Я ползу сквозь (ЛП) - King A. S. - Страница 16

– И мужчина из-за куста все равно днем работает, – добавляет она.

От этой фразы я резко завожусь. Она делает вид, что по всей ее комнате не висят его буквы. Что я не знаю, откуда они у нее. У меня такое чувство, что Станци мне не настоящий друг. Иначе она бы обратила внимание на знаки, которые я ей подаю. Разве настоящая подруга может прочитать все мои стихи и не спросить, что сделал со мной Айриник Браун? Разве настоящая подруга может, зная все мои секреты, заставить меня идти этой дорогой?

Как понять, настоящий ли твой опасный мужчина из-за куста

Если мужчина в темных кустах

Дает тебе буквы за поцелуи,

Может, он существует.

Если мужчина в темных кустах

Пугает тебя, когда ты в ста шагах,

Может, он существует.

Если мужчина в темных кустах

Подружился с твоею подругой

И она защищает его, будто он ничем не хуже нас,

Будто в радость его целовать –

Значит, он существует.

Если мужчина в темных кустах

Учит тебя всепрощению,

Значит, он точно есть.

В каждом городе есть темные уголки, куда мы прячем выдуманных чудовищ. Я сказала, выдуманных.

Мы со Станци идем по улице, и я вдруг слышу странный звук, похожий на приглушенный стрекот.

– Ты слышишь? – спрашивает Станци.

Да, я слышу. Посмотрев на нее, я вдруг вижу то, о чем она всегда мне рассказывала. Она – действительно два человека. Это отчетливо видно. Она разделена пополам. Разрезана точно посредине. Я смотрю на нее и вижу, что один ее глаз голубой, а другой карий. Всмотревшись повнимательнее, я вижу, как одна из ее рук пытается заставить другую помахать мне на прощание. Половина ее рта хочет сказать правду, а другая обречена лгать.

Я спрашиваю, почему вертолет так тихо шумит.

– Может, потому что он невидимый? – отвечает Станци.

Когда мы входим на задний двор дома Густава, я понимаю, что она его видит. У нее загораются глаза. Густав стоит на траве, поднимает над головой коробку и ставит ее внутрь. Я не вижу вертолета, но все равно слышу приглушенный стрекот.

– Вы сегодня улетаете? – спрашиваю я Станци.

– Да.

Я обнимаю ее и остаюсь стоять на дорожке, а Станци подходит к Густаву. Мой желчный пузырь заливается плачем, потому что это единственная видимая часть меня и слезы решают вытечь именно оттуда, и тут я понимаю, что мне нужно снова стать видимой. Нужно вернуться. Раз Станци больше не сможет меня защитить, а Густав вывезет свой талант в другое место, я останусь одна среди моря одинаковых карандашей для тестовых бланков.

Я выворачиваюсь лицевой стороной прямо здесь, на тропинке за домом Густава. Я встряхиваю волосами, делаю глубокий вдох и подхожу к Станци, помогающей Густаву сложить вещи в вертолет:

– Кто теперь будет читать мои стихи?

– Тебе придется читать самой.

– У тебя есть адрес?

Она только разводит руками. Когда Густав уходит в дом за новой порцией вещей, я спрашиваю:

– Это точно не опасно? Ты уверена, что хочешь это сделать?

– Уверена.

– Он раньше когда-нибудь водил вертолет? – спрашиваю я.

– А какая разница?

Я подруга Станци и знаю ее тайны. Нельзя пройти через то, через что прошла она, и отделаться одним только лабораторным халатом. Я плохая подруга. Мне нужно позвонить ее родителям. Рассказать им, что происходит.

Из-за моей спины раздается мужской голос:

– И кто поверит в историю о невидимом вертолете?

Обернувшись, я вижу мужчину в плаще и бросаюсь бежать в сторону школы.

В школе я сразу иду к Лансдейл, она видит, что я снова стала девочкой, а не пищеварительной системой на ножках, и поражается:

– Я так тобой горжусь!

Я тоже собой горжусь.

Мимо проходят два парня:

– Рады снова тебя видеть, Чайна.

Учитель смотрит на меня с сочувствием, как будто все знает – как будто видел на Фейсбуке то же, что и все, – и я вдруг превращаюсь в игрушку-попрыгунчик за четвертак из ближайшего магазина, которую нужно сжать, а потом она расправится и выстрелит в воздух.

Лансдейл в ужасе смотрит, как мои внутренности мгновенно сжирают мою внешнюю сторону. На ее лице смесь разочарования и брезгливости.

– Вот незадача.

– Ага, – отвечаю я с набитым мной же ртом.

– Похоже, некоторые вещи не меняются.

– Я меняюсь!

– Мы будем над этим работать, – обещает Лансдейл.

========== Станци — утро вторника — разделиться пополам ==========

Смотря вслед убегающей Чайне, я ловлю себя на мысли: «Сложно довериться пилоту своего вертолета». Во мне зреют одновременно смех и вопль. Я застыла на месте с рюкзаком у ног и безмолвно восхищаюсь великолепием красного вертолета. Я пытаюсь отвлечься вопросами: сколько он его строил? когда начал? Он говорил, что получит за него хорошую оценку по физике, но с тех пор не вспоминал об этом. Интересно, почему.

Учителя не ставят оценки за то, чего не видят.

– Кому нужны оценки? – произносит опасный мужчина из-за куста. – Вы летите туда, где вас никто не будет оценивать.

– Разве вам не нужно работать? – спрашиваю я.

– Взял выходной. Хотел убедиться, что вы благополучно вырветесь отсюда.

– А что может случиться?

Он смотрит на меня таким взглядом, как будто видит, как меня разрывает пополам.

– Все в порядке? – спрашивает он.

– Конечно.

Он всматривается повнимательнее:

– Половина тебя хочет остаться, а другая – улететь. Верно? – Я киваю. – Это нормально. – Я киваю снова. – Из него выйдет хороший пилот. Я научил его всему, что знал.

Я представляю себе, что целую Густава так же, как целовала опасного мужчину из-за куста.

– Рекомендую так и сделать, – произносит мужчина.

Я стараюсь больше не думать при нем ни о чем важном. В присутствии телепатов мне неловко. У меня слишком много мыслей.

– Ничего не бойтесь, – продолжает он. – Когда доберетесь, найдите Патрисию и скажите, что я скучаю.

Он подходит к Густаву, говорит ему что-то о том, что дал мне карту, помогает ему погрузить коробку в вертолет и, пока Густав не видит, выуживает из кармана маленькую блестящую угловатую букву П и опускает ее в коробку. У меня в голове раздается голос: «Отдайте ей эту букву. Она поймет, что вас послал я. Она позаботится о вас. Вы можете ей доверять. Она очень хороший друг».

Мы с Густавом забираемся в вертолет. Это совсем не похоже на начальные титры «M*A*S*H», где фальшивый ветер поднимает пыль и раскачивает деревья. Все спокойно. Вертолет шумит не громче кошачьего мурчанья, и я даже чувствую, как мягко движутся ротор и турбина, которые повезут нас туда, где живет Патрисия.

Прошло меньше минуты, а я уже накрепко ухватилась за мысль о ней. Она будет нашим старшим наставником. Нашим другом. Мужчина из-за куста так и сказал: она очень хороший друг.

Густав поворачивается ко мне:

– Готова? – Я киваю. – Скажи «да» или «нет». Чтобы никто не мог сказать, что я тебя похитил.

– Какие глупости.

– Скажи четко и ясно, что ты этого хочешь, – просит Густав.

– Я этого хочу. Но еще я хочу, чтобы ты поцеловал меня прямо сейчас.

Густав отшатывается:

– Я боюсь целоваться.

– Я тебя научу.

Он, кажется, воспринимает идею с энтузиазмом, и перед тем, как пристегнусь ремни, я наклоняюсь и целую его в губы снова и снова, пока он не начинает отвечать. Мы занимаемся этим несколько минут. Потом он пристегивается и проверяет показания приборов. Он надевает свой шлем, а я свой, и он проверяет переговорное устройство: «Мне очень понравилось целоваться». Я проверяю свое устройство и отвечаю: «Я люблю тебя уже два года, но никак не могла сказать об этом». Густав не отвечает, с головой уйдя в переключатели и подготовку к взлету.

– Ты готова? – спрашивает он наконец.

– Да.

Я смотрю на газон, где стояла еще пять минут назад, и вижу ее – вторую Станци. Она решила остаться на земле учебных тревог, предупреждений о бомбежке и безутешных родителей, а я наконец-то бегу.