Приключения Ариэля, Рыцаря Двух Миров (СИ) - Катканов Сергей Юрьевич - Страница 6

— А тебе не хотелось узнать эти причины?

— Очень хотелось. Однажды я отправился туда, но решил, что действовать напролом нельзя, и сначала счёл за благо провести разведку. Территория муравьиного княжества почти со всех сторон окружена горами. Я забрался на одну из этих гор, оттуда всё княжество было видно, как на ладони, к тому же у меня очень острое зрение, а потому я смог рассмотреть дневную наземную жизнь муравьев во всех деталях. Первое, что меня поразило — идеальный порядок, который царил на их территории. Муравьёв на поверхности было много, если собрать в одном месте столько людей, то какой бы железной дисциплине они не подчинялись, поневоле возникнет сутолока. А у муравьёв при их непрерывном движении, казалось, воплотилась высшая форма гармонии каждого со всеми. Они двигались с постоянной скоростью, держали безупречно выверенную дистанцию, ни на миг не останавливались, каждый в любое мгновение чётко знал, что ему делать. Далеко не все муравьи занимались выносом золота на поверхность. Оказывается, это делают лишь их рабочие, они рыжеватого цвета. На некотором удалении от них маршировали стройными шеренгами муравьи-воины, они иссиня-чёрные. Поразительно было наблюдать, как шеренги муравьиной роты дружно, не ломая строя, взлетают, преодолевая ручей, и так же абсолютно синхронно приземляются. Некоторые группы муравьёв куда-то спешили с целями, которые я не мог понять, но нельзя было и мысли допустить, что они просто гуляют, настолько всё здесь было целесообразно и бесспорно подчинено единой программе. Различные потоки муравьёв редко пересекались, если же это случалось, они обтекали друг друга по оптимальным траекториям. И вот я увидел муравьиного князя, это был белоснежный муравей размером не больше других, но он отличался от других не только цветом, но и удивительным величием движений, насколько это определение применимо к муравью. Он шествовал внутри каре из муравьёв-воинов. Каре было строгой прямоугольной формы, а воины-гвардейцы раза в полтора крупнее других мураивьных бойцов. Каре с князем в центре двигалось медленнее, чем другие муравьи, по какой-то очень замысловатой, но явно целесообразной траектории. Даже представить было невозможно, что князь в сопровождении гвардейцев просто вышел подышать свежим воздухом. У каждого его движения, у каждого изменения направления была своя цель, недоступная человеческому разуму. Может быть, он был чем-то вроде дирижёра, который управляет этим огромным слаженным оркестром, но как и при помощи чего он им управляет, понять было невозможно.

Не так уж долго я рассматривал жизнь муравьиного княжества, но вдруг почувствовал, что не могу больше на них смотреть. Их идеальный порядок привёл меня в восторг, но я понял, что наблюдать за ними уже не в состоянии. Тогда мне стало ясно, что никакой контакт между муравьями и людьми невозможен. Их существование было идеально упорядочено. Разумные люди тоже всегда стремятся к порядку, и наше царство тому подтверждение. И у нас тоже всё продумано и целесообразно, но есть такой уровень высшей организованности, которого человеческое сознание уже не может выдержать. Представь себе, что в течение дня ты не можешь по своей воле даже за ухом почесать. Не можешь слегка замедлить шаг, если обратишь внимание на что-нибудь интересное. Или вот просто так взять и улыбнуться, безо всякой цели и смысла, просто потому, что на душе вдруг стало хорошо. Нельзя! Три улыбки в день в строго установленное время по жёстко регламентированным поводам. Человек не может так жить. А муравей не может жить иначе. Самый дисциплинированный человек, являясь частью самой жёсткой иерархической системы, всё же нуждается в некоторой доле своеволия, в том, чтобы иногда поступать по своему усмотрению, как захочется. А муравей, стоит ему не вовремя поднять не ту лапку, разом разрушит гармонию всего их княжества. Муравей — олицетворение долга в такой степени, какая неизбежно уничтожит человека, при этом самое незначительное понижение уровня долга разом уничтожит муравья. Мы не можем общаться с ними хотя бы даже так, как с орлами или змеями. Мы не можем даже просто стоять и смотреть друг на друга. Муравей не может просто стоять, его дела не ждут ни секунды, это требование общей гармонии. При этом я вовсе не считаю их бездумными и бездушными автоматами, не способными к общению. Они, безусловно общаются на каком-то своём уровне, но только с себе подобными. Не думаю, что в их сознании звучат только приказы, там, наверное, звучит и прекрасная музыка, но мы не сможем её услышать и понять.

В каком-то смысле их общность составляет единую личность, точнее — сверхличность, которая распределена по множеству тел, но продолжает оставаться единой. Каждый муравей — лишь часть единого целого, поэтому ничего не может делать самостоятельно, а нам он представляется самодостаточным субъектом, и до известной степени это действительно так, он куда более самодостаточен, чем одна из лапок сороконожки, но не настолько, как вся сороконожка целиком. Впрочем, это лишь предположение. Мы никогда не сможем понять, в какой мере муравей утрачивает индивидуальность, а в какой мере сохраняет её.

Я покидал муравьёв… как бы это сказать… несколько задумчивее, чем обычно. Потом они часто мне снились, но это не были обычные человеческие сны. Я чётко, в деталях видел во сне ту картину, которую когда-то наблюдал наяву. Может быть, это и было их послание, их контакт со мной.

— Муравьи, очевидно, позволили тебе понять о жизни что-то важное?

— Безусловно. Есть множество миров, которые сосуществуют рядом, но при этом не могут и не должны пересекаться, иначе они разрушатся. У нас иногда любят порассуждать о том, как всё устроено во внешнем мире, а не думают о том, что и рядом с нами существует множество иных миров, недоступных нашему пониманию. Чем рваться за пределы, лучше бы под ноги внимательно посмотрели — до конца жизни хватило бы пищи для размышлений.

— Но ведь с орлами и змеями, тоже такими непостижимыми, ты всё-таки смог вступить в контакт.

— А с ними — смог. Вот и надо думать о том, что надо, а что не надо. Мир Божьего творения удивительно уравновешен, одно неосторожное движение может разрушить гармонию космоса, к этим же последствиям может привести бездействие, когда гармония требует действия.

Ариэль замолчал, Иоланда тоже задумчиво молчала. На её губах играла лёгкая счастливая улыбка. Наконец, она сказала:

— Мне кажется, Ариэль, что твоя душа — огромный и прекрасный дворец, где есть множество самых разнообразных комнат, каждая из которых по-своему замечательна. А моя душа — маленький дом с единственной комнатой. Между прочим, эта комната тоже очень красива, но она всего одна.

— Вот как? Может быть. Но ведь дворец моей души теперь твой, точнее — наш. Мы будем вместе в нём жить. Ты теперь королева этого дворца.

— Поэтому я и счастлива… А про тебя ещё говорят, что ты сражался с драконами…

— Не знал, что настолько знаменит… Но о драконах прошу меня не спрашивать, дорогая Иоланда.

— Ты решил запереть на ключ эту комнату дворца своей души?

— Нет, зачем. Эта комната так же открыта, как и другие. Просто я прошу тебя в неё не заходить. У каждого в душе есть то, с чем никому не стоит пересекаться. Хорошо ещё, что я не муравей.

— Благодарю за это Бога, — улыбнулась Иоланда, и они опять смотрели друг на друга глазами полными безграничного и безмятежного счастья.

Неожиданно со стороны города послышался стук копыт. Здесь царила такая тишина, что каждый звук был слышен издалека. Всадника пока не было видно, а скакал он, судя по тому, как стучали копыта, очень быстро. Ариэль не мог понять, кому так надо торопиться сюда в такую рань, но вскоре всё разъяснилось, рыцарь увидел гонца. Спешившись, гонец без всяких предисловий выпалил, обращаясь к Ариэлю: «Царь царствующих и повелитель повелевающих, милостью Божией пресвитер Иоанн сегодня приглашает вас, благородный рыцарь Ариэль, к себе на обед». Гонец тут же вновь вскочил на коня и исчез так же стремительно, как и появился. Ариэль посмотрел на Иоланду, немного виновато улыбнувшись, и сказал: