И корабли штурмовали Берлин - Григорьев Виссарион Виссарионович - Страница 21

У дунайцев уже были боевые удачи. Они внушали надежду, почти уверенность, что и этот замысел — дерзкий, но, надо признать, недостаточно отработанный (все готовилось в большой спешке) — будет осуществлен. Вышло же иначе…

Началось с того, что десант не смог выйти вовремя, в самый темный час недолгой летней ночи. Призадуматься бы тогда — не разумнее ли отложить все на сутки? Вместо этого положились на пресловутое «авось», пренебрегли тем, что противник, захваченный врасплох нашими первыми десантами, стал настороженнее. А тут еще редкостно не повезло одному из бронекатеров с десантниками: в низовьях Дуная очень мало скрытых подводных препятствий, и все же этот катер напоролся за засосанную песком корягу, застрял на ней… Будь в те минуты потемнее, это, может быть, не сразу заметили бы с неприятельского берега. Теперь же и застрявший катер, и второй, поспешивший на помощь, попали под прицельный огонь. Батарею, обстреливавшую их, заставили замолчать наши корабли прикрытия. Но разбить один катер и поджечь другой она успела.

Мы потеряли два бронекатера и несколько человек убитыми. В их числе были командиры обоих катеров и старший лейтенант Константин Зайцев, молодой штабист, настоявший на том, чтобы именно ему поручили вести в бой десантный отряд. Больше двадцати моряков выбыли из строя ранеными (до нашего берега они добрались вплавь с помощью товарищей).

Война сурово напомнила: организации боя, подготовке его, управлению им нам еще учиться и учиться.

Повторная попытка убрать или ослабить вражеский огневой заслон в устье Дуная таким же способом, разумеется, исключалась. Свой гарнизон в Периправе противник усилил.

Положение на фронте севернее дунайского участка осложнялось. Заняв левобережье Прута в среднем его течении, захватив Бельцы и Оргеев, враг угрожал Кишиневу, рвался к Днестру. При очередном моем посещении Болграда полковник Рыбальченко сообщил, что на Дунае, ввиду необходимости усилить правый фланг корпуса, будут оставлены всего три стрелковых батальона (помимо находившихся на плацдарме). Но и это, как оказалось, было ненадолго.

Вечером 8 июля, приехав на КП 14-го корпуса по срочному вызову генерал-майора Егорова, я узнал: во избежание охвата частей корпуса продвинувшимся вперед противником они отводятся на рубеж озера Ялпух, вытянувшегося западнее Измаила и Болграда. В связи с этим командир корпуса приказал нынешней же ночью вывести из озера Кагул, расположенного между Ялпухом и Прутом, в район Измаила наши корабли.

— Они там свое сделали, а теперь держать их в Кагуле слишком рискованно, — сказал генерал. И невесело усмехнулся: — Отвечать-то за ваши мониторы и мне!..

Отвод ренийской группы (мы продолжали называть ее так) к Измаилу означал не просто переход, а прорыв: более 40 километров маршрута приходилось на плес, не прикрытый нашим правобережным плацдармом, простреливаемый неприятельскими батареями. Отнюдь не исключалось и появление здесь мониторов, оставшихся в Сулинском рукаве. А ночи стояли лунные…

Кринов получил приказ прорываться к Измаилу, и через полчаса по речке-протоке двинулись мониторы. Головным шел «Железняков», который вел сам Криков, заменив заболевшего командира корабля. За ним— «Жемчужин», «Ростовцев».

Около полуночи корабли стали выходить в Дунай. В этом районе уже кружило звено наших «ястребков». Капитану Коробицыну было приказано, чтобы все летчики-ночники, сменяя друг друга, летали над Дунаем, заглушая шумом моторов работу корабельных машин. Мониторы же, выйдя на фарватер, начали спускаться самосплавом.

Однако так продолжалось недолго. Тихая и светлая ночь, лунная дорожка на речной глади были на руку не нам. Враг обнаружил корабли и открыл огонь. Им теперь оставалось одно — продолжать движение. Помочь же кораблям, прикрыть их двумя стоявшими под Измаилом береговыми батареями, можно было лишь на второй половине маршрута.

Задолго до этого я приехал на НП 725-й батареи, откуда в такую лунную ночь Дунай просматривался почти как днем. Но гораздо раньше, чем смог что-то увидеть, стала доноситься (ночью звуки распространяются над водой далеко) артиллерийская канонада. А с ФКП репетовали по телефону радиограммы Кринова, краткие, без подробностей, ставших известными уже потом.

На пути мониторов и сопровождавших их бронекатеров старшего лейтенанта Шулика было четыре особо опасных участка.

Первый — траверз озера Крапина немного ниже устья Викеты. Это тут выяснилось, что движение наших кораблей замечено — по ним открыла огонь батарея, выдвинутая к урезу воды. Однако ответные залпы дунайцев оказались точнее: на третьей минуте орудия на берегу умолкли, а корабли не получили никаких повреждений. Ввести в действие находившуюся в озере тяжелую плавбатарею противник почему-то не успел.

Дальше — Исакча, укрепрайон с мощными огневыми средствами, подавить которые артиллерия мониторов не могла. Но еще в ту пору, когда мы только осваивались на Дунае, было замечено, что укрыться от огня батарей на Исакчинских высотах можно в «мертвом пространстве», образуемом самими высотами. Этим и воспользовался Кринов. Корабли повернули к вражескому берегу и прошли под его кручами, обстрелянные только из пулеметов. Артиллерия на высотах смогла открыть по ним огонь лишь вдогонку.

От нашего НП это было еще далеко, Исакча — за поворотом Дуная, но мы уже видели отсветы залпов над темным горизонтом. А корабли в то время увеличили интервалы в колонне и шли, заволакиваемые дымом от шашек, сбрасываемых на воду бронекатерами. Должно быть, враг в темноте не понял, что шашки дымят на воде, позади кораблей, — снаряды ложились с недолетом.

Затем надо было прорваться мимо Сулинского рукава, где укрывались два монитора, наверняка имевших выгодно расположенные корпосты, а в глубине берега — батареи Тулчи. Здесь противник попытался перерезать путь кораблям неподвижными огневыми завесами. Чтобы их преодолеть, мало прикрыться дымом. Проскочить между залпами мог помочь лишь тончайше рассчитанный маневр скоростями с резким переключением ходов от самого полного до самого малого. Потом Кринов рассказывал: подчас снаряды ложились так, что всплесками заливало палубу. Но корабли один за другим оставляли за кормой и эти огневые барьеры — самые грозные на их пути.

Начиная с траверза Сулинского рукава колонну кораблей уже могли — на пределе своей дальнобойности — прикрывать измаильские береговые батареи. Трудно на такой дистанции вести контрбатарейную борьбу, если неоткуда корректировать огонь, но полковник Просянов (он провел всю ночь на НП 725-й, руководя отсюда стрельбой двух батарей) сделал все возможное, чтобы ослабить удары врага по прорывающимся кораблям. А в Кислицкой протоке стояли наготове — и поддержать огнем, и выйти, если понадобится, навстречу — мониторы «Ударный» и «Мартынов».

Ночь была уже на исходе, луна поблекла, начинало светать. Корабли, смутно различимые через стереотрубу в клубах дымовой завесы, поворачивали в Килийское гирло, огибая заболоченный мыс Чатал. Это место тоже относилось к опасным.

Из плавней Чатала неоднократно открывали огонь орудия некрупного калибра. Они могли обстреливать цели на нашем берегу, а тем более корабли на фарватере, почти в упор. Их подавляли, пытались даже захватить, прочесывая плавни со стороны плацдарма у Сату-Ноу, но кочующая батарея куда-то исчезала, а потом вновь давала о себе знать. Там ли она теперь, было неизвестно.

Оказалось — там. Батарея поторопилась себя обнаружить, открыв огонь раньше, чем корабли с ней поравнялись. А в воздухе снова находились «ястребки», поднятые для штурмовки. Открыли на ходу ответный огонь и сами мониторы (когда проходили Исакчу и Тулчу, их артиллерия молчала, чтобы не обозначать врагу цель). Просянов перенацелил на Чатал 725-ю береговую батарею, а 726-я, самая дальнобойная, продолжала обстреливать Тулчу.

Обстрел кораблей с мыса прекратился. Над широким плесом, который им еще оставалось пересечь, стал сгущаться, словно спеша их укрыть, предутренний туман.