Нуониэль. Книга 1 (СИ) - Мутовкин Алексей - Страница 31

Нуониэль положил руку на плечо Ломпатри и посмотрел ему прямо в глаза. Затем, он показал свою перевязанную шею и поклонился, выражая тем самым благодарность рыцарю за то, что тот его выходил. Это означало расставание.

— Воська! — позвал слугу Ломпатри. Тот спешно подбежал к говорящим.

— Господин нуониэль говорит, что благодарен вам за уход, — протараторил Воська.

— Это понятно и без тебя, дурень, — буркнул Ломпатри. — Господин нуониэль, оставить вас здесь, было бы с моей стороны верхом безрассудства. Однако, на родине у меня неотложные дела.

Ломпатри хотел сказать что-то ещё, но нуониэль сделал несколько знаков, показывая то на себя, то на рыцаря, то на Воську.

— Что он говорит? — спросил Ломпатри.

— И не разобрать, господин, — чеша затылок, ответил Воська. — Мы все должны делать что-то. Не могу только разобрать что именно. Мы должны делать то, что мы должны делать. Нет. Не понимаю!

Нуониэль глубоко поклонился рыцарю. Он направился обратно в деревню вверх по холму. Ломпатри вернулся в седло, и вместе со своим слугою и Вандегрифом, неспешно продолжил путь. Ломпатри надеялся, что путь пройдёт в беседе, но его новый спутник молчал. Ломпатри и сам заговорил бы, но никак не мог придумать, о чём же поведать товарищу. Бедного рыцаря не покидала странная мысль, которой он никак не мог придать словесную форму. Наконец, безмолвие стало невыносимым.

— Чего же ты молчишь, Вандегриф? — спросил Ломпатри.

При других обстоятельствах Вандегриф очень удивился бы тону рыцаря и той форме, в которой он обратился к нему. Но на душе у этого статного, черноволосого мужчины было также тревожно.

— Разве тут что скажешь? — ответил он.

Некоторое время они шли молча. Ломпатри оглянулся на дорогу, ведущую в деревню. Там, где они разошлись со сказочным существом, продолжала стоять одинокая фигурка маленького мальчика. Его лицо всё ещё можно было различить под нестрижеными волосам. Крестьянский ребёнок, в тревожимых ветром рваных одеждах, провожал взглядом уходящего домой Ломпатри. Маленький человечек застыл в той позе, которая говорила, что он уже сейчас, вот-вот, через мгновение сорвётся с места и побежит куда-то по своим детским делам. Одна нога касалась земли лишь носком, а вся фигура чуть наклонилась в сторону. Казалось, не начни он движение — завалится набок. И если для прочего соглядатая подобная картина не имела бы решительно никакого значения, то для Ломпатри этот миг оказался волшебным. Много лет назад, ещё до войны он видел то же самое. Именно такой же мальчик в таких же грубых одеждах провожал его взглядом. Тогда, в день страшной скорби, рыцарь также оглянулся на дорогу, по которой только что прошла мрачная процессия с невероятно длинными чёрными хоругвями, развивающимися на сильном осеннем ветре — траур по Илиане. Тот далёкий мальчик словно звал Ломпатри в давно забытое прошлое, где нет этих ужасных, хлопающих на ветру чёрных тканей, где тепло, уютно и сердце дышит радостью каждый день и каждую минуту. Там, в этом добром прошлом, разум видел в окружающем мире источник нескончаемого света, жизни и чего-то ещё. Чего-то особенного и столь важного, что без этого невозможно существовать. Но вспять уже не повернуть. Прошлое вместе с грязным мальчиком оставалось далеко позади, и ни один конь в мире не смог бы доставить туда владыку провинции Айну и хозяина Бирюзового Всхолмья. И теперь, в Дербенах, Ломпатри снова увидел на дороге ребёнка, готового убежать в любое мгновение и стать прошлым, также как и нуониэль, деревня и вся провинция. Всё исчезнет так же, как исчезло для Ломпатри тогда, много лет назад, то огромное, без чего жизнь его стала и не жизнь вовсе. И упусти он сейчас это крестьянское дитя так же, как упустил тогда…

— В одном могу вас заверить, — произнёс внезапно Вандегриф, оборвав переживания Ломпатри, — вы можете рассчитывать на меня, как на самого себя, где бы мы ни оказались.

— Скажите мне, господин Вандегриф, — сказал Ломпатри, осадив лошадь и развернув её обратно на деревню, — вы верите в то, что можно вернуться в прошлое?

— Я верю лишь в то, что это огромная удача, получить ещё раз от судьбы испытание, которое когда-то не смог пройти, — отвечал Вандегриф, как бы угадав, что именно хочет от него услышать его новый друг. — И тот, кто откажется от второго шанса, так же как от первого — умрёт для самого себя.

— Воська! — звонко крикнул Ломпатри. — Поворачивай назад!

Владыка провинции Айну резво повёл коня вверх по склону. За ним, не отставая, направился и Вандегриф. Воська же, ещё долго разворачивал старую телегу на узкой дороге с глубокой колеёй.

Когда Ломпатри поравнялся с мальчиком, который так никуда и не убежал, рыцарь посмотрел ему прямо в глаза. Несмышлёный мальчуган видел перед собою страшного рыцаря со шрамом на правой брови, которого, непонятно почему, боялась вся деревня. Ломпатри увидел в глазах ребёнка своё спасение. Пусть это неразумно, по-детски, глупо и наивно. Но всё же, Ломпатри был рыцарь, а значит, каким бы расчётливым, сильным и воинственным не казался, он не мог противиться зову своего большого и чистого сердца.

Через некоторое время, уже на вершине холма, Ломпатри и Вандегриф поравнялись с нуониэлем.

— Господин нуониэль, похоже, что честь не позволяет мне расстаться с вами нынче, — поклонившись сказочному существу, сказал Ломпатри. Он сиял улыбкой и дышал полной грудью. Когда нуониэль поклонился рыцарю в ответ, Ломпатри спешился, и они вместе подошли к колодцу в центре деревни.

— Так, так, — сказал Закич, уткнув руки в боки и оглядывая с ног до головы нуониэля и двух рыцарей, стоящих рядом.

— И какими же словами тебе, зверушка, удалось их уговорить? — спросил нуониэля Закич.

— Тебе стоит выказывать нашему благородному спутнику больше уважения, — сказал Ломпатри, — он привёл в твой отряд двух рыцарей. А пара рыцарей, это лучше, чем необученные ратному делу простолюдины. Или ты собирался справиться одними крестьянами с вилами?

— Значит теперь это вы в моём отряде, так? — спросил Закич.

— И не надейся, деревенщина! — отрезал Ломпатри. — Будешь выполнять мои приказы как раньше. Найдём детей — можешь идти на все четыре стороны.

К колодцу подошёл крестьянин Мот. В руках он держал глиняную бутылочку. Он приблизился к нуониэлю и виновато опустил глаза.

— Вы уж, того, — начал запинаясь Мот, — не серчайте зело. Тёмные меня попутали. Здесь ваша ископыть.

Он протянул бутылочку нуониэлю. Тот любезно принял её и поклонился в знак благодарности.

— За что это ты, крестьянин, извинения просишь? Что я пропустил? — грозно спросил Мота Ломпатри. Но Мот только ещё больше ссутулился и, не ответив, поспешил прочь, спрятавшись за остальными крестьянами, стоящими вдоль своих хат.

— Ну, ничего; я вам языки поразвязываю, — сказал Ломпатри, улыбаясь так, будто не было ни изгнания, ни Дербен, ни осени, а лето всё ещё продолжалось и дарило миру своё бесконечное тепло, свой свет, жизнь и то наиважнейшее, без чего не смогли бы существовать ни деревья, ни звери, ни другие существа, населяющие Эританию.

Глава 7 «Рыцарь защищает обездоленных»

Вот она — башня из чёрного камня. Я снова стою на стене, упирающейся в холодную, высокую громадину, нависшую над долиной покрытой мраком. Лунный свет блестит на каменной кладке мокрой от дождя. Это гроза. Она закончилась, и на мир опустился мрак. Тучи, гонимые холодным северным ветром, уступили небо голубым звёздам и полной луне. Теперь, ветер рисует волны на бескрайних лугах долины, покрытых высокой травою, влажной, блещущей в свете необычно-яркой луны. Блеск травяных волн разрезает ночную тьму то там, то здесь. Волны разбиваются об основание башни и стены, на которой я стою в ожидании судьбы. И судьба моя в руках странного существа, таящегося в лунной тени от этой страшной, пугающей своей чернотой башни. Маленькая чёрная фигурка стоит у бойницы спиной ко мне, взирая на равнину там внизу. В здешнем мире тьмы, где чёрный камень сияет лунным светом, мне не разобрать очертаний этого создания. Я вижу плащ на его плечах, но темнота не позволяет мне полностью доверять своим глазам. Возможно, это и не плащ, а часть самого существа — тонкая, мягкая часть, стелящаяся по камням, как полы длинного плаща или подол праздничного платья. Холод, тьма и неизвестное мне создание, очертания которого я не могу уловить, наводят на меня нерешительность и даже страх. Я знаю, что как только признаюсь себе в том, что боюсь, ужас охватит меня с ног до головы и спасения уже не будет. Я пытаюсь совладать собой, но чувствую, что опасение моё усиливается. Я приближаюсь к тёмному существу. Я не шагаю по стене: некая сила моего сновидения толкает меня вперёд. Мои ноги скользят в персте от мокрых чёрных камней. Вот мёртвое существо уже так близко, что я могу коснуться его длинных волос. И тут во мне рождается новое ощущение. Несмотря на луну, которая режет глаз своим холодным сиянием, ослепляя и лишая меня возможности видеть иное, я понимаю, что рядом находится тёплый огонь, рождающий жизнь, свет и силу, имя которой лишний раз не стоит произносить даже в мыслях. Мне видима только часть лица этого давно умершего существа. Но я вижу, как из глазниц, по бархатной щеке сочится свет, яркость которого несравнима ни с чем в этом мире. Красота сияния глаз неописуема и, кажется, удалось бы мне заглянуть в эти дивные очи, не смог бы отвести взгляда. Потому что, видя лишь отблеск этого света, и как тьма разбивается перед ним словно стекло, меня укрывает тёплое одеяло спокойствия и блаженства. Волны тьмы накатывают на свет, и рушатся так же, как мой страх. И стоит мёртвому существу обернуться в мою сторону — я просыпаюсь.