По течению (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 55

Но логично было предположить, что враг не лез в одиночку. Тогда-то Салли заметила тонкий высушенный стебель бамбука, просунутый через щель возле заколоченного окна. Только силуэт, черное длинное пятно на сером фоне стены.

Девушка поняла, что главарь в сумраке еще не заметил второго диверсанта, выдергивая нож из брюха первого врага, который медленно оседал, пытаясь удержать выпадавшие внутренности.

Салли оцепенела, осознав, что счет ведется на доли секунды, что некто намерен выстрелить из стебля бамбука. Несомненно, отравленной иглой. Для чего еще такие трубки? Бесшумные и смертоносные.

Ей бы промолчать и избавить весь остров от гнета одного из тиранов. Но ведь это ее личный кошмар, ее покровитель, тот, кто наделял ее существование определенным, хоть и страшным, смыслом. Нет! Он все еще не заметил. Неужели? А она, беспомощное создание, от страха всегда немела, руки-ноги отнимались, как у садовой сони. Однако в критических ситуациях ей помогала ее темная сторона, ее «темный фрегат», который, кажется, был всегда заодно с Ваасом, всегда поддерживал его. Но предупредить главаря своим долгом считала именно Салли, забитая и безобидная.

— Ваас! — сорвался голос девушки, когда она рассеянным взмахом рук указала на окно. И главарь вовремя успел отпрянуть от выстрела отравленного дротика, а ответом послужил гул пистолета. Пуля прошила доски штаба, но врага не задела, однако на шум тут же всполошились сначала сторожевые собаки, подняв гулкий лай, а затем пираты.

Когда Ваас распахнул дверь, осторожным прыжком выскакивая наружу, второй враг уже захлебывался в собственной крови, пытаясь отбиться от двоих здоровенных волкодавов. В свете тусклой луны черными реками отчетливо выделялись фонтаны, хлеставшие из горла воина племени ракьят. Вскоре он затих, а собаки продолжали рвать его плоть, то ли от голода, то ли от желания убивать. Что же делали с животными, если они уподобились человеку в тяге к разрушениям? Мощные челюсти выгрызали гортань, вырывали сухожилия… На аванпосте гудела сирена, обыскивали окрестности, прочесывая лес, но больше никого не нашли.

Очевидно, эти двое не намеревались возвращаться к своим, потому что их целью было одно — любой ценой уничтожить главаря. Камикадзе, смертники. Но не удалось, не в этот раз, не в их пользу звезды сошлись, когда Салли вскрикнула. Порой не существовать ни для кого оказывается выгодно. Человек-невидимка, в котором никто не усмотрит опасности.

Девушка с опаской выглядывала из-за спины Вааса, не ощущая ни сожаления, ни ужаса убийства, ни факта того, что она помогла своему мучителю избежать гибели. Но будто ракьят пришли за ней, будто в их планы входило освободить ее! Ах, если бы!

Она уже знала, что воины племени чужаков не жаловали, там ее могла в самом лучшем случае ждать судьба чьей-нибудь младшей жены или, может, тоже прислуги, рабыни. А в худшем, как рассказывал Ваас, ее вообще принесли бы в жертву древнего культа, главой которого являлась Цитра. Но нет, кровавое подношение богам должно нести какой-то смысл, быть либо духовно чистым и сильным, либо представлять поверженного врага. Какой смысл отдавать в дар древним злым духам говорящего цыпленка? Никакого. Так что Салли ощущала, что везде ее ждут только унижения и в лучшем случае ничтожные подачки минутной жалости.

Некуда лететь, ведь нигде не ждут. И от этого крылья птиц атрофируются. Так было всегда, и ничто не менялось, будто она не заслужила изменения. Может, и не заслужила. Что она полезного сделала за свою короткую жизнь, кому помогла, кого утешила? Все жаловалась и причитала о своей горькой судьбе. Только была ли возможность у нее делать хоть что-то? Может, она хотела когда-то обнять весь мир, отдать свою доброту всем и каждому, но получала только новые удары. И однажды сердце ее оглохло, перестало оценивать, отделять добро от зла. Но вот сделала — отвела гибель, предупредила о дротике. Хотя, может, так ей только казалось.

— Какого ***, отрепье? Вы проспали лазутчиков, ***! — вскоре рокотал голос Вааса.

Сердце Салли бешено колотилось, но она не могла оторвать взгляд от главаря, с каждым разом все больше убеждаясь, почему пираты последовали за ним. Ведь он великолепен. Его рефлексы, его выносливость. Дикий зверь в образе человека, просто ошибся воплощением. Вот только для чего он пытал ее? Неужели ему доставляло удовольствие наблюдать за мучениями беззащитной девочки? Ему, такому сильному и непобедимому?

Вскоре, раздав тумаки и приказы, Ваас вернулся в штаб, откуда уже вытащили тело первого убитого ракьят, а Салли старательно оттерла все следы крови. Спать не хотелось, адреналин переливался в груди, стуча в висках. Ваас вернулся, и девушка преданно смотрела на главаря, прижимая руки к груди — жив. Он жив. А ведь кто знает, что случилось бы с ним, не заметь она второго ракьят? Конечно, вряд ли он нуждался в помощи, вряд ли он мог не заметить такую очевидную опасность.

— Че зенки вылупила? — только и послышалось от него, когда он раздраженно скручивал себе косяк марихуаны — обычное дело для всех на острове, способ успокоиться, расслабиться.

— Ты… — выдохнула Салли, осознавая, что дальше она не придумала, что сказать, потому что при каждом взгляде на главаря все слова покидали голову, обычно от страха, а теперь… Она даже не знала, как назвать это чувство, только вспоминала, какими отточенными были его движения, когда он выслеживал врага, как ловко он взмахнул ножом. Бен бы так не сумел, Бена, наверное, обезвредить мог даже обычный парнишка из племени.

Только Бенджамин никогда не пытал ее, а лечил. Но он казался всегда неким заоблачным созданием, почти из другой касты, как в Индии, а она… неприкасаемая, зараженная наследственной несвятостью. А Ваас был здесь, рядом с ней, живой. Казалось, он способен устанавливать законы мироздания. И свою смерть он тоже мог призвать, когда хотел, а мог отшвырнуть, как шелудивую псину. Он управлял роком и судьбой. Так казалось, хотя в тот вечер чуть не погиб от дротика.

— Что я? — усмехнулся главарь, улавливая малейшие интонации в голосе своей пленницы. Он вообще невероятно ощущал любую эмоцию человека, будь то подчиненный или пленник, и умел отлично манипулировать ими, предугадывая опасность, распознавая фальшь, так что несколько заговоров местных командиров отрядов провалились еще в начальной стадии, а уж судьба участников оказалась страшнее, чем показательные казни ракьят.

— Ты… Это… Невероятно! Было, — сбивчиво пробормотала Салли.

Ваас ухмыльнулся, закурив. После пары затяжек улыбка его сделалась еще более широкой и довольной, чем до этого. Да, он наслаждался чувством собственного превосходства над всем этим сбродом. Быть в чем-то лучшим, быть главным — это стоит немалых затрат, которые себя оправдывают, хотя удержаться на вершине чрезвычайно сложно, но тем слаще каждая новая победа, даже мелкая.

— Будешь? — Ваас заманчиво предлагал Салли свой косяк. Девчонка обомлела от такой невиданной щедрости. Она давно уже сидела на легких наркотиках: последнее, что позволяло окончательно не свихнуться или, наоборот, ускоряло движение прямиком в пасть безумия. Но какое это имело значение, и кто устанавливал границы нормальности? В легких снова разливался дурманный дым, окутывавший разум тягучим ощущением, благодаря которому немного отступал страх перед главарем, а тело делалось податливым и мягким, словно студень медузы, которая несется сквозь толщи океана, повинуясь случайным потокам.

Большую часть курева Ваас все равно оставлял себе, да Салли много и не требовалось. Сквозь полуприкрытые глаза она рассматривала главаря, не зная уже, снится ей или в реальности ли его соленые от пота губы придвигаются к ее рту. Ее кожу щекотала его бородка-эспаньолка, отчего по телу девушки начинали пробегать приятные волны, особенно, когда язык пирата бесцеремонно сплетался с ее языком, который невольно отвечал похожими круговыми движениями. Слышалось только шумное дыхание, будто они выпивали друг из друга кислород, и жадное, страстное, влажное причмокивание.