Кровь (СИ) - Альбин Сабина - Страница 70

В сумерках небольшой пустой комнаты резко выделяется узкий прямоугольник мутно светящегося окна. Даниель, следуя за светом своего фонаря, внимательным взглядом обводит помещение. Внезапно он оборачивается. Как будто что-то бесплотное и бесшумное проносится в воздухе. Передёрнув плечами, Даниель нерешительно переводит взгляд обратно к окну. В углу у окна ощущается какое-то неясное подрагивание, таинственное перекатывание и трепетание под неверным покровом теней. Даниель напрягается, неуверенная рука медленно подводит луч фонарика к зловещему углу. Другая рука ложится на рукоятку торчащего из кобуры пистолета.

Из холодного мрака каменных стен выступает миниатюрная девичья фигурка. Белокурые волосы мягко поблёскивают в жёлтом свете фонаря. На фоне тусклого заснеженного окна девушка кажется источает собственное тёплое сияние. Даниель облегченно выдыхает:

— Kaj počneš tukaj? Kako si sploh prišla noter? (Что ты здесь делаешь? Как ты, вообще, сюда попала?) — смеющимся полушёпотом спрашивает он.

Не отвечая, девушка лишь озорно встряхивает головой. Прическа распадается, пепельные пряди ложатся на плечи сияющими волнами. Даниель подходит к ней вплотную. Она поднимает к нему свое нежно золотящееся лицо: на её губах озорная улыбка, в прозрачных янтарных глазах горят лукавые огоньки.

— Ali motim? (Я помешала?) — знакомый голос переливается ласковым смехом.

Даниель осторожно кладет руки ей на плечи:

— Tukaj je nevarno. Bolje, da greš. (Просто здесь опасно. Тебе лучше уйти.)

— Res tako misliš? (Правда?) — мягкий насмешливый голос звучит с вызовом и приглашением.

— Nimava časa za šale, res nimava časa… (Не время шутить, совсем не время…)

Девушка приближает к его губам свои чувственные губы. И он впивается в них поцелуем.

Паша торопливо прячет телефон в задний карман. Даниеля уже не видно. Зато из комнаты слышится его голос. Паша хмурится и бормочет себе под нос: «Да здесь я. Что ты там мне говоришь? Оглянуться не можешь?» Медленно и плавно Паша приближается к открытой двери комнаты.

Свет Пашиного фонаря выхватывает из полумрака лежащий на полу фонарь, чей жёлтый глаз бессмысленно уперся в пустой угол. А подле на серых каменных плитах два неясных, слившихся силуэта. «Чёрт!» — не сдерживает эмоционального восклицания опешивший Паша. Вместе с ослепительно вспыхнувшим верхним светом вскакивает на ноги и несется в сторону Паши обагренная кровью мужская фигура. Пронзительным холодом сверкают бесцветные глаза, в зверином оскале обнажаются желтоватые клыки. И ещё что-то пугающе влажное, трепетно алое намотано и тянется за его рукой. Тянется из нутра беспомощно распластанного на голом полу Даниеля.

С сокрушительной силой вампир врезается в Пашу, швыряет его в стену. Но в отчаянном рывке Паша успевает взметнуть вверх серебристое лезвие мачете. И тут же его оглушает хриплый вой. Брызги тёмной густой крови разлетаются веером по стене и полу. Громов с перекошенным от боли и ярости лицом сжимает почерневшее плечо, в один миг лишившееся руки.

Паша, медленно сползая по стене, судорожным движением рвет из-за пояса пистолет. Уплывающий взгляд его потемневших от боли глаз силится зацепится за цель. Смутные очертания вампира расплываются в слепящих, перенасыщенных яркостью, пульсирующих сгустках алого света. Выстрел! Другой! Дернувшись, откатывается к окну бесформенное цветовое пятно. Что-то мелькает пронзительной вспышкой холодного серебра. Третий слепой выстрел! И грохот, и треск, и скрежет! Выставив вперед бесстрастное лицо, Громов бросается в окно, одним ударом разбив и раму, и стекло.

Паша обессиленно опускается на пол, не решаясь посмотреть туда, где в растекающейся алой луже подрагивает до странности белая кисть руки.

***

Осыпаемый непрерывным потоком стрел, чёрный беглец продолжает упорно карабкаться вверх по замковой стене. Но выстрелы, кажется, не причиняют ему большого беспокойства. Многие стрелы гаснут, так и не долетев до цели. Другие затухают, едва зацепившись за одежду, и тут же падают. А те которые остаются на теле, видимо, пробивают лишь ткань, не достигая плоти, и, повиснув на плечах и спине, раскачиваются в такт движениям ползущего, словно диковинные украшения.

Однако, постепенно упорство нападающих дает результаты. Огонь преследующих вампира стрел наконец перекидывается на его одежду, и она разгорается всё сильнее и сильнее, превращая фигуру в ярко полыхающий факел. Ещё одна стрела задевает его голову, и сейчас же вспыхивают волосы. С душераздирающим воплем под радостные возгласы преследователей горящее тело валится вниз, не добравшись до желанного окна на третьем этаже.

Прорезав воздух, огненный сгусток шлепается в глубокий снег. В сумятице голосов это происходит почти бесшумно, но тут же неимоверный, дикий крик поражает ликующих победителей. Сквозь тело их жертвы, выбивая тёмные фонтаны густой крови, проходит с десяток серебряных кольев. Серебряное острие, прошив череп, со всплеском комковатой жижи пробивается из безобразно обеззубленного рта. Пламя, полыхавшее на спине беглеца, стихает, прижатое к земле. Лишь продолжает тлеть обуглившаяся голова. Бездумно вращаются ослепительно белые на чёрном лице, безумно выпученные глаза.

Пораженные зрелищем отвратительной агонии мужчины молча обступают корчащееся в муках, сотрясаемое конвульсиями нечто. Расталкивая толпу, к телу приближается Драган. Выхватив из рукава деревянный кол, он, не колеблясь, вонзает его в грудь поверженного врага. И тот сейчас же затихает, прикрыв невидящие глаза. В оцепенелом безмолвии только снег продолжает свое беспечное кружение и, ложась на обезображенное тело вампира, начинает против обыкновения таять.

Драган подносит к губам рацию:

— Martin! Štefan! Konec! (Мартин! Штефан! Прием!)

Эти слова выводят толпу из ступора. Атмосфера резко разряжается. Все разом принимаются громко и бодро переговариваться и даже смеяться. Кое-кто глумливо пинает обмякшее на кольях тело. В голову, лишенную лица, летит кем-то запущенный озорной снежок.

И этот чудесный момент общего радостного облегчения почему-то захватывает и подавляет какой-то тёмный беспокойный ропот. Он катится от дверей замка по краю растерянной толпы, настойчиво и угрюмо пробиваясь в центр. Туда, где всё ещё раздаются беззаботные, весёлые голоса. И вот последние неосведомленные пали. Словно порыв чёрного ветра загасил светлое ликование.

В повисшем тягостном молчании скорбно расступаются ряды. Вынырнув из пустоты ночи, в толпу врезается какая-то бесформенная, уродливая фигура, непомерно широкая, многоногая, с нелепо раздвоенной головой. Она ковыляет медленно, но неумолимо, а по снегу за ней тянется тёмная влажная полоса крови.

Паша шагает осторожно и сосредоточенно, правой рукой крепко ухватив, едва-едва передвигающего ноги Даниеля. А тот, закинув одну руку на плечо другу, как будто бережно поддерживает что-то, спрятанное за пазухой. Остановившись перед Драганом, сдвоенная фигура бросает к его ногам отрубленную руку и тут же оседает на снег. Пришедшие в себя мужчины бросаются поддержать друзей. А Драган, метнув быстрый взгляд на кровавый трофей, рывком обращается к только что-то побежденному вампиру.

От нанизанного на колья тела уже поднимается хорошо различимый пар. А голова снова начала дымиться. Драган резко рвет с трупа одежду. Обнажившиеся грудь и живот не тронуты огнем. Продырявленная в дюжине мест кожа в остальном совсем ещё по-человечески свежа и гладка. В бессильной злобе Драган, как бы желая убедиться в правоте своих глаз, проводит рукой по нежно розовеющему животу.

И только тогда, вскакивая, он объявляет:

— Ni on! Verjetno je pobegnil! (Это не он! Он, должно быть, ушел!)

Слова громом прокатываются по ошарашенной толпе. Мужчины медлят лишь секунду. И вот беспорядочной гурьбой бегут уже со всех ног, несутся к воротам. А там — настежь растворенная дверь. И кто-то в отчаянии восклицает: «Moj avto!» («Моя машина!») Перекрывая гвалт неразборчивых голосов, звучит отрезвляющая команда: