Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса - Дозуа Гарднер - Страница 49

– К утру будет как огурчик.

– Но вы ведь не ложитесь к нему туда?

– Я его жена.

– Но… Господи, Дотти! Вы сама любовь.

Теперь или никогда! Он шагнул к ней.

– Не можете же вы растрачивать свою жизнь на это… Вы ведь могли бы…

На миг показалось, что его откровенный шаг действительно сработает. Она не отшатнулась от него, и взгляд ее золотистых глаз был далеко не враждебным. А в следующий миг, когда он протянул руку к ее щеке, она коротко вскрикнула и вся сжалась, отскочив от него на другую сторону длинноворсного ковра и потирая то место, которого едва коснулись его пальцы. Как будто ее ужалила пчела.

– Прости, Дотти. Я не хотел…

– Нет-нет. Дело не в тебе, Фрэнк. Дело во мне. Ты нравишься мне. Я тебя хочу. Ты даже не просто нравишься, а гораздо больше. Только… Ты слышал когда-нибудь об импринтинге?

– Ну, все мы…

– Я имею в виду буквальное значение. Импринтинг – это то, что происходит в мозгу цыпленка, когда, вылупившись из яйца, он впервые видит мать. Это инстинкт, врожденное свойство, о котором известно не одно столетие. Оно в той или иной степени проявляется даже у более развитых животных. Благодаря ему можно заставить утенка следовать за первым объектом, который он увидит в своей жизни, даже за парой галош.

Фрэнк кивнул. Он, кажется, знал, о чем она говорит, хотя понятия не имел, к чему все это сейчас.

– У нас, у людей, имеется тот же самый инстинкт, хотя и не такой сильный, и с нами не все так просто. Во всяком случае, если ничего не делать специально.

– О чем ты говоришь? Люди могут запечатлевать свой образ в мозгу других людей, привязывая их к себе? Но это же незаконно.

– Что значит законность в наши дни? В мире всегда найдутся места, где можно делать все, что тебе заблагорассудится, а Уоррен, когда мы с ним познакомились, уже знал, что умирает. Он был такой очаровательный. И он был невероятно богатый. Он сказал, что может обеспечить мне жизнь, какой сама я никогда не добьюсь, сколько бы ни прожила и как много бы ни работала. И он был прав. Все это… – Она обвела рукой люкс. – Это пустяки. Фрэнк. Это обыденность. Этот лайнер – тюрьма с тематическими ресторанами и виртуальным полем для гольфа. Я поняла, что Уоррен – мой шанс спастись от подобных мест. Тогда это казалось не так уж трудно.

– Ты хочешь сказать, что позволила ему провести над собой импринтинг?

Она кивнула. Вот теперь в ее глазах действительно блестели слезы.

– Он заказал небольшое устройство. Можно сказать, свадебный подарок. Оно было похоже на какое-то серебристое насекомое. И даже довольно красивое. Он посадил его мне на шею, и оно заползло… – она коснулась уха, – прямо туда. Было немного больно, но совсем немного. Он велел мне смотреть на него, пока оно заползало все глубже, отыскивая нужный участок мозга. – Она пожала плечами. – Все было так просто.

– Боже мой! Дотти!

Он снова шагнул к ней, на этот раз поддавшись порыву. И снова она отшатнулась.

– Нет. Не могу! – Она зарыдала. – Неужели ты не понимаешь? В этом и заключается суть импринтинга. – Пятно на блузке вздымалось и опускалось. – Как бы я хотела избавиться от этой штуковины и быть с тобой, Фрэнк. Но я в ловушке. А тогда это казалось невысокой ценой. Да, правда, я побывала в невероятных местах, испытала самые поразительные ощущения. Но жить на круизном лайнере, смотреть на развалины древнего мира, потому что нам невыносимо видеть, во что мы превратили наш собственный… Это бессмысленно. Существует и другая жизнь, Фрэнк, в высоких горах, под небесами, глубоко в океане. Во всяком случае, для тех немногих, кто может ее себе позволить. А Уоррен мог. Мы могли. Это похоже на какое-то проклятие из сказки. Я как тот царь, который хотел, чтобы весь мир был из золота, а потом оказалось, что, делая мир золотым, он убивает все вокруг. Как бы я хотела быть с тобой, Фрэнк, но только Уоррен будет возрождаться снова и снова, а я не могу отдаться другому, не могу даже позволить ему коснуться моей щеки. Как бы я хотела найти какой-нибудь выход. Как бы я хотела вернуть все обратно, но я связана навеки. – Она протянула к нему руку. Даже в слезах она была невероятно прелестна. А в следующий миг все ее тело оцепенело. Как будто между ними выросла стеклянная стена. – Иногда я жалею, что мы не умерли.

– Дотти, ты не должна так говорить. То, что есть у нас с тобой… то, что могло бы быть. Мы ведь только что…

– Нет, я не желаю смерти тебе, Фрэнк. Или даже себе. Я говорю об устройстве мира… – Она подняла на него золотистые глаза и медленно моргнула. – И об Уоррене.

Море становилось все более бурным, и «Блистательный бродяга» боролся с высокими осенними волнами. Фрэнк читал лекции о греческой концепции переселения душ, о том, что мертвым предстояло оказаться в одном из трех царств. Элизиум для благословенных. Тартар для проклятых. Луга асфоделей – земля скуки и забвения – для всех остальных. Чтобы попасть в одно из трех царств, сначала требовалось пересечь реку Стикс и заплатить перевозчику Харону мелкую золотую монетку, обол, которую охваченные горем родственники умершего клали тому на язык. Чтобы получить желаемое, заключал он, глядя на маски из папье-маше, в какие обратились лица некогда живых людей, сидевших перед ним в лекционном зале «Старбакса», будь готов заплатить.

Яд? Идея была не лишена привлекательности – на борту полно токсичных веществ, которые Фрэнк, наверное, мог бы раздобыть, только они с Дотти ничего не смыслили в биохимии, и не было никакой гарантии, что Уоррена потом не воскресят заново. Значит, трагическое падение, ведь шторма-то какие! Куда проще – вывести из строя электромагнит на одной из больших дверей в переборке, когда он будет ковылять мимо… Вот только очень сложно точно рассчитать время, и остается пусть призрачная, но способная расстроить все вероятность, что Уоррена все-таки как-нибудь откачают. И с чем они тогда останутся?

Возможности, которые они с Дотти перебирали, встречаясь в следующие дни на забрызганной пеной палубе, казались бесконечными. И сомнительными. Даже если одна из них воплотится безупречно, останется еще одна проблема. Сойти с корабля вместе они могли бы, когда «Блистательный бродяга» бросит якорь у берегов бывшей Святой земли, где для желающих была запланирована экскурсия в противорадиационных комбинезонах, но ведь Дотти придется изображать убитую горем вдову, и, если Фрэнк покинет свой пост, а потом его заметят вместе с ней, возникнут подозрения. И даже если они сумеют оправдаться, все равно остается риск, что уголовное дело будет возбуждено или они станут жертвами шантажа. Однако Дотти приводила Фрэнка в восхищение не только своей красотой, но и живостью ума.

– А что, если мы инсценируем твою смерть, Фрэнк? – кричала она шепотом, пока они цеплялись за леерное ограждение. – Ты бы мог…. Ну, я не знаю… Мог бы разыграть самоубийство. А потом… – она смотрела на буйные волны своими мудрыми золотистыми глазами, – мы избавились бы от Уоррена под видом тебя.

План был безупречный и красивый, как она сама, и Фрэнку хотелось ее поцеловать, обнять и сделать все остальное, что они успели друг другу наобещать, и сделать прямо здесь и сейчас, на скользкой палубе. Не так уж трудно на несколько месяцев прикинуться Уорреном, спрятаться под его париком, за его солнцезащитными очками и всем его гримом. Потом пройдет время, и муж Дотти начнет выглядеть все лучше и лучше. В конце концов, технологии постоянно совершенствуются. Можно просто сказать, что он снова умер, и его воскресили по новой методике. От них потребуется всего лишь немного терпения – небольшая цена, если представить, какая награда их ожидает: Дотти освободится от своего проклятия, и они с Фрэнком будут богаты.

Самым очевидным исходом представлялась гибель в волнах. Они уже несколько раз прокручивали эту идею, и вот теперь она показалась идеальной. Перекинуть Уоррена за борт, и он камнем пойдет на дно, ведь все его протезы – из металла. А если сделать это на корме – сбросить его в бурлящий, фосфоресцирующий кильватерный след от восемнадцати азимутных винтов «Блистательного бродяги», – его порвет на корм акулам. Не останется даже тела, которое можно найти. Конечно, завоют сирены, одна из камер на корпусе судна, вероятно, зафиксирует падение, однако даже самые сложные технологии не помогут установить, что именно произошло в восьмибалльный шторм. Особенно если это случится в темноте и на Уоррене будут форменный блейзер в сиреневую полоску и радиомаячок, который обязаны носить все члены экипажа.