Время. Ветер. Вода (СИ) - "Ида" - Страница 46

— А ты чего, как дура стоишь? Тебе самой нормально?

Вика, потрясенно хлопая ресницами, с полным непониманием уставилась на него. Я тоже опешила.

Окружающие покосились на нас, но быстро потеряли интерес.

— Ты чего? — поправляя волосы, проговорила Вика на выдохе. — Ты меня к Вите ревнуешь?

Выражение, которое у него в этот миг сделалось, было оскорбительнее слов:

— Размечталась.

Он ещё раз смерил её презрительным взглядом и, разве что не плюнув, исчез среди танцующих.

И тогда я заметила Макса, он стоял совсем близко от нас посреди ритмично колышущейся массы, засунув руки в карманы, и просто смотрел. На его лице не отражалось никаких эмоций. А после того, как Вика, не приняв моих утешений, истерично вырвалась и, расталкивая людей, бросилась к лестнице, пошел за ней.

Артём сидел на широком разбитом подоконнике самого дальнего окна и курил. Одну ногу он подтянул к себе и облокотился на колено, другая стояла на полу.

Мне потребовалась пара минут, чтобы решиться подойти. Во всей его позе: в напряженных ссутуленных плечах, склоненной голове, чёлке, свесившейся на пол-лица, в нервно сжимающих сигарету пальцах читалось мучительное смятение. Будто некая неведомая, демоническая сила заставила его сделать это. И теперь, выполнив уговор, он был морально сломлен и опустошен.

Я остановилась с краю, в тени, чтобы не очень прямо и не сильно близко, чтобы ненароком не попасть в ту самую зону, откуда кролик уже не способен спастись от удава.

— Ты напился?

— Возможно.

— Поэтому повел себя так отвратительно?

— Я всегда себя т-так веду.

— Не нужно было унижать Вику.

— Я подобрал самый б-безобидный эпитет. Весь вечер она старалась оп-правдать его и, наконец, заслужила.

И хотя лицо его по-прежнему украшала маска холодного, пренебрежительного высокомерия, заикание то и дело проскакивало. Он был расстроен. Это слышалось в голосе, но не в словах.

— Почему ты так разозлился? Что такого ужасного произошло?

— Ужасного? Ничего, — он развернулся ко мне, и та зона от которой я пыталась спастись, обступила со всех сторон. — П-пока. Пока не произошло. Просто представь себе человека, который идет по шоссе с завязанными глазами. Ты бы смогла равнодушно с-смотреть на это?

Он уперся в меня тёмным взглядом. Очень серьёзным, внимательным и ожидающим.

— Когда-то давно я тоже был таким же наивным простаком. Таким идиотом был, с-страшно вспомнить. Как подумаю, аж слёзы наворачиваются. И тебя поэтому жалко.

— Не нужно меня жалеть. Я справляюсь.

— Нет, не справляешься. Я же вижу. Послушай, — он сполз на край подоконника. — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что, поддавшись её влиянию, повторяя за ней, ты сможешь стать такой же и произвести на него впечатление. Что он откликнется и оценит. Но он тебя не оценит. Его тёмная сторона всегда будет тянуться к темному. А светлая уже давно занята и покоится на кладбище, больше там ни для кого места нет.

— Артём… — начала я, но он оборвал.

— Я ещё не всё сказал, — его внутренний нерв снова натянулся, глаза заблестели. — Ты опять себе всё п-придумала. Как обычно. Как всегда. На самом деле этого нет.

— Чего нет?

— Ничего нет. Только чистый белый потолок над твоей кроватью. И Макса тоже нет. Он выдуманный, Витя, воображаемый. Понимаешь? От этого чувство, что он почти ты. Но он не ты!

— Тебе нужно поспать. Вы слишком много пили.

— Думаешь, ты меня знаешь? — он затушил сигарету о подоконник, взял меня за руки и притянул к себе так, что обе его коленки оказались с двух сторон от меня. — Думаешь, так всё легко? Обними. Не бойся. Просто обними.

Завел мои руки себе за спину, а свои поднял в стороны. Мы дышали в унисон. За его плечом в окне россыпью взметались искры.

— Чувствуешь? — его голос отдался прерывистой вибрацией в моей груди. Он приблизился к волосам, к шее и замер. — Я живой. Настоящий. Поэтому несовершенный и неидеальный. Я не Каро и не хочу быть деревом, но ты пошла бы меня искать, если что?

Стриженный висок коснулся щеки.

— Не отвечай. Мне просто хочется, чтобы меня кто-то искал. Но всем плевать. Если я вдруг больше не вернусь, они будут только рады. Нет никого, кто бы стал волноваться настолько, что я был бы готов переплыть реку. Ни у кого из-за меня не случится разрыв сердца.

— Может, потому что ты со всеми ведешь себя так, как с Викой? Может, потому что у тебя всё время маски и игра? Потому что ты не бываешь откровенным и настоящим?

Его руки опустились, он уткнулся лбом мне в плечо и замер.

— Артём, — я аккуратно отодвинула его и облокотила о стекло. — Ты напился и засыпаешь. Иди ложись, а я найду Вику, и завтра вы помиритесь.

Он же с глупой улыбкой уцепился за рукав моего свитера, вытягивая его на себя, будто это какая-то игра, баловство. Как тогда во время потопа в ванной.

— Думаешь, если ботаничка, то самая умная и всё знаешь?

Я осторожно расцепила его пальцы.

— Эй, — окликнул он. — Мы не закончили.

— Тебе завтра будет стыдно за то, что ты говоришь.

— Стыдно? А что это? Мне никогда не бывает стыдно.

— Вот посиди и подумай.

Он наигранно и громко расхохотался.

— Ты так смешно меня воспитываешь.

На втором этаже, как и прежде, стояла тёмная, тревожная тишина. Я была почти уверена, что Вика побежала на улицу, но, дойдя до первого этажа, в глубине чёрного коридора услышала отдаленные жалобные крики. Невнятный, сдавленный голос, но я не сомневалась, что он принадлежит Вике.

Пробежала пару зияющих проёмов комнат, в пустых окнах которых прыгали рыжие отсветы и, наконец, увидела их.

Макс с силой прижал Вику к стене и с настойчивым напором целовал. Одна его рука гуляла под её свитером, пальцы второй запутались в волосах. Вика безуспешно сопротивлялась.

Я закричала, но от этого он вцепился в неё ещё сильнее, давая волю накопившимся за всё это время чувствам.

Жаркое, исступленное безумие. Огненные всполохи, Викин визг, тяжелое дыхание Макса, лихорадочно-возбужденная возня, разносящаяся звучным эхом по коридорам.

Не переставая твердить «хватит, хватит», я повисла на его руке. Он дёрнул плечом, пытаясь скинуть меня, и на миг Вике удалось немного освободиться, но в следующее же мгновение, резко оттолкнув меня второй рукой, он поймал её за горло, и, придавив к стене, накинулся с новым порывом.

Артём появился неслышно. Вошел и остановился в дверях, с ехидным любопытством наблюдая за происходящим.

— Убери его! — крикнула я.

— Кажется, ты их отвлекаешь, — сказал он. — Мне бы не понравилось, если бы ко мне в спальню кто-то вломился.

— Это уже совсем не смешно! Артём!

— Знаешь, Витя, ревность — губительное, разрушающее чувство, а зависть ещё хуже. Скажи честно, ты ей завидуешь?

— Пожалуйста, убери его, — взмолилась я.

— Эй, Котик, фу! — небрежно крикнул он, точно отдавая команду собаке. — Оставь её. Плюнь эту гадость.

Услышав голос Артёма, Вика принялась извиваться с удвоенной силой, пытаясь оторвать Макса от своих губ и что-то произнести, но от этих усилий её стоны стали отчаяннее и жалостливее.

— Так, ладно, всё, — Артём потянул Макса за капюшон. — Заканчивай.

Ворот толстовки поднялся и удушающе впился Максу в горло, но он словно не чувствовал.

— Я сказал хватит! — крикнул Артём ему в ухо.

Вика взвизгнула от боли. Её руки беспомощно задёргались.

Тогда Артём размахнулся и влепил Максу крепкий, увесистый подзатыльник, такой звенящий и ощутимый, что Макс моментально выпустил Вику и разъяренно развернулся.

Таким взбешенным я его ещё не видела.

Оказавшись лицом к лицу с Артёмом, он тут же мощным, агрессивным толчком пихнул его в грудь. Артём отлетел к противоположной стене:

— Ого! Ты чё, Котик? Оборзел?

Упрямо выставив вперед подбородок и тяжело дыша, Макс ответил пустым, затуманенным взглядом. Темные влажные пряди прилипли ко лбу, кожа блестела от пота.