Кровь (СИ) - Альбин Сабина - Страница 28

***

Голос Драгана: «Vendar, kot veš, takšna pozornost bolj je mi pomagala. (Впрочем, как ты понимаешь, такое внимание шло мне больше на пользу.) Проведя день в близлежащем лесу или овраге и надёжно припрятав там свои «сокровища», я входил в селение на исходе дня. До наступления утра я уже выяснял, что князь здесь никогда не появлялся, и, подкрепившись, двигался дальше.

Обычно я не проводил нигде дольше одной ночи. Несмотря на то, что я давно научился скрывать от людей леденящую боль, пронзающую мое тело днем, мне казалось опасным медлить там, где я уже пролил человеческую кровь ради собственного пропитания. Но однажды пришел день, когда я изменил своему правилу».

Летнее бирюзовое небо с одного края наливается холодной синевой, а с другого — мерцающей зеленью. У горизонта пронзительно остро лучится первая звезда. Разношёрстная толпа топчется на небольшой мощеной площади, где уже сгустились сумерки. В середине площади журчит фонтан. С трех сторон площадь окружена каменными зданиями. Одно из них, массивное, двухэтажное, с высокими полукруглыми окнами, занимает внимание толпы.

Там за окнами второго этажа ярко и празднично. Мелькают бархат и атлас, блещут бриллианты и жемчуга. Наружу летят сладкие звуки лютней и флейт. Чернь жадно наблюдает за веселящейся знатью. Кто-то даже громоздится на каменном ограждении фонтана, стараясь обеспечить себе обзор получше. Свет, льющийся из высоких мелкостекольчатых окон, золотит обращенные вверх лица.

Но вот площадь освещается горящими факелами, в толпу вкатывают три объемистые бочки.

— Его Милость герцог угощает всех добрых горожан из своих погребов! Пусть поднимут…

Восторженные крики заглушают слова глашатого. На площади разворачивается свой праздник. Музыкант терзает смычком писклявую скрипочку-виелу. Кто-то пытается подпевать, несколько энергичных парочек пускаются в пляс. В кружках плещется вино и пиво, блестят улыбки и разгоряченные выпивкой лица. Веселые голоса сливаются в один бурлящий живой радостью гул.

Сквозь толпу проталкивается ничем не примечательный мужчина тридцати лет. Одежда его проста и поношена, но вполне прилична для небогатого горожанина. Лицо густо заросло тёмной бородой. Глаза скрыты под низко надвинутой войлочной шапкой. Однако время от времени, высоко вздёрнув голову, он останавливает пристальный взгляд на ком-то из толпы, и тогда видно, что глаза его прозрачны и холодны, как лед.

Голос Драгана: «Толпы гуляк были самым лучшим источником городских сплетен и новостей, а также всякого рода маленьких секретов и больших тайн. Даже если люди ни о чем таком не говорили, то не могли не думать. Утолив свое любопытство, я слонялся в топе, намечая жертву для утоления жажды».

Несколько парней отделяются от толпы на площади. Они в лёгком подпитии, но ещё твёрдо держатся на ногах. Горлопаня и пританцовывая, они спускаются на городские улицы. Время пока не позднее. Из окон домов на мостовые льется свет, тут и там навстречу парням спешат горожане, не успевшие к началу гулянья. Держась на приличном расстоянии, за весёлой компанией не спеша следует обладатель холодных льдисто-голубых глаз.

И вот оживленные улочки остаются позади. Свет в окнах мелькает всё реже. Группа друзей сократилась до двух человек. На одном из многочисленных узких перекрёстков парни, попрощавшись, расходятся. Лёгкая, как дуновение ветерка, тень мелькает вслед за человеком, свернувшем в тёмную подворотню. Из подворотни ещё некоторое время слышны бодрые шаги, а потом раздается глухой звук удара о землю, как будто вниз сбросили туго набитый мешок.

Вампир вновь бесшумно появляется на перекрёстке. Что-то прячет под курткой. В этот момент к перекрёстку приближается богатая конная повозка. Желтоватый свет мутных фонарей, укрепленных на экипаже, разгоняет темноту на узкой улочке. Внезапно, настороженно заржав, кони начинают упрямиться и взбрыкивают при виде одинокой фигуры, застывшей на обочине дороги. Разъяренный кучер, изрыгая проклятия, пытается вернуть контроль над испуганными животными: тянет вожжи, орудует кнутом. Заодно удар кнута достается и пешеходу, сбивая с него войлочную шапку, и тот отступает было назад в подворотню. Но тут из экипажа доносится женский голос:

— Что там такое, Петричек?

А в ответ кто-то сидящий рядом с дамой говорит хрипловатым, поблекшим голосом:

— Сударыня, не стоит волноваться.

При звуках этих голосов вампир замирает. Кучер наконец вразумляет лошадей, и экипаж минует перекрёсток. Его окна плотно занавешены. Одинокий пешеход смотрит вслед, но не решается преследовать. Два здоровенных лакея сидят на запятках. Один из них, заметив пристальный взгляд прохожего, грозит ему кулаком.

Вампир выныривает из темноты городских улиц ко дворцу. Гулянье на площади окончено. И хотя окна дворца по-прежнему ярко освещены, звуков бала уже не слышно. В арку дворцовых ворот с грохотом въезжает тот самый экипаж, повстречавшийся вампиру на перекрёстке. Гулко стучат закрывающиеся ворота, шум колес стихает за дворцовой стеной, и над округой повисает тишина. Лишь какой-то неугомонный сверчок всё сверлит и сверлит ночь своим надтреснутым голоском.

Голос Драгана: «Надо было убираться. Там в темноте остался раздетый и обезглавленный труп. Но я последовал за каретой. К тому времени, когда я вернулся, в злосчастной подворотне уже разворачивалась драма — преступление было обнаружено. Да, уходить и не возвращаться было бы самым лучшим решением. Но как я мог упустить шанс и не узнать, кто или что, скрываясь в недрах роскошного экипажа, любезно говорило с дамой знакомым мне хрипловатым голосом?

На утро я снова вошел в город и направился к ратуше».

***

Сутулясь и пряча взгляд, бородатый мужчина средних лет движется по оживленной улице. Войлочная шапка надвинута чуть ли не на нос. У краснокирпичного здания ратуши с чёрной луковичной главой, венчающей небольшую часовую башенку, потоки людей начинают сливаться в настоящее море. Вампир проталкивается в самую гущу.

Солнце безоблачного летнего неба нещадно заливает светом и жаром толпящийся под окнами ратуши народ. Гул раздраженных голосов нарастает с каждой минутой и взрывается возмущенным ревом, когда на балконе ратуши появляется человек. Человек что-то говорит, но его слова тонут во всеобщем гвалте. Какой-то молодец, взгромоздившись на плечи своих товарищей, отчаянно свистит, что устанавливает относительную тишину.

Свистевший:

— Они несут разврат и заразу!

Одобрительные крики толпы.

— Они крадут наш скот и наших детей!

Толпа снова ревет.

— И теперь они убивают! Эти грязные нелюди убивают нас!

Взрыв негодования сотрясает стены ратуши.

— Вон цыган!

Разбушевавшаяся толпа подхватывает:

— Вон цыган! Вон цыган!

Плотно зажатый людской массой вампир лишь может настороженно озираться. Вышедший на балкон ратуши человек поспешно удаляется. Ещё один крепкий парень из толпы, подражая оратору, карабкается на плечи людей, но в этот раз он хватается за край балкона. Секунда и он уже перебирается через перила. Волнение толпы перерастает в гневное бурление. Люди больше не стоят на месте: стремясь проникнуть в ратушу, они набегают на её хорошо укрепленные ворота, словно приливные волны, и откатываются назад, когда охраняющие вход алебардисты твёрдо отражают натиск древками и пиками.

Сутолока и беспорядочное движение в толпе приводят к тому, что вампир теряет свою войлочную шапку. В этот момент взобравшегося на балкон провокатора вяжет подоспевшая стража. Его склоненная над перилами напряженная физиономия внезапно меняется словно от некоего просветления:

— Вон там! Он там! Он убил! Я его видел!

Растерявшиеся стражники выпускают его руки, и парень, который, очевидно, и был одним из лакеев на запятках таинственного экипажа, начинает энергично тыкать в толпу, а затем перемахивает через перила назад на площадь. Впрочем, толпа уже сообразила, кто её жертва. Вампир, расталкивая ближайших соседей, рвется прочь с площади, но собравшихся слишком много. Слишком густо люди облепили его. С каждым новым рывком он лишь сильнее вязнет в море тел и тянущихся к нему рук.