Герман ведёт бригаду (Воспоминания партизана) - Воскресенский Михаил Леонидович - Страница 8

Я встал, чтобы уходить. Герман подошел ко мне прощаться:

— Твердо верю, Михаил Леонидович, двинется вскоре наша матушка-пехота на запад. Ох, и достанется тогда немцам! Ведь еще Гинденбург говорил, что русская пехота и русская артиллерия — суд божий. А старик был поумнее доброго десятка фон Леебов.

— И я верю, Александр Викторович, только уж скорее бы этот суд наступил.

Мы распрощались.

Утром следующего дня над селом, где располагалась бригада, проплыло звено бомбардировщиков с красными звездами на крыльях. Самолеты держали курс на Молвотицы. Летели они по вызову «любящей кумы Василисы Прохоровны».

ИДЕМ НА ЗАПАД

Январь 1942 года. Студеный ветер бросает в лицо горсти мелкой обжигающей снежной крупы. Но люди не замечают ни ветра, ни мороза, стоят, прислушиваются. Где-то далеко-далеко неумолчно бьют орудия. Канонада приближается.

— Кажись, наши наступают, — с радостью в голосе не то спрашивает, не то утверждает высокий рыжебородый старик — хозяин дома, где разместился политотдел бригады.

— Да, наши, — отвечаю ему и советую: — шел бы ты, Иван Петрович, до дому. Чай не мальчишка, а в одной фуфайке на ветру стоишь.

Старик сердится:

— Не трожь меня, начальник. Такую музыку не грех и на морозе послушать.

Долгожданное наступление началось. Вчера, как стало известно из радиограммы, полученной Литвиненко, двинулись на запад и армии, которым последнее время мы передавали разведывательные данные о тылах противника: 3-я ударная под командованием генерал-лейтенанта М. А. Пуркаева и 4-я ударная под командованием генерал-полковника А. И. Еременко.

В тот же день наша бригада, получив приказ, вышла для диверсий на участок железной дороги Торопец — Великие Луки. За несколько дней мы подорвали железнодорожное полотно в трех местах. Фашисты бросили против нас крупную воинскую часть. Литвиненко решил боя не принимать. Чтобы оторваться от преследования, шли всю ночь и лишь под утро остановились на отдых в небольшой деревушке.

После марша спалось крепко. Вдруг дверь в избу распахнулась, и в клубах морозного пара в помещение вбежал Симан Григорьев. Я опять закрыл глаза, но Григорьев начал трясти меня за плечо:

— Вставайте, товарищ Воскресенский. Быстрее на улицу, поглядите, что делается.

Ничего толком не соображая, я вскочил, надел шапку и вместе с Симаном выбежал из избы. На улице полно народу. Все громко разговаривают, смеются и показывают руками за деревню. Гляжу. За домами расстилается белое поле, а по нему сплошным потоком движутся подводы, идут бойцы в серых шинелях и белых маскхалатах. Слышу радостные возгласы:

— Ведь это Красная Армия!

— К нам Красная Армия пришла!

Руфина Андреева, Тася Лебедева, Нина Федорова и другие наши девчата, как маленькие, прыгают, смеются, целуются.

Я иду в штаб. По дороге встречаю Германа. Он торопится, у крыльца соседнего дома его ожидает Гриша Лемешко с оседланными уже конями.

— Александр Викторович, что произошло?

— Здорово все получилось, Михаил Леонидович. Легли мы спать в тылу врага, а проснулись в советском тылу, — смеясь, отвечает Герман. — Сегодня ночью наша разведка встретилась с армейской разведкой, а сейчас в нашу деревню вступают передовые части. Еду устанавливать связь с командованием дивизии.

Я попросил Германа разузнать, где можно достать газеты и как отправить письма.

Начальник разведки вскочил в седло и галопом помчался вдоль улицы. Примерно минут через сорок он сообщил мне, что в соседней деревне остановился штаб полка. Я поехал туда.

В деревне было много красноармейцев. Все тепло одеты, на головах шапки-ушанки. Гремят котелки у походной кухни. Шумит старшина, выговаривая бойцу за какие-то непорядки. Родная среда, из которой многих из нас вырвала судьба в первые дни войны.

В одном из домов нашел комиссара полка. Встретил он меня приветливо, начал с увлечением рассказывать о развернувшемся наступлении:

— Бежит фашист. Драпает. Сопротивление оказывает, главным образом, в районе железной дороги.

Из рассказа комиссара я понял, что полк идет вперед местами, где нет немецкой обороны, нависая с севера над противником, обороняющим Торопец. Задав несколько вопросов о положении на других фронтах, я попросил дать свежих газет.

— Что не могу, то не могу, — развел руками комиссар. — Мы последние дни так быстро движемся, что почта своевременно за нами не поспевает. Вот, если хотите, берите эту пачку, но все газеты в ней трехдневной давности.

— Спасибо. Большое спасибо.

Я чуть было не вырвал у него из рук сверток газет. Три дня. Разве это давность? Последняя газета, которую мы читали, была декабрьская, а сегодня уже 17 января.

Целый день мы провели среди своих. Партизаны слушали рассказы красноармейцев и командиров о наступлении советских войск. Слушали и радовались: есть и наша лепта в этом победном рывке. А армейские разведчики донимали Германа расспросами об обстановке, и он терпеливо на карте показывал расположение фашистских гарнизонов и укреплений.

Ночью бригада ускоренным маршем двинулась на запад. Скоро мы оставили позади себя наступающие войска.

— До скорой встречи! — прощались мы с командирами, с которыми успели подружиться за этот радостный, чудесный день.

Но новой встрече не суждено было состояться. Опомнившись от первого удара, гитлеровцы оказали упорное сопротивление нашему наступлению. По приказу Ставки 3-я и 4-я ударные армии были переданы Калининскому фронту. Уход 3-й ударной армии ослабил левое крыло Северо-Западного фронта. К началу весны 1942 года обстановка на фронте изменилась в пользу 16-й немецкой армии. Всего этого мы знать в те дни, конечно, не могли.

Поначалу основным районом нашей деятельности был определен стратегически важный треугольник, образуемый станциями Великие Луки — Невель — Новосокольники. Но примерно через неделю генерал Ватутин радиограммой приказал нам несколько изменить курс. И мы вышли в район западнее узловой железнодорожной станции Новосокольники.

Двигаясь по заданному маршруту, отряды бригады уничтожали мелкие немецкие гарнизоны, преследовали отступавших из-под Торопца гитлеровцев. Во время одного ночного марша разведчики Германа донесли: в деревне Иванково Великолукского района укрылась бандитская шайка, состоящая из бывших торопецких полицаев и фашистов, отставших от своих частей. Литвиненко приказал Герману создать ударную группу из подразделений Тарасюка и Гвоздева и напасть на банду.

Налет партизан был так стремителен, а фашисты и предатели настолько чувствовали себя в безопасности, что операция прошла без единого выстрела. Герман доставил утром в штаб бригады семнадцать пленных и два новеньких пулемета.

— Убегали от дыма, а попали в огонь, — смеялся Литвиненко, слушая рапорт начальника разведки.

В районе западнее и северо-западнее Новосокольников оккупационные власти действовали увереннее, чем на территории, где мы воевали в ноябре и декабре 1941 года. И вражеских гарнизонов здесь было больше, особенно в деревнях поблизости от железной дороги. Комбриг быстро разобрался в обстановке и изменил несколько образ нашей жизни. Ночью марш. На рассвете разведка доносила о положении дел в районе предполагаемой остановки. Делали мы их, как правило, рядом с деревнями, где находились волостные управления или полицейские отряды. Прямо с марша группы партизан на конях верхом и на санях устремлялись вперед. Примерно через полчаса бригада размещалась на отдых, а к Герману и в особый отдел к Пенкину уже вели на допрос захваченных врасплох волостного старшину и полицаев.

Числа 25 или 26 января расположились мы в глухой деревушке севернее Новосокольников. Комбриг приказал вызвать в штаб командный состав. Собралось человек двадцать. Сели мы вдоль стен на скамейки, за столом — Литвиненко с Тереховым, рядом с ними Белаш и Герман. Когда все пришли, комбриг встал и, хитровато посматривая на нас, сказал: