Время Вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада" - Страница 201

— Все будет хорошо, Абигайл, теперь тебе нечего бояться, — тихо сказала она, глядя в черные глаза Фарэссэ, уже какие-то далекие, пустые, неземные. — Сейчас все пройдет, — пообещала нордэна и резко развернула ее голову за подбородок. Ломаемые позвонки, казалось, хрустнули на весь дом, на всю улицу, отчетливо и громко, словно выстрел. А потом наступила оглушающая тишина, ровная и бесконечная.

Дэмонра все еще держала голову Фарэссэ в руках, пытаясь понять, что же, собственно, только что произошло. Она не хотела и не собиралась делать того, что сделала. Если бы у нее кто-нибудь однажды спросил, смогла бы она хладнокровно убить безоружную женщину, нуждающуюся в помощи, нордэна бы ответила «нет», и это было бы чистой правдой. Но ведь убила.

Ей почудилось какое-то движение наверху лестницы, однако, когда она подняла глаза, коридор оказался совершенно пуст. Нордэна несколько раз моргнула и, убедившись, что ей показалось, вышла из оцепенения и опустила голову Фарэссэ. Та легла на пол с глухим стуком. «Дверью в рай ошибаются один раз в жизни», — как-то так в давние годы невесело шутила Рагнгерд, полируя шашку. Дэмонра сама не поняла, почему вспомнила эти слова при таких странных обстоятельствах. Впрочем, если мама говорила правду, то делать было уже нечего, разве только попытаться прикрыть Наклза и себя. Дэмонра быстро добежала до входной двери, заперла ее на ключ и вернулась к телу. Потом, сцепив зубы, поволокла то, что минуту назад было Абигайл Фарэссэ в погреб. Чтобы сбегать за Гребером и вернуться, требовалось не меньше получаса. За полчаса Наклз мог проснуться и наделать глупостей — позвать полицию, например.

Крови под лестницей осталось совсем мало. Только Дэмонра никак не могла взять в толк, каким образом можно получить так много переломов, отсчитав всего какие-то двадцать ступенек. Думать об этом было гораздо более безопасно, чем пытаться понять, что толкнуло ее на совершенно не свойственный ей поступок. Если бы кто-то описал Дэмонре ситуацию в теории, она, конечно, сказала бы, что надо звать врачей, а потом давать взятку следователю, если что-то пойдет не так. Так или иначе, ситуация вот уже минуту как сделалась абсолютно непоправимой. Плохим или хорошим человеком была Фарэссэ, любила она Наклза или просто пыталась за его счет выбиться в общество — все это умерло вместе с ней и не имело ровно никакого значения. Дэмонра кое-как дотащила вдруг ставшее тяжелым тело до дверей погреба, положила на верхних ступеньках, закрыла дверь, с минуту зачем-то просто стояла на пороге, глядя на дверную ручку и прислушиваясь, не донесется ли с той стороны тихого поскрипывания, как десять минут назад под лестницей, а потом примирилась с простым фактом, что Фарэссэ окончательно и безнадежно мертва.

Абигайл не стала первым человеком, которого Дэмонра лишила жизни, не стала даже десятым, но это, определенно, было первое убийство на ее совести. Враги ее родины, которые умирали на войне, или ее личные враги, застреленные на дуэлях — а таких за всю жизнь нордэны набралось только двое — могли защищаться или бежать и, в конце концов, могли убить ее, все было справедливо. То, что произошло под лестницей, справедливым не было. За это она могла попасть если не в ледяной ад, то в местечко ненамного более теплое и уютное. Все эти мысли ворочались в голове Дэмонры довольно лениво, как нечто мало к ней относящееся, пока она переулками бежала к своему дому, жадно глотая прохладный ночной воздух. Гребер, разумеется, оказался пьян. Нордэна несколько раз обложила его на очень армейском языке, окатила набранной из-под крана водой, пнула сапогом по ребрам, и только после этого денщик изволили понять, что происходит нечто серьезное. Они домчались обратно, тело Фарэссэ — в полном соответствии с теми немногими криминальными романами, которые Дэмонра прочитала еще в гимназии — завернули в ковер, и вынесли в сад на заднем дворе.

Самым безопасным казалось закопать Абигайл прямо там, благо, старые деревья мешали обзору, да и вообще место выглядело совершенно глухим, несмотря на близость к набережной, но нордэне вовсе не хотелось, чтобы Наклз однажды встретил призрака в пяти шагах от собственного дома. Насколько она знала, такое могло случиться. После этой ночи ей вообще представлялось возможным абсолютно все. Оптимальным нордэне представлялся вариант с канализацией, но что-то ей мешало просто швырнуть тело в мутную воду, поэтому она почти обрадовалась, когда Гребер тихо сказал: «Похоронить по-человечески надо, барышня». «Хорони», — пробормотала она.

К счастью, дальнейшие заботы об Абигайл на себя взял Гребер, а Дэмонре оставалось только вернуться в дом, замыть кровь, которой пролилось совсем мало, и подумать, что делать с царапинами. Фарэссэ в агонии буквально исполосовала нижнюю ступеньку, и глубокие борозды спрятать за слоем лака не получилось бы. А время шло. И тут Дэмонра, безнадежно осматривающая гостиную в поисках хоть какого-то решения — нордэна уже совершенно серьезно подумывала о поджоге — заметила одну небольшую странность. Шагах в полутора от места, где умерла Абигайл, лежали осколки. Раньше Дэмонра не обратила на них внимания — имелись проблемы посерьезнее. Теперь она присела и принюхалась. Судя по цвету и отсутствию запаха, раньше это была самая обыкновенная вода в самом обыкновенном стакане. Стакан, скорее всего, выпал у Абигайл из рук, когда она потеряла равновесие на лестнице.

Дэмонра сопоставила множество лекарств, в беспорядке валявшихся вокруг кресла Наклза — а маг всегда был предельно, как-то нечеловечески, на взгляд нордэны, аккуратен — и стакан воды. Большую часть употребляемых магами микстур следовало запивать большим количеством жидкости, а Абигайл, судя по всему, тащила наверх целый стакан. Возможно, она хотела дать Наклзу лекарство. Возможно, все происходило совершенно не так. Так или иначе, по каким-то причинам она упала с лестницы, сломав позвоночник, и умерла бы, даже если бы Дэмонра никогда сюда не пришла.

«Но это не является достаточным поводом ломать ей шею». От этой мысли делалось скорее тошно, чем страшно. Происходящее напоминало очень дурной сон за секунду до пробуждения.

Нордэна снова поднялась в спальню к Наклзу, на этот раз крадучись, как воровка, собрала с пола все склянки и аккуратно поставила их на прикроватную тумбочку. И тут удача, казалось, улыбнулась ей: на той же самой тумбочке лежала короткая записка. Наклз написать ее не мог, Наклз вообще почти никогда и никому не писал больше трех-четырех слов, а текста в записке набралось на несколько строк.

«То, что у нас было, навсегда останется со мной. Даже если потом ты не будешь любимым, знай, я тебя любила. Я сегодня вечерним поездом уезжаю в Рэду и забираю с собой наши лучшие дни. Никогда не ищи меня и не забывай меня. А.»

Дэмонра с отвращением разглядывала смоченную то ли водой, то ли слезами записку, словно взятую из дурного бульварного романа. «Люблю тебя», «наши лучшие дни», «никогда не ищи меня»… Дэмонра с трудом могла вообразить, что бы она сказала на месте Абигайл, но она точно знала, что уж этого бы не сказала ни при каких обстоятельствах.

«Уезжаю вечерним поездом» — эти слова мелькнули в сознании нордэны как молния и словно озарили всю картину. Фарэссэ должна была уехать сегодня с мужем, у нее, наверняка, имелся билет. Если прислать господину Фарэссэ полсотни калладских марок — даже сотню, для верности — он не станет искать неверную супругу. Калладские знакомые Абигайл будут думать, что она заперта в Рэде, в каком-нибудь провинциальном городке, на коротком поводке, а муж будет думать, что его неверная жена осталась в столице кесари с любовником. Задачка решалась просто.

«Он никогда не видел почерка Наклза. Я напишу ему от его имени, вышлю денег — много денег, чтоб оскорбленная гордость не взыграла — и все будет забыто. Гребер ее закопает. Я закрою царапины ковром…»

Наклз в кресле тихо застонал. Дэмонра тут же выпустила записку и обернулась к нему.

Маги, только что вышедшие из Мглы, всегда выглядели плохо. Наклз походил на человека, которого кто-то шутки ради окунул лицом в муку, такой он был бледный. Его глаза беспомощно шарили по стенам и потолку. Красный клубок упал на пол и покатился к порогу. Дэмонра подхватила его и положила на кровать, потом взяла мага за руку. И только тогда увидела глубокие царапины на тыльной стороне ладони. Фарэссэ раскрасила ее не хуже кошки, когда она выворачивала руку.