По ту сторону жизни - Лесина Екатерина - Страница 43

Диттер… Нить его жизни истончилась. И душа все еще держится за тело, но это ненадолго. Еще пару недель, и он обретет покой, так не лучше ли будет избавить его от мучений прямо сейчас? Он и не поймет, что случилось. Это… как свечу задуть. Нет.

— Фройляйн, — тихий голос Монка потревожил плотный покров тьмы. — Мне кажется, герр Вильгельм все понял верно…

Сомневаюсь. Но тьма искушает. А потому… отозвать ее куда сложнее. Она не хочет уходить, она цепляется за столовую, оставляя ошметки теней. Она дрожит и пытается остаться, липнет к рукам, обвивает ноги. И я позволяю ей задержаться. Ненадолго.

— Благодарю, — Монк поклонился.

А Вильгельм раздраженно щелкнул пальцами. И снова. И…

— Что за…

— Тебя не учили, что в чужой дом со своими порядками соваться не стоит. — Диттер доел пирог. Выглядел он спокойным и даже каким-то умиротворенным. — Особенно если в доме этом тебя не стерли лишь благодаря Договору…

— Как был книжным червем, так и остался…

Но попытки создать свет Вильгельм бросил. Руки вытер и уставился на меня мрачно.

— Лет двести назад я бы тебя на костер отправил…

— А я бы тебя на алтарь.

— Поэтому, — вмешался Диттер, вытирая пальцы салфеткой, — предлагаю жить в мире и согласии. — Правда, наверное, сам понял, насколько нелепой кажется эта просьба и добавил: — Насколько получится…

Судя по тому, каким взглядом меня наградили, получится не слишком хорошо. Меж тем подали кофе, а к нему десерты и длинный нос Вильгельма дернулся, на лице же появилось мечтательное выражение.

Малиновые пирожные в обсыпке из белого шоколада. Сабайон со свежайшими сливками. И полупрозрачный мусс из березового сока с капельками ежевичного соуса… Да, десерты, у нее всегда удавались отменнейшие. А вот это что-то новенькое, хрупкие песочные корзиночки, над которыми поднималась бледно-лиловая лаковая масса, украшенная листиком мяты.

Вкус отличный…

А у инквизитора просто потрясающий аппетит. Он, нимало не стесняясь, будто забыв напрочь о недавнем неприятном происшествии, подвинул блюдо к себе и теперь брал пирожное за пирожным, отправлял их в рот, счастливо жмурился, глотал и тянулся за следующим.

Очаровательно. Этак я его не прокормлю.

Ночь прошла на удивление спокойно.

А утром в доме появились гости. Как-то… слишком уж оживленно здесь становится, что мне несколько не по вкусу…

Нет, сначала Гюнтер забрал Рашью и девочек, которых разместил где-то там, подальше от меня, что было весьма любезно с его стороны. Кажется, с ними еще приехала крупная пышная женщина, то ли нянька, то ли гувернантка, то ли будущая домоправительница, но мне она на глаза тоже не попадалась, а сама я знакомства с прислугой не искала.

Меня интересовали несколько иные… вопросы. Шесть имен — свое я, подумав, тоже дописала. Пять визитов.

И вопрос: стоит ли рассказывать о маленьком моем списке, аки и подозрениях, инквизиции? Разум говорил, что надо бы, как бы ни был мне неприятен серый, но в данном деле он скорее союзник, чем помеха. Впрочем, разговор я решила отложить до утра: инквизиторы закрылись в курительной комнате, где и вправду слегка дымили, потребляли виски к вящему неудовольствию Гюнтера, который величием нового гостя не проникся, и беседовали о делах.

У них свои. У меня…

Подшивка газет имелась и в нашей библиотеке. Не то чтобы я читала, но Гюнтер выписывал, а из-за таких пустяков ссориться с собственным дворецким крайне неразумно. Раз ему нравится читать местные сплетни, а после в приступе хозяйственности возиться с подшивками, то пускай…

Я взяла за последние три года.

Если Соню пригласили два года тому назад, то… Орден уже существовал, но вряд ли долго, поскольку все тайное становится явным, тем более когда речь идет о массовых убийствах.

И что меня интересует? Пожалуй, все.

Газеты я перелистывала, пробегаясь взглядом по старым новостям… открытие нового магазина… вечер цветов… званое чаепитие… благотворительность… обеспокоенная общественность не знает, чего ждать от нового сезона… продажа недвижимости…

Это, к слову, интересно.

Некрологи. Объявления о помолвках… свадебные заказные статьи, читать которые скучно до того, что челюсти сводит. Короткие заметки о событиях… пропавшая собака… фрау ищет компаньонку… фройляйн из хорошей семьи будет счастлива составить компанию…

Объявления о знакомстве… и вот где среди этого хлама отыскать хоть что-то полезное? Сообщение о скорой болезни… отъезде… жизнь города, разложенная по колонкам. Скучно.

И местами любопытно.

Аукцион… номера патентов, которые, согласно указу Миргольда Седьмого подлежат публикации… Что еще? Списки объектов, выставленных на торги… кое-что из этого я приобрела, а вот кто купил остальное? Что-то подсказывало, что происшествие в доме не заставит наших друзей попритихнуть… разве боги могут ждать? Нет… значит, им нужно будет другое место.

Уединенное. Тихое. И… недорогое. Двадцать тысяч марок, конечно, сумма приличная, но не настолько, чтобы разбрасываться домами… конечно, надо будет выяснить, кому по реестру принадлежал дом, хотя подозреваю, что числился он за каким-нибудь бедным и не слишком умным стариком, которому было заплачено за малую сию услугу.

Думай… Я и думала. И кое-что записывала. И…

Рассвет наступил неожиданно. Солнце заглянуло в окна. И я поморщилась — газет оставалось примерно половина, но поскольку начинала я с самых свежих, то дела дней далеких могли и подождать. Мне же требовались кофе и несколько минут тишины.

Кофе мне подали. И булочки с корицей. И тишина меня радовала, правда, недолго. Разрушил ее громкий, я бы даже сказала, весьма наглый стук дверного молотка. А потом появились гости.

Первым вошел герр Герман, по утреннему времени выглядевший довольно-таки бодрым. На форменном мундире его, пусть и цвета скучнейшего, болотного, но шитом из отличнейшей шерсти — сомневаюсь, что городская казна на сие богатство расщедрилась — блестели капли воды. Волосы герр Герман зачесал на пробор. Бороденку умаслил.

А на грудь повесил целых три ордена.

За ним следовал верный секретарь, человек скучный, безликий, но весьма сведущий в делах жандармерии, а потому, полагаю, получавший не одно лишь жалованье. За жалованье золотой брегет не справишь.

За секретарем шел господин, которого я, признаюсь, не сразу узнала, уж больно изменил его темный деловой костюм. Господин был высок. Смуглокож. Гладко выбрит. И весьма хорош собой, во всяком случае, мне подлецы всегда были чем-то симпатичны, полагаю, издержки происхождения… Костюм, пусть и купленный в лавке готовой одежды, сидел неплохо. И темная ткань подчеркивала белизну повязки, перекинутой через шею. Правую руку господина сковывал лубок.

За ним следовал человечек столь характерной наружности, что стало очевидно: меня хотят ограбить. Нет… не с пистолетом… пистолетов нынешнее мое состояние позволяло не опасаться, а вот ограбление именем закона — дело такое… иное.

— Доброго утра, — поклонился герр Герман, не по-доброму зыркнув исподлобья.

Донесли о гостях?

В этом я не сомневалась, хотелось бы еще понять, только ли о них он знает.

— Доброго, — я позволила себе широко зевнуть, и смуглокожий гость мой дернулся. А его сопровождающий и вовсе застыл, явственно побледнев. — И не скажу, что рада вновь видеть вас… в последнее время вы что-то зачастили. Чаю?

— Боюсь… я по служебной надобности.

Герр Герман осматривался.

Искал признаки чужого? Чужое, полагаю, спало, ибо шел лишь седьмой час, и полагаю, столь ранний визит является частью некоего недоступного моему пониманию, но крайне хитроумного плана…

— Господин Питхари утверждает, что не так давно вы напали на него, причинив тяжкие повреждения…

Господин потупился. И слегка порозовел.

— …а еще силой увезли его законную жену и детей.

В этот момент я простила многоуважаемому мейстеру Виннерхорфу и отъезд его, и собственную почечную колику. Вряд ли его свидетельство, даже заверенное должным образом, впечатлит герра Германа, но в суде, коль дойдет до него дело, оно свое сыграет.