Время Вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада" - Страница 142

— Он говорил, что ваш отец — герой, боровшийся за незави…

— Он знал о нашем отце не больше, чем я. А я знал только то, что аист улетел и, к тому же, был повенчан с другой аистихой. Еще у меня было две младшие сестры. Уже от другого аиста, который, впрочем, тоже улетел.

При упоминании «аистов» тон мага стал более резким. Магрит поспешила перевести разговор на его сестер.

— Кассиан говорил, обе его сестры погибли, когда калладцы били эйнальдцев. Это правда?

— Что калладцы били эйнальдцев? Еще какая правда. Я бы даже сказал, глубокая истина. Во всяком случае, королевская армия драпала очень быстро, теряя по пути целые взводы, пушки и обозы с девками.

— Я про сестер.

Наклз дернул щекой.

— Ему приятнее так думать и это полезнее для его будущего революционного «жития», которое ему непременно напишут коллеги, когда он поймает свою пулю. Правда состоит в том, что одна из них ушла за калладским обозом со вполне определенными обязанностями, а вторую мать пристроила в госпиталь святой Жюстины. Это дом скорби. В просторечии более известный как сумасшедший дом. О местонахождении Аделины остается только догадываться, а вот Ильза либо в госпитале, либо километром севернее. Весьма живописное кладбище, я там в детстве частенько бродил.

— Что, там так красиво было? — невольно удивилась Магрит. Ей кладбища всегда представлялось довольно страшными местами, мало подходящими для прогулок. Она, даже будучи взрослой девицей лет девятнадцати, в одиночку туда ходить побаивалась.

— Скорее там всегда было с кем поболтать, — фыркнул Наклз с очень неприятной усмешкой. — Допрос окончен, госпожа дознаватель?

Магрит прекрасно поняла, что самое время трубить отступление и сворачивать деятельность.

— На Последнем суде, Наклз, тебе очень понадобится адвокат, — тяжело вздохнула рэдка. Перед ней снова появился очень умный и образованный ослик Еше, не желавший пить горькую микстуру. — В твоих словах о семье нет любви.

Маг, до этого размешивающей в чашке сахар, отложил ложечку, скрестил руки на груди и спокойно сообщил:

— Нам там всем понадобятся адвокаты, но мне совершенно нечем им платить. К тому же, приговор все равно будет нелегитимным.

— А если по-простому, для меня?

— Тогда, определенно, в моих словах о семье нет любви.

— Почему?

— А что еще тебе сказал Кассиан?

— Он никогда о тебе не упоминал, говорю же. Однажды, когда сильно болел и бредил, бормотал что-то о мальчике, которого силком увезли в какой-то интернат учиться. Будто бы его племянника.

При слове «интернат» Наклз дернулся, словно ему за шиворот швырнули живую лягушку. Но не сощурился, не зашипел, а только как-то вдруг разом выцвел, будто ненависть легла на него как пыль. Магрит испугалась.

— Интернат? Какое забавное словцо для обозначения тренировочного лагеря. Тогда одна его сестра сейчас в балете, а вторая, вероятно, в пансионате. Меня умиляет изобретательность, с которой люди сочиняют себе оправдания. И еще больше умиляет упорство, с которым они в эти оправдания потом верят. Впрочем, Магрит, я драматизирую ситуацию и, конечно, все они святые. И Кассиан, и аист, и особенно мать. Как-никак, они все приносили великую жертву, провожая меня в дорогу. Девочки, помнится, даже слезу пустили, а с матери любой мазила мог смело рисовать скорбящую святую, такое горькое мужество перед судьбой она воплощала. Правда, бутерброды мне в дорожный мешок сунула не святая, а ее беспутная соседка, но это мелочи.

— Наклз, извини. Мне тебя… мне очень жаль, что я спросила.

— Чушь. Если бы тебе было меня жаль, ты бы перестала задавать вопросы еще с четверть часа назад. А теперь ты извини меня, я устал и хочу спать.

Наклз пошел к себе. Магрит еще с полминуты тупо смотрела на оставшуюся на столе чашку мага, которую он даже не пригубил, и думала. Красивый и уютный мир, где по одну сторону стояли благородные герои, а по другую — отвратительные негодяи и поработители, дал глубокую трещину. Кассиан ей, конечно, врать не мог. Он вообще не принадлежал к числу тех, кто станет врать единомышленникам. Никогда не врал про количество патронов и сочувствующих, не врал и про их наиболее вероятные перспективы. Такой человек и про семью свою бы врать не стал. Но и Наклз не врал — вероятно, он сказал ей чистую правду в первый и последний раз в жизни, а завтра попросит упаковать вещи и отправиться то ли в Рэду, то ли в какой-нибудь пансион как можно дальше отсюда. Оба рассказывали правду, и правда не совпадала. У Магрит затрещала голова.

«Если оба говорят правду, и при этом рассказывают разные вещи, не обязательно, что кто-то врет. Просто в мире что-то не так. Что-то очень сильно прогнило».

Магрит посмотрела на часы. Те показывали без четверти двенадцать. Она поняла, что мириться с вечера бесполезно и лучше подождать, пока все выспятся и успокоятся. На этой простой мысли она полила мухоловку — Гнида всегда принципиально стояла на стороне Наклза, так что попыталась цапнуть Магрит за палец в процессе — взяла бутылку молока из подпола и по привычке пошла на кухню, где стояло блюдце Матильды. Блюдца там, увы, больше не было. Рэдка грустно посмотрела на опустевший угол, вспоминая, как пришлось отдать Греберу яростно шипящую кошку. За последние две-три недели мирная, ленивая и толстая Матильда превратилась в истинную бесовку. Она по-собачьи рычала на дверные проемы, лестницу и пустые углы, несколько раз атаковала Магрит, но хуже всех доставалось Наклзу. Буквально три дня назад Матильда как-то пробралась в его спальню, хотя рэдка делала все возможное, чтобы не пускать усатую злюку наверх, и предательски напала на мага со шкафа. Это закончилось не слишком хорошо для обеих сторон конфликта. В результате Наклз чуть не лишился глаз и обзавелся очень экзотического вида царапинами на щеке и шее, а Матильда, выбив стекло, улетела в окно. Маг свое слово сдержал и миндальничать с кошкой больше не стал.

Магрит было до слез жалко расставаться с трехцветной красавицей, прожившей с ними почти месяц, но выбирать не приходилось. Матильду отмыли от уличной грязи, накормили до отвала, усадили в корзинку с крышкой, одолженную у Кейси, и с длинными наставлениями передали Греберу. Гребер изо всех сил делал вид, будто очень жалеет, что Матильда не прижилась, но под его усами расползалась довольная улыбка. Видимо, ему с кошкой сделалось бы веселее, чем без нее.

Магрит вернулась в подпол, поставила молоко на полку, вынесла остатки ужина бездомным собакам, проверила, заперта ли входная дверь, и стала тушить свет на первом этаже. Дом быстро погрузился в сумрак. Магрит оставила гореть только рожок в прихожей да еще один в коридоре второго этажа, чтобы ни на что не наткнуться по дороге в спальню. Едва она коснулась головой подушки, как заснула — точно провалилась.

Магрит разбудило шуршание, идущее откуда-то снизу. Звук не был громким, но в ночной тишине раздавался необыкновенно отчетливо. Рэдка не испытала ни малейшего беспокойства: в конце концов, она выросла во флигеле господского дома, а там рассохшиеся полы еще не такие чудеса выделывали, когда по ним ходили ночью. Особняк на набережной, при всем его шикарном внешнем виде, тоже построили не вчера, и он вполне мог поскрипывать, шуршать, покряхтывать и любым другим образом жаловаться на жильцов и годы. «Наклз по ночам шастает», — решила она, переворачиваясь на другой бок и укутываясь в одеяло. «И чего ему не спится? Вот уж кто точно в привидения не верит и совестью не мучается…»

Магрит вертелась в постели еще с полчаса. Звук внизу и не думал смолкать. Это оказалось даже не шуршание, а тихий, монотонный скрежет. Вряд ли маг стал бы ночью бродить по первому этажу безо всякого смысла так долго. Оставалось предположить, что после ухода Матильды в доме завелась мышь или, хуже того, крыса, и шуршит в чуланчике под лестницей. Магрит туда никогда не заходила, но почему-то думала, что там должна быть каморка. Девушка встала, набросила халат и вышла в тускло освещенный коридор. Она слабо представляла, как помешает мыши скрестись. Не выкидывать же живность на улицу, на радость тощим после зимы дворовым кошкам.