, начищенные ботинки. В руке тросточка.

У отца не было таких знакомых. Подозрительный человек.

Фатимат ничего не ответила, поднялась и убежала во двор. Через щели рассохшегося забора стала наблюдать за незнакомцем. Он подошел еще раз к воротам, вынул маленькую книжечку, взглянул в нее и посмотрел на домовой фонарь, где чернел номер дома. Потом ушел, вертя тросточку между пальцев.

На следующее утро Фатимат рассказала отцу про загадочного незнакомца. Асби промолчал.

В этот день он не пошел на работу, а, взяв девочку за руку, направился с ней к Осетинской слободке. Там ему нужно было получить заработанные деньги. Всю дорогу он молчал, раздумывая над чем-то, и то и дело оглядывался по сторонам. Никак не удавалось Фатимат развеселить пасмурного отца.

Остановились у Чугунного моста, перед богатым домом, где жил присяжный поверенный. Тут острые глаза Фатимат заметили вдали идущего за ними вчерашнего человека. Еще дальше, за ним, тарахтела на булыжнике извозчичья пролетка. Пролетка приближалась, в ней сидели «цари». (Всех офицеров дети слободки Шалдон называли «царями».)

— Цари едут, — сказала Фатимат отцу, когда они вошли в прихожую. Навстречу, ковыряя после сытного обеда зубочисткой во рту, вышел сам хозяин.

— А, здравствуй, Асби! — сказал он благодушно, поправляя пенсне. — За деньгами?

На парадной лестнице послышались шаги, звон шпор. В дверях появились двое офицеров, а сзади виднелось лицо человека в соломенной шляпе, с тросточкой в руке.

На всю жизнь запечатлелась в памяти черноглазой Фатимат эта картина.

Асби побледнел. Он стоял, комкая облезлую папаху и поглаживая кудрявую головку маленькой Фатимат.

— Ты Асби? — спросил один из «царей».

— Да, — ответил отец.

— Именем закона ты арестован, — проговорил «царь».

На лбу у него Фатимат заметила большое родимое пятно, было похоже, что это третий глаз.

Офицеры защелкнули на руках отца короткую никелированную цепь с браслетами и увели его с собой.

Много ночей не спала потом Фатимат. Все казалось, что на нее смотрит страшный трехглазый «царь». Больше она не видела отца и никогда не узнала, какая его постигла участь.

Прошло десять лет. Фатимат выросла и превратилась в стройную, курчавую, красивую девушку. Началась революция. Всей душой была Фатимат с теми, которые боролись за бедноту, за свободу. Всей душой ненавидела тех, которые погубили ее отца. Было грозовое, полное небывалых событий лето восемнадцатого года.

Белые банды полковников Беликова и Соколова разогнали собравшийся во Владикавказе революционный съезд терских народов.

По слободке Шалдон, разыскивая скрывшихся большевиков, рыскали офицеры.

Не миновала обыска и квартира Фатимат. Встретившая лютых гостей дряхлая старушка-мать получила тяжелый удар прикладом по лицу. На плече у Фатимат вспухли рубцы от казачьих плетей. Белые ушли, не обнаружив ничего подозрительного.

Оставив больную мать на попечение своей старшей сестры, Фатимат поступила в красный санитарный отряд. Скоро отряд был направлен в грозненский лазарет. Кругом бушевала война, горное эхо вторило раскату пушек. Белые, собрав крупные силы, наседали на Грозный. Началась осада города. День и ночь шли яростные бои.

Фатимат появилась на позициях. Она пришла в белой косынке и в солдатских штанах, с винтовкой и санитарной сумкой. Вместе с бойцами лежала в передовых цепях под рвущейся в небе шрапнелью.

Винтовка Фатимат от стрельбы становилась горячей, губы запеклись и почернели.

Командующий отдал приказ перейти в наступление. Бешеным натиском красные части опрокинули врага и ворвались в станицу Грозненская. Но здесь наступление приостановилось. Тремя густыми колоннами бросились белые в контратаку. Красные подались назад.

В гостинице «Север» засел десяток красноармейцев. Фатимат была с ними.

Белые окружили гостиницу. Их бронепоезд бил по гостинице из своих орудий почти в упор. Один за другим валились убитые красноармейцы. Стонали раненые, лежа на полу среди щебня и битого стекла. Измученная Фатимат едва успевала накладывать повязки.

Только что успела она оттащить от разбитого окна четвертого убитого, как снаружи огнем и дымом грохнул снаряд из бомбомета, а в узкой бойнице появилась ручная граната. Ее вталкивал какой-то подкравшийся к самой стене белогвардеец. Фатимат схватила винтовку, валявшуюся в луже крови, бросилась к бойнице и ловким ударом приклада выбила гранату обратно. Она разорвалась в самой гуще беляков.

Опустела санитарная сумка, кончился запас марлевого бинта. К этому времени из десятка бойцов уцелели лишь трое. Казаки оцепили засевших в гостинице и принялись забрасывать ручными бомбами. Грохот взрывов, крики. Дым и густая пыль застилали комнату. Тогда Фатимат сорвала с левой руки краснокрестную повязку, взяла винтовку, перекинула через плечо окровавленный брезентовый патронташ и заняла место около двух угловых бойниц.

У стены, хрипя, умирал тяжело раненый. Рядом стоял красноармеец с перевязанной головой и, не отходя от бойницы, продолжал стрелять по наступающим. Сбоку от Фатимат примостился второй, легко раненый боец. Втроем они отстреливались от казаков.

Фатимат увидела замешательство белых. Приближавшаяся казачья цепь остановилась в пяти саженях от гостиницы, залегла и начала окапываться. Застучали пулеметы. Но огонь защитников гостиницы не стихал. Обойму за обоймой выпускала Фатимат по белым. Старалась бить на выбор — без промаха.

Так держалась полуразрушенная гостиница «Север» до прихода подкрепления. Прибывшие санитары снесли убитых в санитарную двуколку.

Уцелевшие бойцы ободрились. Фатимат по-прежнему с винтовкой в руках не отходила от бойницы. Казаки поднялись с земли, снова с криком бросились к гостинице.

— Давай бомбы! — крикнула Фатимат.

Бойцы из прибывшего подкрепления стали забрасывать атакующих ручными гранатами. Видно было сквозь дым, как падают и разбегаются во все стороны казаки.

Вдруг увидала Фатимат: к угловой бойнице, подняв над собой гранату, приближается пожилой офицер. Он был без фуражки, лысина его блестела. На лбу темнело большое родимое пятно. Фатимат узнала кровного врага:

— Это он!

И она выстрелила, нацелившись прямо в пятно, которое казалось третьим глазом. Офицер рухнул на землю ничком. В этот момент с правого фланга затрещали по казакам наши пулеметы. Это прибыло свежее подкрепление из красной сотни.

Сто дней длилась осада Грозного. Мужественно отбивался от наседавшего врага измученный, малочисленный гарнизон. Три с лишним месяца сражалась Фатимат в рядах красных бойцов. По всему левому флангу мелькала ее белая косынка. С винтовкой она не расставалась.

Однажды, пользуясь коротким затишьем на фронте, Фатимат пришла в казарму. Прибыла помощь из двух чеченских селений Гойти и Алхан-Юрта. Войдя в казарму, Фатимат услышала чьи-то гневные голоса, брань на чеченском языке. Окруженные зрителями, ругались, сверкая глазами, два чеченца. Оказалось, что два кровника, долгое время безуспешно выслеживающие друг друга, совершенно неожиданно встретились на позициях. Вслушалась Фатимат в перебранку заклятых врагов и, подойдя к одному из них, заговорила на родном их языке: