Лемурия (СИ) - Уваров Александр - Страница 4

На сердце стало легко.

«Нет, до такой степени я ещё не допился. Бомж тропический, вот кто это!»

Михаил часто встречал на улицах Нараки самого живописного вида бродяг, резко отличавшихся и видом и поведение от местных нищих.

Бродяги эти, эмигрантское месиво, относились к самому низшему слою беглецов-дауншифтеров, пережидавших мировую экономическую бурю в тихой тропической бухте Нараки.

Эмигранты с солидным состоянием, снимавшие особняки в престижной парковом районе Нараки и передвигавшиеся по городу исключительно на кондиционированных «лексусах» и «мерседесах», бродяг этих вовсе не замечали.

Эмигранты среднего достатка (к которым относил себя и Михаил, справедливо признавая пр и том, что изрядно потощавший его кошелёк служит пропуском разве что в самый начальный подкласс самых скромных середнячков) бродяг замечали, но сторонились, не смотря на все попытки последних наладить неформальный контакт.

«Эй, брат! Френд! Амиго! Трава нужна? Я такое место знаю! А кран нужно починить? Тут сантехника плохая… Да я в России инженером был, а не сантехником! Эй, мистер! Френд! Русская народная песня — на заказ! Без музыкального сопровождения!»

«No, thanks…»

«Павиан тебе брат!»

«Отвали! В Нахабино на таких собак спускают!»

«Коля, не подходи к нему! И не торгуйся… Что значит — дёшево? Да посмотри на него, он же грязный как дворняга!»

«Get lost!»

«Сам ты бастард! Гражданы и джентельмены, кому помочь с разгрузкой мебели?»

Живучее, неистребимое племя российских бродяг, осевших в Нараке, увеличивалось с каждым днём.

Наслушавшись рассказов о прелестях южного края, где круглый год лето (какое это чудо! как изнуряет голодного и несчастного человека суровая и затяжная российская зима!), где не надо платить за жильё («да хоть под пальмой спи — никто мешать не будет!»), где продукты дёшевы, а кокосы с ананасами — так и вовсе бесплатны, где километры бесплатных пляжей и целый океан, и тоже совершенно бесплатный — многие, многие искатели лёгкой доли, собрав на отнюдь недешёвый билет последние деньги (а не набравшие и такой суммы — на перекладных с божьей помощью), добрались до райских мест.

Вот только…

Кто-то из них, быть может, и стал счастлив. Или просто успокоился, добежав до желанного берега.

Но — не все. Не все.

«Из этих вот…» понял Михаил.

— Да нет, похоже, не фея ты, — хриплым спросонья голосом произнёс Михаил и покачал головой. — Скорее, демон утреннего бодуна. Как в нумер забрался?

И покосился на окно, едва просвечивающее белым прямоугольником сквозь плотно задёрнутые красные шторы.

— Да не! — успокоил его мужик. — Я как порядочные люди, через дверь… Ты там… на пляже, в баре… перебрал вчера.

Мужик усмехнулся и потёр ладонью сизую от щетины щёку.

— Я вот так и подумал, что потеряешь сумку. У тебя сумка была. Синяя такая, джинсовая ткань. Тут многие такие носят… Иды вот рано утром по улице, возле вот этого дома, в кустах — синеет что-то. Присмотрелся — она, сумка. Поднял, потряс — ключи в кармашке звякают. От номера, от комнаты этой. Я так и понял, что это твоя. Я же знаю, кто где живёт, кто какую комнату снимает. Я же местный!

Последнюю фразу он произнёс с явной гордостью и даже некоторым самодовольством.

— Вот и принёс. Ты, конечно, дверь не закрыл… Ну, я и подумал: дождусь, дескать, как человек проснётся…

— Понятно, — перебил его Искандеров. — Благодарствую, таинственный незнакомец. И как тебя зовут, любезный?

— Бурцин Мирон Савельевич, — тотчас представился гость и склонил голову в церемонном поклоне.

Добавил важно и с чувством собственного достоинства, но не поднимая при этом головы:

— Свободный предприниматель!

Выждав секунд пять, посмотрел испытующе исподлобья на хозяина, будто оценивая его реакцию на представление.

Реакции не было никакой.

В эти пять секунд Искандеров просто встал с кровати и набросил халат. Называть своё имя гостю и вообще как-то реагировать на его слова он явно не хотел.

— А ещё я в аэропорту местном подрабатываю, багаж подношу, — утеряв враз всякую важность, затароторил гость. — Наберут сумок и чемоданов, а до регистрации донести — никак. Так я и…

Он поспешно вскочил с кресла (можно даже сказать, что не просто вскочил, а выскочил, или вернее — вылетел из него, что для мужчины таких необъятных габаритов и рыхлого сложения было весьма непросто, а для кресла — весьма непросто было лишь протяжно заскрипеть, но всё же не развалиться от неожиданного и весьма чувствительного толчка). Схватил лежавшую на полу сумку и на вытянутых руках поднёс хозяину.

— Я ведь специально решил дождаться, пока проснётесь. А то думаю: проснётся человек, а сумки нет. И огорчиться ведь! А как же можно — человека огорчать. А под дверью оставить — так ведь ненадёжно. Украдут ведь! Здесь народишко местный…

— Нормальный здесь народ, — прервал Бурцева нахмурившийся хозяин.

Проснувшийся мочевой пузырь напомнил о наполненности своей зудом и тянущей болью в паху, потому затягивать беседу с непрошенным гостем Михаил явно не собирался.

— Сколько? — напрямую спросил он.

— Всё в сохранности… — забормотал Бурцин. — Всё как оно и…

Поморщившись страдальчески, выдохнул:

— Двести рупий. Только из уважения!..

Михаил выхватил из рук гостя сумку и бросил её на стол.

Потом поднял упавшие с вешалки брюки, встряхнул их, покопался в карманах. И вынув пару бумажек, протянул благодетелю

— Сто. И не торгуйся, Мирон, всё равно больше не дам. В иные времена я бы и больше дал, да времена те давно прошли. Так что прими, не обессудь и проваливай!

Мирон торговаться не стал. Просто взял бумажки и засунул их в карман, что на лимонных шортах его пришит был почему-то где-то уровне, что примерно соответствовал середине бедра, да при том ещё и наискосок, под углом примерно в шестьдесят градусов к поверхности земли.

Мирон погладил ласково застёжку кармана и посмотрел искоса куда-то в глубину комнаты.

«Что он там высматривает?» обеспокоенно подумал Михаил.

И увидел…

Чёрт возьми! Как же это?..

На подоконнике, рядом с креслом, свесившись наполовину, лежал кружевной, ажурный бюстгалтер. Белые кружева с едва заметной шёлковой синей ниточкой…

«Вот незадача! И этот жулик видел…»

Мирон ухмылнулся и понимающе подмигнул.

— Я сам, знаете, жизнелюб и могу понять…

— Уходи, — отрезал Михаил.

И, набросив брюки на вешалку, зашёл в ванную комнату.

«Он ещё здесь… Что, слушать будет?»

Открыл краны на полный напор и встал к унитазу.

И сквозь шум воды услышал:

— …вас, господин Искандеров, хорошо знаю. Вы же местная достопримечательность. Я ещё в России, в Рязани родной пребывая, книжки ваши в будке у станции железнодорожной покупал. Всю детективную серию прочитал. А вот любовные романы не осилил. Чувств много, действий мало — не по мне это всё.

— Да уйди же, Мирон! — крикнул Искандеров и нажал на смыв.

«А что же это я с ним на ты?» по вечной, рефлексивной интеллигентской привычке начал отчитывать себя Искандеров. «Только потому с ним на ты, что он беднее меня? Или потому, что он непрошенным явился? Или я опрощаться начал… А, может, того хуже — упрощаться? Ни к чему простота такая, ни к чему. Она и впрямь хуже воровства».

— Пойду, пойду, — согласился Мирон. — Понимаю! Большого человека, мыслителя, так сказать, ерундой беспокоить нельзя. Одно только, напоследок, сказать хочу. Я тут в сумке… случайно, конечно, совершенно случайно… В общем, фотографию увидел. Женщина на этой фотографии… Сначала подумал было, что незнакомая. А потом показалось, что очень даже знакомая. Присмотрелся — и точно! Знакомая женщина. Важная дама, можно сказать, бомонд местный. Только странная она у вас какая-то там, на снимке. Волосы будто выбелены… и вообще, лучше снимок-то этот спрятать от греха подальше. И не терять его. Не все таки благородные как я…. Разные люди тут встречаются, а дама эта замужняя, как я точно знаю.